Пираты - Рис Селия - Страница 27

• Предыдущая
• 27/84
• Следующая

— Разве вы ничего не знали? — спросил он, понизив голос.

Я открыла рот, но не смогла выговорить ни слова. Неожиданно в памяти всплыли слова отца, сказанные им в день нашего приезда из Бата. Мы тогда остались вдвоем в его кабинете. Я вновь услышала их так же явственно, как если бы он сейчас находился рядом со мной:

— Если я попрошу, ты ведь выручишь нас, правда, Нэнси? Ты сделаешь это? Ради меня? Ради нашей семьи?

Бартоломе повернулся к Джозефу. Под его тяжелым взглядом, холодным и непроницаемым, как вода в бездонном колодце, тот виновато заерзал в кресле и даже, кажется, слегка протрезвел.

— Ну, не то чтобы совсем ничего… Мы давали понять… — пустился он в сбивчивые оправдания, нервно крутя ножку коньячной рюмки. — Но я уверяю вас, что Нэнси прекрасно понимает, сколь важен этот союз для нашей семьи и всех тех, кто от нас зависит и опирается на нашу поддержку. — Он буравил меня своими бледно-голубыми глазами, в которых я прочла предостережение и угрозу. — Это капитаны и матросы наших судов, служащие наших предприятий и их семьи, наши слуги Сьюзен и Роберт, Филлис и Минерва… — Каждое имя, перечисленное Джозефом, отзывалось болезненным уколом прямо в сердце. — Кроме того, у Генри в Адмиралтействе полно высокопоставленных друзей. Всем известно, как вовремя замолвленное словечко может способствовать успешной карьере… Или наоборот. Да что говорить, когда вы сами прекрасно знаете, участь скольких людей напрямую связана с нашим благосостоянием.

Брат обращался к Бартоломе, но слова его предназначались мне. И Адмиралтейство он упомянул умышленно, давая понять, что ему все известно об Уильяме. Таким образом, я попала в безвыходное положение. Судьба всех, кто был мне близок и дорог, целиком и полностью зависела от моего решения.

Нет, ну какие же все-таки подонки эти мужчины! Что отец, что братья, что Дьюк и Бартоломе с их кровожадными наклонностями. Подлые, коварные беспринципные и абсолютно безжалостные! Загнали меня в тупик и приперли к стенке. Что же делать? Пока Джозеф распинался, я усиленно соображала, как же мне все-таки перехитрить их всех и не позволить осуществить свои эгоистичные и корыстные замыслы? И как при этом самой уберечься от опасности и не угодить ни в одну из расставленных мне ловушек?

— Я безусловно польщена и тронута вашим предложением, сэр, — ответила я наконец, скромно потупив взор. — Но я даже не знаю, что сказать. Все это так неожиданно…

Последнее утверждение ни на йоту не отступало от истины. Пока я приходила в себя и пыталась свыкнуться с мыслью о скором замужестве, с противоположного конца стола послышался голос Изабеллы — грубый и низкий, почти мужской. Она говорила на незнакомом мне иностранном языке, но мне почудилось, что в интонациях произнесенной ею фразы кроется какое-то предупреждение.

— Сестра говорит, что вы еще очень молоды, — перевел бразилец.

Он уже успокоился, сочтя, должно быть, мое смятение естественным проявлением девичьей неопытности и стыдливости.

— Вы оказываете мне огромную честь, сэр, — продолжала я, приободренная неожиданной поддержкой, — но вы застали меня врасплох. К сожалению, никто не соизволил заранее поставить меня в известность о ваших намерениях, а посему я прощу вас не торопить с ответом и дать мне время собраться с мыслями и немного подумать. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Да, конечно… — пробормотал Бартоломе, хотя всем было ясно, что подобного развития событий он никак не ожидал.

Его свирепый, испепеляющий взгляд, направленный на Джозефа, пропал втуне. Тот трусливо уклонился, низко опустив голову и уставившись в донышко своего бокала.

Изабелла неожиданно рассмеялась и снова каркнула что-то невразумительное. При этом ее маленькие глазки зловеще блеснули.

— Что говорит ваша сестра? — насторожилась я.

— Она говорит, что раздумывать не о чем. Мужчины решают, женщины повинуются. Но у меня широкие взгляды, и я готов принять во внимание тот факт, что у каждой нации свои обычаи. Обещаю, что у вас будет достаточно времени, чтобы хорошенько обо всем поразмыслить и принять правильное решение. А пока разрешите вручить вам мой скромный подарок.

С этими словами он извлек из внутреннего кармана продолговатый плоский футляр из зеленовато-серой телячьей колеи и бережно выложил его на белое полотно скатерти. Затем расстегнул золотую застежку и раскрыл футляр. Мы с братом инстинктивно придвинулись ближе, а Бартоломе со скучающим видом откинулся на спинку кресла, исподтишка наблюдая за нашей реакцией и явно наслаждаясь произведенным эффектом. Джозеф сдавленно ахнул. Глаза его затуманились алчностью пополам с восторгом. В то время я еще плохо разбиралась в драгоценностях, но подаренный мне гарнитур был великолепен даже на мой неискушенный вкус. Ожерелье из идеально подобранных рубинов — каждый величиной с ноготь моего мизинца и в оригинальной золотой оправе, — и пара сережек с еще более крупными камнями грушевидной формы. Переливаясь на свету тысячью граней, они походили на застывшие кровавые слезы.

— Я питаю особое пристрастие к драгоценным камням, — с улыбкой заметил бразилец. — Они не ветшают, не тускнеют и не теряют в цене. Их легко унести, спрятать и держать при себе, — самодовольно похлопал он по карману, — и они никогда тебя не подведут. Помните об этом.

Я запомнила слова Бартоломе и до сих пор благодарна ему за ценный совет, хотя, давая его, бразилец вряд ли подозревал в тот момент, как здорово он мне пригодится уже в самом ближайшем будущем.

— Это очень редкие камни. — Вынув из футляра одну из сережек, он поднес ее к глазам, разглядывая на свет. — Особенные.

— Они безупречны! — восторженно выдохнул Джозеф. — Дайте взглянуть.

Но Бартоломе проигнорировал его просьбу и повернулся ко мне, заметив вскользь:

— Не совсем так. Каждый из них, хотя и чистой воды, имеет небольшой изъян, за что и ценится гораздо выше, чем точно такой же, но без изюминки. Вот, взгляните. Будто какой-то иной мир заключен у него внутри…

Он поднес рубин ближе к пламени свечи, плавно покачивая зажатую между большим и указательным пальцами серьгу. Присмотревшись, я разглядела в самом центре крошечное пятнышко более густого и темного окраса, подобно сердцу, наполняющему тело камня жизнью и заставляющее его пылать своеобразным внутренним огнем.

Дав мне вволю налюбоваться, Бартоломе очень осторожно и аккуратно, почти благоговейно, уложил серьгу обратно в футляр. Да, это было настоящее сокровище, достойное особ королевской крови. Возможно, гарнитур изготовили для одной из испанских инфант, возможно, его заказали в качестве подарка любимой наложнице Великого Могола [28], но как бы то ни было, до места назначения он не дошел, доставшись в числе прочих трофеев этому морскому разбойнику. Во всяком случае, я подобных камней еще не видела. На них можно было приобрести целую флотилию, и я ничуть не удивилась жадности и вожделению, написанным на лице брата.

— Щедрый подарок. Исключительно щедрый! -пробормотал он, потянувшись за футляром, однако бразилец вежливо, но решительно отвел его руку.

— Подарок вашей сестре, а не вам, мой друг, -с едва уловимым сарказмом в голосе напомнил Бартоломе и вопросительно посмотрел на меня. — Вы позволите, мисс Нэнси? — Он вышел из-за стола, обогнул мое кресло, ловко накинул на меня вынутое из футляра ожерелье и привычным движением защелкнул замочек. Касающиеся моей кожи гибкие пальцы были мягкими и теплыми, тогда как золото и каменья облегали горло холодным, жестким ошейником. — Готово! А теперь давайте посмотрим, как оно вам идет.

Бразилец помог мне подняться, велел прихватить сережки и подвел к большому каминному зеркалу, сам же остался стоять у меня за спиной, положив мне на плечи свои изящные смуглые руки. Я бросила опасливый взгляд на наше двойное отражение. Так и есть! Ожерелье опоясывало мою шею уродливым, кровоточащим шрамом. Бартоломе нахмурился.

— Рубины лучше всего смотрятся на фоне молочно-белой кожи, — словно оправдываясь, пустился он в объяснения после затянувшейся паузы. — С вами же, моя дорогая леди, здешнее солнце сыграло злую шутку. — Бразилец с неодобрением покосился на мои плечи, лицо и шею, сплошь покрытые золотистым загаром. — Но вы не волнуйтесь, все еще поправимо. Рубины чувствительнее других камней и быстрее реагируют на теплоту человеческого тела. Взгляните сами. Видите, как на глазах меняется и густеет их цвет? — Он чуть присел, и глаза наши оказались на одном уровне. — А теперь вообразите, насколько эффектнее они будут выглядеть, когда к вашей коже вернется ее алебастровая белизна. — Почти невесомые, как перышко, пальцы Бартоломе ласкающе прошлись по моим обнаженным плечам. Глаза его подернулись поволокой ностальгической грусти, и я интуитивно почувствовала, что он видит в зеркале не меня, Нэнси Кингтон, а странным образом воплотившийся во мне чей-то образ из отдаленного прошлого. Бразилец тряхнул головой, отгоняя наваждение, и закончил своим обычным тоном: — Моя сестра никогда не выходит из дому в дневное время иначе как под вуалью. Если хотите, чтобы ваша кожа приобрела прежний вид, рекомендую последовать ее примеру.

• Предыдущая
• 27/84
• Следующая