«Третий ангел вострубил...» (сборник) - Фишкин Михаэль - Страница 3

– Лидия Петровна, ― представилась хозяйка. ― Нина много мне рассказывала о вас и по ее рассказам я вас таким себе и представляла. Добро пожаловать за стол, который мы с Ниной накрыли в честь вашего дня рождения!

Трапеза и беседа затянулись до сумерек. Все это время Нина смотрела влюбленными глазами на Михаила, почти не принимая участия в разговоре.

Попрощавшись, он отправился ночевать к родственникам, жившим на другом конце столицы.

Утро следующего дня выдалось пасмурным. Небо заволокли серые тучи, из которых временами моросил нелетний дождик. Сразу похолодало. Поеживаясь в своей легкой куртке, перебежками Михаил добрался до будки ближайшего телефона-автомата и, опустив монету, набрал номер Нининой квартиры. Трубку долго никто не поднимал, а потом раздался голос Нининой мамы:

– Алло! Кто говорит? А, это Миша. Я позову Нину? Она сейчас подойдет».

– Доброе утро, доктор! Как было с ночлегом? Все в порядке? А то мама уже волновалась: жалела, что не предложила тебе остановиться у нас.

– Да нет ― все в порядке! Жаль, что с погодой сегодня не повезло, но у меня есть предложение! Я, к своему стыду, еще ни разу не был в Третьяковской галерее и буду очень благодарен, если согласишься быть моим гидом.

– Договорились. Встречаемся через час у главного входа.

Взяв зонтик, Михаил на метро добрался до выстроенного под старину со славянской вязью под крышей кирпичного цвета здания художественного музея. Через несколько минут появилась Нина.

– Пойдем, сегодня из-за выходных должна быть длинная очередь за билетами. Но может нам повезет, и из-за дождя люди остались дома.

Очередь оказалась небольшой и очень скоро они оказались на втором этаже здания в зале художников-передвижников.

– В этой галерее много полотен Левитана. Это, пожалуй, кроме зала иконописи, самое интересное, что тут стоит посмотреть, ― голосом опытного экскурсовода сказала Нина.

Михаил остановился у трех крохотных, размером в половину печатной страницы, картин Левитана. Это были почти эскизы и изображали деревянный дом с палисадником весной. Яркая, свежая зелень только что раскрывшихся листьев деревьев и кустов, на фоне серых бревен и крыш деревянных срубов, наполняла воздухом и жизнью эти небольшие полотна.

«Эти картины, как открытое окно в мир весны, пробуждения, в мир победы над всем серым и скучным! ― думал Михаил. ― Похожее впечатление испытываешь только в зале французских импрессионистов в Эрмитаже, у которых воздух прозрачен и свеж, вода мокрая, а солнечные лучи наполняют все своим теплом и светом. Ни одна фотография не может повторить этого!» Все это ему хотелось сказать Нине, но он боялся, что она сочтет это слишком патетичным.

Выйдя из галереи, они некоторое время шли молча. Дождь уже закончился, и о нем напоминали только небольшие лужи на тротуаре и неповторимый аромат «после дождя». Первой тишину нарушила Нина:

– Ты очень понравился моему папе. В качестве «жеста доброй воли» и подарка на твой день рождения он даже достал нам два билета в театр на сегодняшний вечер. Ты ведь не занят, правда?

– Да, конечно, это великолепная идея!

– Тогда проводи меня до метро, а вечером подъезжай к театру Вахтангова. Будь там к шести и постарайся не опоздать.

– Разумеется, я буду вовремя!

В театре давали «Ричарда Третьего». И от поднятия занавеса до последних хлопков восторженных аплодисментов Михаила не покидало ощущение того, насколько изменилась жизнь за прошедшие столетия, став надежнее и гораздо спокойнее. Во время спектакля он украдкой поглядывал на Нину, а та, казалось, была всецело увлечена происходящим на сцене. «Коня, коня! Полцарства за коня!» ― раздалась реплика актера, и слеза скатилась по Нининой щеке. «Господи! Как она очаровательна!» ― подумал Михаил.

Из театра они возвращались под руку пешком. В воздухе все еще стояла влага утреннего дождя. По шоссе куда-то стремительно неслись, слепящие фарами, автомобили.

– Знаешь, Нина, я уже почти десять лет сочиняю стихи и сейчас вспомнил одно «пророческое» ― о тебе. Вот послушай:

После этого наступила длинная пауза и уже почти перед самым Нининым домом Михаил, не в силах сдержать чувства, обнял Нину и нежно поцеловал. Нина не оттолкнула его. И так они долго стояли, обнявшись в струящемся свете придорожного фонаря.

На следующий день, уносимый нескорым поездом в свою далекую Кинешму, Михаил снова и снова, как любимую грампластинку, прокручивал в голове последние слова, сказанные Ниной в тот вечер: «Я не хочу, чтобы ты уезжал! Обещай мне, что скоро вернешься! Я теперь не представляю свою жизнь без тебя. Пожалуйста, не исчезай!..»

Время летело стремительно. Оставалось меньше десяти дней до свадьбы друга ― еще одной возможности вновь увидеть свою Нину. И доктор Векслер считал не дни ― часы до этого события.

В половину третьего ночи в дверь комнаты на втором этаже общежития, где жил Михаил, настойчиво и отрывисто постучали. Он не сразу проснулся, а проснувшись, несколько мгновений не мог понять, что происходит. Наконец он встал с кровати и пошел открывать дверь. На пороге комнаты стояли двое мужчин, одетых в штатское и с совершенно безразличным выражением лиц.

– Что случилось? ― еще окончательно не проснувшись, произнес доктор.

– Вы Михаил Векслер?

– Да.

– Собирайтесь. Внизу вас ждет автобус. Возьмите только самое необходимое.

– Вы можете объяснить мне, куда и зачем мы едем.

– К сожалению, мы не уполномочены давать какие-либо объяснения, но вам следует поторопиться!

– Выключить электроприборы?

– Можете не выключать. Надеюсь, через несколько дней вы вернетесь, а пока не тяните время. Одевайтесь и спускайтесь в автобус.

Михаил вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ. Спускаясь по лестнице, сопровождаемый сзади и спереди ночными «гостями», молодой человек напряженно пытался вспомнить с кем в последнее время он мог говорить на политические темы. Всего год назад к власти в стране пришел Горбачев, и его первые заявления о демократизации и гласности пока никому не внушали доверия. Слишком свежи были еще в памяти сталинские времена репрессий, хотя тогда, насколько читал Михаил, люди в штатском приходили вместе с понятым, обычно дворником из того же двора. Этой ночью понятых не было.

В небольшом автобусе, с окнами, закрашенными темной краской, сидело еще несколько мрачных и сонных людей. Все молчали.

Через четверть часа автобус остановился у здания одной из средних школ города. В сопровождении людей в штатском группа пассажиров автобуса вошла в помещение школы.

В тесной классной комнате было накурено и душно. Там уже находилось около двадцати человек. Царило напряженное молчание. Так продолжалось почти два часа. Потом вновь появились люди в штатском и так же, не объясняя ничего, препроводили всех сидевших в комнате в два более вместительных автобуса с затемненными окнами. Через полчаса пассажиров высадили рядом с городом на территории военного аэродрома. Там уже находилось большое количество наспех одетых и перепуганных людей.