Питер Снелл. Без труб, без барабанов - Снелл Питер - Страница 47

Сознавая, что Джон — мой главный противник, я не хотел просить его провести меня, как в свое время я просил Робинсона. Я получил бы в таком случае слишком большое преимущество перед Джоном, и мне это казалось не совсем честным. Я предложил две прикидки, где каждый будет лидировать по очереди, однако Джон и Артур дружески заверили меня, что не видят в этом ни какой нужды. Джон с радостью согласился провести меня на первых 400 м за 53 секунды, а уже после этого начать борьбу. Как я уже говорил, его уверенность в себе не знала границ.

Нас обоих несколько озадачило предложение Артура включить в эту прикидку американца Тома О'Хара, которому Артур помогал советами в тренировке. Артур аргументировал это предложение, сказав, что мы таким об разом будем знать, в какой форме находится О'Хара. Мы возразили ему, что и О'Хара, в свою очередь, тоже получит представление о нашей форме, но Артур все же настоял на сроем, и Том побежал вместе с нами.

Слухи о предстоящей прикидке каким-то образом просочились в олимпийскую деревню, и когда мы встали на старт, за нами наблюдала группа зрителей, среди которых было несколько наших будущих соперников, а так же Роже Мунс, приехавший на Игры от бельгийского телевидения, и олимпийский чемпион 1956 года в стипль-чезе английский журналист Крис Бретер. Мы хотели скрыть результаты и поэтому стартовали с начала последнего виража, но никому заморочить голову нам, конечно, не удалось.

Когда дали старт и Джон двинулся по виражу, я поразился наступившей во мне перемене. Я неожиданно почувствовал бодрость и злость, и еще до того, как мы достигли 200-метровой отметки, где Невилл Скотт стоял c секундомером, крикнул Джону идти быстрее.

Мы прошли первые 200 м за 26 секунд и 400 м за 53 ровно. Я бежал сильно и мощно, и, хотя слегка сбавил темп на последних 200 м, мой результат 1.47,1 был удивительным. Дорожка была немного тяжелой, и поэтому я радовался своему результату еще больше.

Мунс разделил мое ликование по случаю обретения формы. Он сказал, что я смогу выиграть оба вида. Еще до прикидки я нянчился с этой идеей, но у меня не было уверенности, что я смогу так быстро возвратить себе быстроту, необходимую для победы на 800 м. Теперь я знал, что могу.

Хотя перед прикидкой мы намеревались скрыть свои результаты, теперь было ясно, какой эффект они окажут на психику моих противников, и я уже радовался, что наши результаты будут рассекречены. О'Хара, конечно, уже знал мое время.

После прикидки настроение О'Хара и Джона заметно переменилось. Я думаю, спесь из них была выбита одним махом. С этого момента я знал, что в предстоящих соревнованиях хозяином буду я. Они это понимали тоже. Я не напрасно верил в свою тренировку. Весь мой огромный труд оправдал себя.

Еще перед Токио в газетах было напечатано мое заверение, что я не буду злоупотреблять встречами с Салли. В связи с этим она сделала мне несколько саркастическое замечание. Салли сказала, что если в Токио у меня не будет ничего на уме, она готова приехать туда в любое время, к любому дню.

Надо же было случиться, что в момент ее приезда я должен был присутствовать на генеральной репетиции открытия в качестве знаменосца на параде участников. Из-за этого мне не удалось ее встретить. Я попытался загладить свою вину, достав ей билеты на все три дня забегов на 800 м. Салли не заказала их заранее, потому что мы тогда еще не знали, побегу ли я 800 м вообще.

Репетиция показала еще раз, насколько японцами продумана организация Игр. Они уделили большое внимание даже самым мельчайшим деталям. Мы прорепетировали полную процедуру открытия, и организаторы даже впустили на стадион публику. В репетиции участвовали, конечно, не все спортсмены, а только знаменосцы и руководители команд, однако была проведена церемония факельной пробежки и в воздух выпустили несколько голубей.

Еще раньше японцы провели полную репетицию парада, в котором участвовали токийские школьники. Они составляли такие команды, которые предполагались в действительности.

В Токио деятельность прессы была поставлена под весьма строгий контроль, и для того, например, чтобы поговорить с новозеландскими спортсменами, представители прессы должны были иметь специальные пропуска и разрешения от руководства команды. Кое-кто обвинял нас в том, что мы не желаем по-настоящему сотрудничать с прессой. Я лично считаю, что лучше поговорить с репортерами, чем ждать, пока они сфабрикуют вымышленные истории или получат о тебе сведения из других, иногда ненадежных, источников. И все же в целом нельзя не признать, что большинство вопросов, которые задают репортеры, по своей сути таковы, что спортсмен не должен на них отвечать. Они требуют открытого предсказания результатов, интересуются, каким образом вы расцениваете будущих соперников, просят сообщить вас о результатах тренировок, о вашей настоящей форме и тому подобное. Нужно быть искушенным человеком, чтобы не обидеть репортеров, не спровоцировав одновременно какое-либо ненужное заявление.

Во время большого напряжения и эмоционального подъема, вызванного обстановкой Олимпиады, спортсмену очень легко заявить что-нибудь такое, на что он никогда не решится в нормальных условиях. Нетрудно себе представить бегуна, только что выполнившего особенно хорошую прикидку. Он ликует, глядя на стрелку секундомера, однако прежде, чем он успевает дать всестороннюю оценку своему достижению, к нему подкатывает репортер.

— Алло. Гугл из лондонского «Иксплоуд». Всего не сколько вопросов.

— Да, да конечно, — бегая трусцой взад и вперед вне себя от радости.

— Как идет тренировка?

— Превосходно. Только что пробежал четверть за…

— Вот как? Это здорово. Как вы собираетесь пробежать в следующий вторник?

(В том же духе) — По тому, как я себя чувствую, соревнования не будут для меня трудными.

— Каковы ваши планы на соревнования?

— Ну, после этой прикидки ничто мне не страшно. Я собирался начать спринт как можно позднее, но теперь если нужно будет начать его за круг до финиша, я так и сделаю.

— Вы хотите сказать, что будете спринтовать сразу после гонга?

— Ну, я не совсем это хочу сказать. Но я готов к этому.

— Аг-га. А если никто не начнет спринт после гонга?

— О, тогда я выйду вперед за 300 ярдов.

— Кого, по-вашему, будет труднее всего побить?

— Ха, мне все равно кто побежит. Достаточно сказать, что я пробежал только что четверть за…

— Какой результат, по-вашему, будет у победителя?

— Давайте посмотрим. Какой у нас сейчас мировой рекорд?.. Так. Ну вот, мне думается, я смогу пробежать примерно на секунду лучше, если кто-нибудь подстегнет меня.

— Даже спринтуя сразу после гонга?

— Да, конечно. Ведь только что я пробежал четверть за…

После этого разговора бедняга видит свою фамилию в крупных заголовках, хотя к тому времени уже плохо помнит, что именно он говорил. Если бы у него было время подумать, его тренировочный результат представлялся бы ему в более реалистических тонах. В момент ликования, как, впрочем, и депрессии, вас могут легко поймать на удочку.

Вот пример того, что случилось со мной. Однажды я заметил в беседе с репортером, что английский бегун Симпсон «в великолепной форме», судя по его прикидкам. Репортер был англичанином, и в его статье была последовательно проведена линия, что я считаю Симпсона своим основным соперником.

Огромное скопление спортсменов в Токио навело меня на мысль, что со временем олимпийские игры должны превратиться лишь в состязания по основным видам спорта с исключением командных видов. Они наверняка будут сведены к простой и старой формуле человеческой борьбы — один против многих, без таких факторов, как техническое искусство командной игры и тому подобное.

Я не собираюсь лезть из кожи и давать советы, что должно остаться, а что нет, потому что в некоторых видах спорта, например в гребле, есть весьма тонкие особенности. Футбольная команда может вести борьбу даже если один из ее игроков не справляется со своим делом, а восьмерка гребцов никогда. Это порождает в последнем случае особый вид командного духа, который, наверное, целесообразно сохранить.