Немецкий детектив - Кирст Ханс - Страница 40

— И нужно поскорее с нее спасаться, пока эта кёльнская акула не проглотила всех?

— Умница, — благодарно улыбнулся Шмельц, в котором вновь воскресла надежда на успех. — Как было бы хорошо, если бы Вардайнер больше полагался на тебя.

— Петера не переделаешь, да я и не хотела бы. Но у Бургхаузена взгляд на жизнь гораздо более трезвый. Устроить вам беседу с глазу на глаз?

— Не мне, а Тиришу. Он знает все в деталях, а я бы предпочел…

— Начинаем финальный тур состязаний! — раздался голос распорядителя.

— Я уже привык, — величественно провозгласил апостол хеппенинга Неннер, — что большая часть общества, разумеется, и полиция в том числе, меня не понимает и не признает.

— Тут вы ошибаетесь, — заметил Михельсдорф. — Мы искусством очень даже интересуемся!

— И не пытайтесь убедить меня, уважаемый, — махнул рукой Неннер. — От полиции я ничего хорошего не жду, и ей тоже рассчитывать не на что. Прошу иметь это в виду.

Неннеру явно доставляло удовольствие ощущать себя жертвой полицейского произвола. Но в глубине души он все-таки надеялся, что о нем ничего не знают и ему ничего не смогут пришить.

Тут он ошибался. Инспектор Михельсдорф, который, как бульдог, шел по следу неизвестного сексуального маньяка, не оставлял ничего на волю случая. И на этот раз он подстраховался не только у Рикки, хозяина дискотеки «Зеро», но и у Гамборнера из отдела по борьбе с наркотиками, специалиста по организации облав.

Инспектор Гамборнер был так же неумолим и одержим своей работой, как Михельсдорф. Он создал коллектив опытных специалистов, которых было не отличить от хиппи, и часто добивался исключительных успехов.

Только началась беседа с Неннером, Рикки, как велел инспектор, кинулся к телефону и набрал условленный номер. Через три минуты команда Гамборнера уже шуровала на полную катушку. Сопровождали ее сотрудники в форме, перекрывшие все входы и выходы.

А еще через несколько минут, после молниеносно проведенного обыска, двух посетителей отправили на опознание, еще для одного вызвали «скорую помощь», в четвертом опознали преступника, находившегося в розыске. И наконец, нашли пятьдесят граммов гашиша в полиэтиленовом пакетике. Не у кого-нибудь, а у Неннера!

— Этим я займусь сам! — заявил Михельсдорф.

Гамборнер кивнул, приятельски подмигнув.

— Согласен. Только не забудьте прислать нам экземпляр протокола.

Прошло минут пять, и в заведении все выглядело так, как будто ничего не случилось. Рикки поставил на проигрыватель диск «Год спустя». И посетители, среди которых на этот раз не было Манфреда и Амадея — они сидели в «Сент-Джеймс клубе», опять азартно спорили, пили и целовались. По залу вновь поплыл сладковатый дым, поднимавшийся над заляпанными столами, переполненными пепельницами, лохматыми головами блаженно улыбающихся курильщиков марихуаны. И только Неннер, сидевший лицом к Михельсдорфу, тупо уставился в стол.

— Понятия не имею, как эта гадость могла попасть ко мне в карман.

— Главное, что она там была, — отрезал инспектор.

— Наверное, мне подсунули; уверяю, я настоящий художник, и творческой фантазии мне и так хватает. Наркотики я презираю…

— Кто вам поверит? — На Михельсдорфа это впечатления не произвело. — У вас нашли гашиш, и немало. Достаточно, чтобы вас не только арестовать, но, может быть, и отправить на лечение в закрытую спецбольницу.

— Вы говорите «может быть»? — Неннер поймал на лету намек инспектора. Теперь он походил на перепуганного мопса. — Может быть — это значит, что может и не быть?

— Дорогой мой, у нас есть один принцип: важнейшее важнее важного, — стараясь говорить мягко, пояснил Михельсдорф. — Понимаете, что я имею в виду?

Неннер понял.

— И что же важнейшее для вас в этом случае?

— Подробности вам ни к чему. Речь идет об известной вам Хелен Фоглер. Я хочу знать, когда и сколько требовала и получала она за известного рода услуги, которые оказывала мужчинам. Вам что-нибудь известно об этом?

— Вообще-то вряд ли, — осторожно произнес Неннер. — Но если это мне поможет избавиться от этой чертовой аферы с гашишем, то знаю совершенно точно.

— Тогда давайте, и поживее: имена, даты и все прочее!

Диалоги на балу в Фолькс-театре, во время финального тура чемпионата по бальным танцам

1. Вольрих и Лотар в дальнем ряду столов:

Вольрих: Похоже, вам тут не слишком нравится.

Лотар: Я выполняю свои служебные обязанности. Какая разница, нравится мне это или нет?

Вольрих: Ну что вы, для такого человека, как вы! Ведь вы у нас писатель! Мне говорили, «Человек в бурю» — одна из лучших книг о Второй мировой войне. И вдруг вы начинаете коллекционировать музыкальные шкатулки и редактировать дорожные репортажи… А вот теперь — репортерская поденщина. Не жаль своих сил?

Лотар: Знаете, чего мне жаль? Что вам никто как следует не даст под зад!

Вольрих: Не стройте из себя героя! Ведь завтра вы явитесь ко мне на ковер, и посмотрим, кто кому надает под зад!

2. Ассистент фон Гота и Карл Гольднер в «Серебряном баре»:

Фон Гота: Вы кажетесь весьма довольным собой, герр Гольднер. Жить самому и давать жить другим — типичный девиз нынешнего Мюнхена. Полагаете, так рассуждал и Вардайнер, когда последний раз одалживал у вас квартиру?

Гольднер: Ага, вы уже в курсе. Ну, впрочем, об этом многие знали. Ну и что? Квартира моя, могу с ней делать что хочу. Вы что-нибудь имеете против? Претензии с моральной точки зрения?

Фон Гота: Такую роскошь не могу себе позволить, особенно насчет вас. Но вот боюсь, что ваше великодушие не так неуязвимо, как вам кажется. И некоторые ловкачи уже нашли зацепку. Примите это как дружеское предупреждение.

— Я уже ждал тебя, — сказал отставной комиссар Келлер своему другу Циммерману.

Тот устало опустился в одно из кожаных кресел и пожаловался:

— Теперь я словно волк из сказки, который наглотался камней и не смог их переварить.

— Не философствуй, а рассказывай, что, собственно, случилось и почему ты уже несколько ночей не можешь как следует выспаться!

Циммерман начал подробно рассказывать о случае на Нойемюлештрассе, поглаживая при этом пса, который дружески терся о ноги. Не умолкал он и тогда, когда Келлер вышел на кухню и вернулся с двумя бутылками пива.

Когда через полчаса и рассказ, и пиво подошли к концу, Келлер задумчиво произнес:

— Я верю, Мартин, ты справишься сам. И даже не собираюсь обращать твое внимание, что в этом случае меня беспокоит больше всего: уж слишком много тут запутано людей из высшего общества. Ты сам это знаешь. Зачем ты, собственно, пришел?

— Одно мне не дает покоя, — признался Циммерман, доставая из кармана сложенный лист бумаги. — Вот список людей, задержанных в облаве, его мне передал Кребс.

Келлер долго изучал список, потом сказал:

— Если в двух внешне не связанных случаях появляются те же фамилии, значит, могут существовать какие-то зависимости. Всегда стоит этим заняться, и повнимательнее.

— Спасибо, — сказал Циммерман. — Я рад, что ты того же мнения.

— А что еще тебя беспокоит? — спросил Келлер.

— Одно из донесений — о слежке за Вардайнером и Файнер в квартире Гольднера. — Он протянул листок Келлеру.

Тот с видимым удовольствием его просмотрел.

— Ну, милый мой, — со смехом заметил Келлер, — ведь это самая банальная история, как будто из романа о галантном авантюристе.

— Но кто-то придает ей важное значение. А генеральный прокурор Гляйхер ее счел вообще важнейшим во всем деле. Можешь объяснить, почему?

Келлер сосредоточенно кивнул.

— У нас все еще действуют законы, по которым это можно толковать как наказуемый поступок. И при желании можно раздуть целое дело. Мне кажется, такого рода материалы не следовало бы держать вместе с другими. Лучше всего было бы спрятать их на самое дно сейфа.