Питер Снелл. Без труб, без барабанов - Снелл Питер - Страница 28

Мой подход к бегу здесь отличался от позиции в Вангануи перед стартом на милю. На этот раз я определенно шел на мировой рекорд. Еще со времени Олимпийских игр в Риме я хотел добавить к своему титулу олимпийского чемпиона звание рекордсмена мира в беге на 800 м — я очень хорошо знал, что в Европе существующий рекорд на полмили не ставится ни в какое сравнение с мировым рекордом на 800 м. Я был настолько уверен в благополучном исходе дела, что казалось — Барри был гораздо более озабочен, чем я.

Интересно отметить, что в беге на полмили хорошие результаты достигались всегда в тех случаях, когда первый круг проходился быстро. Рекорды устанавливались теми бегунами, которым первый круг протягивали, если на втором им удавалось удержать скорость. В девяти случаях из десяти на втором круге бегун увядал, но одному из десяти удавалось продержаться — и рождалось новое хорошее время.

Я думаю, это обстоятельство достаточно ясно указывает на проблему кислородного долга — фактор, лишающий бегуна сил, и вот почему, несмотря на то, что этот вид сегодня рассматривается как спринт, самое главное в нем — выносливость.

В отличие от других центров острова Южный Крайстчерч еще не усвоил практику старта по отдельным до рожкам, и мы начали бег с кривой линии, пересекающей все дорожки. Я занял позицию у бровки, а Барри был самым крайним. Всего в забеге участвовало восемь человек.

Когда раздался выстрел, Барри бросился вперед, как будто взял старт на 440 ярдов. Помня, что случилось в Вангануи, я доверил свои надежды только лишь одному лидеру и поэтому последовал за ним, хотя и чувствовал, что скорость бега высока. Я увидел, что Джон Борк, другой бегун на 440 ярдов, тоже спринтовал с целью занять позицию у бровки на первом вираже. Возможно, он был лучше приспособлен для старта с кривой, чем я, и спринтовать при старте с внешней дорожки, наверное, вообще разумно.

Однако для меня в этом ничего хорошего не было, потому что после быстрого старта Борк сбавил темп и отпустил Барри. На первых же 10 или 20 ярдах я потерял контакт со своим лидером. Я спешно обошел Борка, но Барри все еще был далеко.

На протяжении менее чем 50 ярдов я понял, что мы двигаемся с убийственной скоростью и что, кажется, от лидерства мне не будет никакой пользы. В отчаянии я крикнул Барри: «Подожди!», но это было глупостью. Он просто не услышал меня.

Дорожка была твердой и быстрой, и мне удалось увеличить шаг. На первой прямой я держался в пяти ярдах от него. Я еще не спринтовал, хотя был недалек от этого. При выходе из второго виража, чтобы удержаться за Барри, мне пришлось поднажать еще.

Стараясь войти в контакт с лидером, я совершенно потерял чувство темпа и, когда мы подбегали к гонгу, приготовился внимательно выслушать свое время, чтобы восстановить контроль над собой. Я ожидал, что хронометрист начнет отсчитывать секунды начиная с «пятьдесят», однако первое, что я услышал, было «сорок». «Пятьдесят» уже прозвучало, когда я пробегал мимо него.

Здесь по каким-то непонятным причинам Барри освободил мне дорожку. Я контролировал свое сознание с необыкновенной ясностью. Возможно, так подействовало сообщение о фантастическом времени на первом круге, и вместо того чтобы почувствовать потрясение и перейти на легкий бег или дрейф, я вдруг быстро сообразил, что чувствую себя сейчас столь же хорошо, а может быть, даже лучше, чем в других состязаниях, когда четверть мили проходил на две-три секунды медленнее.

Подстегиваемый каким-то неистовым импульсом, я забыл о традиционных рекомендациях и усилил темп. Теперь это было чистое состязание с секундной стрелкой. На предпоследней прямой я чувствовал, что бегу еще быстро, и отчетливо сознавал, что на данном участке дистанции иду лучше обоих мировых рекордов. Все, что оставалось, — это продолжать.

Особенных трудностей не возникло до тех пор, пока я не вошел в последний вираж. Здесь усталость от первых 660 ярдов — я пробежал их за 1.16,9 — нахлынула на меня волной. Наступил момент, когда для продолжения бега требовались настоящие усилия. Я чувствовал, что бег замедляется, что уже не могу больше бежать, и в это время выходил только на последнюю прямую.

Нечеловеческими усилиями я заставлял свои ноги двигаться, удерживать шаг; я шатался на омертвевших ногах, отчаянно пытаясь восстановить контроль над собой и сделать все, чтобы увеличить скорость.

Но пробежав ленточку, я не нуждался, чтобы кто-нибудь сообщил мне время. Я знал, что прошел обе дистанции с мировыми рекордами. Отовсюду ко мне бежали люди, большей частью с фотоаппаратами, и я, наполовину отрешенный от всего, смотрел, как другие бегуны заканчивают дистанцию. Вторым пришел Дюпре, третьим — Борк. Я так и не узнал своего результата, пока не было сделано объявление публике.

Наиболее замечательным в этом соревновании было то, насколько быстро и легко я пришел в себя. Я уже испытывал нечто подобное после хороших выступлений, и это доказывает, что способность к восстановлению действительно зависит от состояния сознания. Когда вы знаете, что добились чего-то действительно стоящего, организм погружается в спокойное состояние, в котором все функции легко возвращаются в норму.

Насколько странным был этот бег, пожалуй, лучше всего показать графически, рассматривая время, показанное на 220-ярдовых отрезках. Первые сумасшедшие 220 ярдов я пробежал за 24,8; вторые, когда я сбавил темп, но все же пытался достать Барри — за 26,2; третьи, где я осознал, что могу побить рекорд, — за 25,9 и четвертые, в отчаянной борьбе за продвижение к ленточке, — за 28,2. В сумме это дает 1.45,1 на полмили и 1.44,3 на 800 м. Я побил рекорд на полмили на 1,7 секунды и рекорд на 800 м на 1,4 секунды.

Вплоть до самого финала в Токио у меня никогда не возникала мысль, что я смогу повторить это выступление.

Между прочим, мой лучший результат на 220 ярдов равен 22,4 секунды. Я никогда специально не тренировался к бегу на 440 ярдов, но верю, что могу показать в этом виде что-нибудь около 48 секунд и уж определенно не лучше 47 секунд. Этот факт подтверждает справедливость одного из самых первых утверждений, которое я услышал от Артура: главное требование для полумилевика экстра-класса — выносливость. Он указывал, что для результата 1.50,0 нужно пробежать каждую четверть мили за 55 секунд и что большинство средневиков могут пробежать ее по крайней мере на пять секунд лучше, однако выносливость, достаточную для того, чтобы хорошо пробежать обе четверти мили вместе, имеют лишь немногие.

В этом соревновании я был способен пробежать первую половину дистанции так же быстро, как Мэл Уитфилд и Том Куртней до меня — всего на несколько секунд медленнее самого лучшего своего времени на четверть мили, но в то время, когда они увядали на второй половине, я благодаря своей выносливости, развитой при помощи тренировок марафонского типа, был в состоянии справиться с вызывающим утомление кислородным долгом и прошел оставшуюся часть дистанции с относительно малыми потерями в скорости. Второй круг я пробежал за 54,1. Сравните это с последним кругом, который я пробежал за 53,2 в Инверкаргилле тремя днями раньше.

В Окленде нас ждал веселый финал этого рекордного турне. Удовольствие хорошо похохотать было доставлено нам вместе с экземпляром сиднейской газеты «Санди Миррор» из Австралии. Эта газета редко публикует на первых полосах отчеты о спортивных событиях, но на этот раз на первой странице была помещена даже фотография размером в две колонки. Она предварялась лихим заголовком: «Вот оно, новозеландское чудо!». Ниже следовал пояснительный текст: «Питер Снелл, изумительный новозеландский бегун, демонстрирует хороший стиль бега. Именно это помогло ему побить три мировых рекорда в течение восьми дней». Рядом, соперничая с рассказом о снижении налогов на автомобили, шло описание состязаний.

Далее, на седьмой странице, было помещено еще одно фото, на этот раз в профиль. Оно было втиснуто в статью, присланную из Кэмбриджа, рассказывающую о надеждах Герба Эллиота вернуть себе мировой ре корд.