Похищение - Арсаньев Александр - Страница 31

• Предыдущая
• 31/45
• Следующая

– Завтра, – и его превосходительство протянул нам бумагу.

На обычном белом листе было начертаны четыре коротких фразы:

«Суббота. Десять вечера. Театральная площадь. Петрушечный балаган».

Меня поразила только одна вещь – последнее письмо было написано по-русски. То, что Пряхин выбрал Театральную площадь, я не удивилась. Очень легко затеряться в разноцветной, гуляющей людской толпе. Так меньше шансов, что на тебя обратят внимание, а тем более – запомнят. Петрушечный балаган, насколько я имела представление, стоял на самом краю аттракционов, на углу Никольской улицы. Опять же, очень удобно, можно незаметно подойти и также незаметно скрыться, прихватив деньги. Даже не придется отпускать извозчика. Мальчика можно оставить там же, на углу Никольской. Народу там поменьше, так что нетрудно будет обнаружить ребенка. Удобно, очень удобно. И вряд ли кто-то обратит внимание на человека с…

– Вы намерены передать выкуп? – спросила я у Валерия Никифоровича.

– Конечно! – воскликнул он. – Вы еще спрашиваете?

– А в чем? В саквояже?

– Я не думал… Возможно, – проговорил Селезнев. – А что, это важно?

– Может оказаться важным, – вместо меня ответил Поздняков. – По крайней мере, те, кто будут участвовать в задержании преступника, точно должны знать, в какой именно сумке вы передадите деньги.

– Вы что, хотите его задержать?

– А вы, ваше превосходительство, разве вы хотите, чтобы злодей скрылся с деньгами? – парировал Поздняков. – Его нужно задержать! Я подключу к операции наилучших своих филеров. Они встанут по периметру и мы выловим этого Пряхина, – Михаил Дмитриевич довольно потер руки. – Будет знать!

– Только одно, – вступила в разговор я. – Помните, что Пряхин очень осторожен, у него наверняка наметанный взгляд, и если он почувствует слежку, то никто не сможет гарантировать, что Ника останется в живых.

У Селезнева заблестели от слез глаза, но сейчас нужно было отставить сантименты в сторону и сосредоточиться на поимке шантажиста. Ставкой в этой игре была Никина жизнь, и потому я вовсе не собиралась сейчас предаваться горю, нужно было тщательно подготовиться. Об этом я и заявила. Мужчины со мной полностью согласились, и Валерий Никифорович даже постарался и взял себя в руки.

– Нужно помнить и о том, – продолжила я, – что Пряхин, хотя и пытался убить нас с господином Гвоздикиным, но не может быть до конца уверен в том, что ему это удалось. Значит, повторюсь еще раз – он будет осторожен вдвойне. Я его видела и смогу узнать. И он это непременно учтет.

Мы продолжили обсуждение в том же духе и, наконец, когда за окнами уже начало светлеть и небо из черного стало серым, мы, усталые, но вполне довольные стали прощаться с его превосходительством, условившись встретиться с ним ближе к вечеру.

По нашему плану выходило, что Селезнев ни в коем случае не должен был оставаться на площади, хотя Валерий Никифорович и очень рвался в бой, но мы настояли на том, чтобы он ожидал известий в карете, неподалеку от условленного места. На этом, в основном, настаивала я, опасаясь любых неожиданностей, любого вмешательства.

Агенты Позднякова, переодетые, как говорится, кто во что горазд, должны были занять наблюдательные посты вдоль Никольской, а также Московской улиц, с тем чтобы проследить, в каком направлении отправится наш «объект». Пытаться схватить его на площади, полной людей, не представлялось возможным. И потом, нужно было дождаться момента, когда он возьмет саквояж и оставит мальчика.

Я, со своей стороны, решила погулять неподалеку от балагана в назначенное время. Учитывая то, что внешность Пряхина мне была известна, я могла его заметить раньше филеров. Хотя… Хотя и он, конечно, мог заметить меня. Причем, еще раньше, чем я его. Я обещала мужчинам, что буду предельно внимательна и постараюсь одеться так, чтобы меня было не так уж просто узнать.

– Кстати, – резонно заметил Поздняков, – а вам не кажется, что точно таким же образом рассуждает и Пряхин? Он ведь тоже может прибегнуть к маскараду.

Да, Михаил Дмитриевич был прав. Но все же, я решила, что следует тщательно осмотреть место, а затем уже, пожалуй, и посидеть где-нибудь неподалеку в карете. Я не могла пропустить операцию!

Словом, уже в начале шестого утра, мы с господином подполковником, покинули Селезнева.

Естественно, что, вернувшись домой, первым делом я решила выспаться. Поэтому, легко перекусив, я отправилась в спальню. Алена, помогая мне раздеваться, сообщила, что вчера вечером приезжал господин Лопатин и, не застав меня дома, очень расстроился.

Я немного пожалела о том, что так сложилось, однако, почувствовав вдруг неимоверную усталость, после бессонной и весьма богатой на события ночи, уснула тотчас, едва моя голова коснулась подушки. Однако предварительно я велела Алене разбудить меня часов в шесть пополудни.

Алена разбудила меня в семь, сославшись на то, что «оченно было жаль вас тревожить, барыня, так-то сладко вы почивали». Она заявила, что и вовсе не стала бы меня будить, но вновь прибыл господин Лопатин и моей своенравной горничной ничего не оставалось, кроме как, рискуя навлечь на свою голову мое недовольство, все же меня разбудить. Недовольство она, конечно, на себя навлекла, но времени у меня было не так уж много, а потому я ограничилась грозно сдвинутыми бровями и нестрогим выговором.

Я велела просить Лопатина обождать и, приказав горничной готовить платье и обед, стала обдумывать новое «приключение». Употребив это выражение в очередной раз, я даже несколько расстроилась, памятуя о том, как печально окончилось оно в прошлый раз. Потому я тут же переименовала предстоящее событие. Обозначила на сей раз его по-военному – операцией.

Выбрав в качестве экипировки светло-бирюзовое платье с узором в стиле «меандр», я спустилась в гостиную, где меня уже заждался Серж. Он, увидев меня, искренне улыбнулся и нежно поцеловал мою руку.

– Где вы пропадали, Катенька, – ласково обратился он ко мне (я также позволила называть себя по имени), – можно ли полюбопытствовать? Я был вчера у вас, однако же не застал. Что-то случилось?

– Да, кое-что, – ответила я уклончиво. – Не угодно ли отобедать? Составите мне компанию?

– О, oui. С удовольствием.

Мы прошли в столовую и, каюсь, за сытным вкусным обедом, я таки рассказала Сержу о случившемся с маленьким Николя. Мне давно хотелось поведать ему эту печальную историю, однако прежде меня всякий раз что-то удерживало от откровенности. Почему я не смолчала в тот вечер? Увы, это до сих пор остается для меня загадкой. Возможно, мне просто нужно было выговориться, возможно – мне было невыносимо знание того, что Серж, ставший для меня к тому времени, человеком близким, до сих пор находится в стороне, но более всего, возможно, что моя разговорчивость была вызвана тем, что в тот вечер, на «операции», мне просто необходим был союзник. Человек, который находился бы рядом и, в случае чего, смог бы помочь. Агенты Позднякова, хоть и должны были находиться поблизости, но отчего-то не вызывали у меня спокойной уверенности в удачном завершении сего предприятия. Словом, что теперь пытаться искать причину моему тогдашнему рассказу? Это бесполезно…

Я рассказала и этого довольно. Серж, естественно, был очень взволнован услышанным. Он тут же вызвался помочь, хотя некоторое время и был удивлен тем, что я так вплотную занимаюсь расследованием Никиного похищения. Но, вспомнив, кем был мой супруг – а также некоторые разговоры, что ходили о моей скромной персоне; мое умение обращаться с пистолетами; мои собственные рассказы о некоторый событиях, в которых мне уже доводилось принимать активное участие; мое содействии полиции – господин Лопатин, наконец, сложил все вышеперечисленное воедино и вполне удовлетворился. В его глазах зажегся восхищенный огонек и, склонившись и нежно поцеловав мою руку, он проговорил:

– Да, Катенька, чем больше я вас узнаю, тем больше вами восхищаюсь! Бог видит, я никогда не встречал такую необыкновенную женщину!

• Предыдущая
• 31/45
• Следующая