Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа) - Осеева Валентина Александровна - Страница 90

• Предыдущая
• 90/178
• Следующая

Хата Матвеича была охвачена огнем. С треском горели балки, из-под накаленной вздыбленной крыши вырывалось пламя, огонь бушевал в черных провалах окон, длинные красные языки лизали сухие стены. Над пасекой стоял зловещий гул — все трещало, рушилось, разбрасывая далеко вокруг снопы искр. Все гибло. Развесистый дуб над крыльцом стонал, как человек, качая обгорелой верхушкой; по стволу его змейками пробегали огненные искры, ветки обуглились. На молодых вишнях черными узелками скрутились листья; воздух стал накаленным и сухим; в густой траве был виден каждый цветок.

К хате нельзя было подойти. Натянув на голову курточки, ребята бегали вокруг пожарища.

Васек бросался вперед, задыхаясь от нестерпимого жара:

— Матвеич! Матвеич! Николай Григорьевич!

Мазин, черный от дыма, указывал на бушующее пламя.

На глазах ребят стропила с треском провалились, крыша рухнула, Огонь, получивший новую пищу, забушевал еще яростней… С шумом вырывались снопы искр, падали горящие головни.

Ребята отбежали к плетню. Мазин подошел к товарищам.

— Кончено!… — сказал он и, махнув рукой, отвернулся.

Откуда-то издалека раздался вдруг жалобный вой.

— Бобик! — догадался Васек.

У всех мелькнула надежда. Вой повторился, но, потерявшись в шуме пожара, затих.

— Бобик! Бобенька! — кричали ребята, бегая по саду.

Обыскали кусты, бросились по тропинке к реке. По пути натыкались на опрокинутые ульи; в одном месте они были беспорядочно нагромождены друг на друга.

Васек несколькими прыжками достиг берега. Ребята со всех сторон тоже бежали туда. Из кустов выскочил Бобик; он бросался к мальчикам и, взвизгивая, звал их за собой.

Недалеко от воды, за широким пнем, плечом к плечу лежали два товарища. Около них валялись расстрелянные гильзы. Лицо у Матвеича было серое, бескровное. Голова Николая Григорьевича откинулась назад; серебряные волосы с запекшейся кровью прилипли ко лбу.

Неровный горячий свет пробегал по мертвым лицам, на короткие мгновения оживляя застывшие черты.

Ребята остановились.

— Матвеич! — позвал Васек.

Ответа не было. Бобик поднял морду и снова протяжно завыл.

Колени у Васька вдруг подогнулись; он сел на траву и дотронулся до неподвижной, холодной руки Матвеича.

Матвеич был тем человеком, который в памятный солнечный день доверил первое боевое задание пионеру Ваську Трубачеву; Матвеич пригрел и окрылил его мальчишеское сердце.

— Матвеич…

Ребята стояли молча, опустив головы…

Огромное пламя пожара бросало на воду красные отблески.

Ветер, набегавший с реки, знобил плечи.

— Куда мы теперь?… — тоскливо прошептал Петька.

Ему никто не ответил. Кругом были враги и тяжелая чернота ночи.

Мазин мрачно и безнадежно смотрел на воду. Потом повернулся, подошел к Трубачеву и тихонько тронул его за плечо:

— На мельницу надо… Один раз Игнат не пустил меня туда… Может, там свои…

Васек взял на руки Бобика, спустился к реке и, не оглядываясь, пошел по берегу. Ребята гуськом потянулись за ним.

— Подожди, подожди, Валечка! Не заплетай волосы, дай еще поглядеть!

— Ой, какое все золотое! И цветы и травы! Как будто тоненькой золотой паутинкой перепутаны!

Валя, смеясь, закрывает подружек с головой своими распущенными волосами. Девочки, крепко прижавшись друг к дружке, смотрят сквозь тонкие, пронизанные солнцем пряди Валиных волос на лесную поляну.

Пышно доцветает украинское лето; закраснели на деревьях листья, тяжело свесились с кустов спелые гроздья калины, заплелась хмелем синяя ежевика, осыпалась дикая малина. А на лесной поляне, покрытой белыми крупными ромашками, полевой гвоздикой и колокольчиками, еще хлопотливо трещат в траве кузнечики, кружатся бабочки.

— Как хорошо жили бы люди, если б не было на земле фашистов! — задумчиво говорит Лида Зорина.

Нюра Синицына вскакивает. Она в широкой Миронихиной кофте, подвязанной ремешком.

— Ой, девочки, смотрите — все коровы разбрелись! Вставайте скорей!

Девочки, подпрыгивая, разбегаются в разные стороны.

— Красавка! Красавка! — заплетая на ходу косы, зовет Валя.

— Недолька! Буренка! — звучат неподалеку голоса ее подруг.

Каждый день Лида, Валя и Нюра гонят на поляну десяток коров. В Макаровке только у некоторых хозяек остались старые, тощие коровы.

По тайному соглашению с Миронихой, каждое утро хозяйки, увидев девочек, выгоняют за ворота своих коров. Девочки гонят маленькое стадо на лесную поляну. В полдень из лесу тайком приходит женщина. Она доит коров и уносит молоко в лес. Иногда она забирает также хлеб, крупу и сало — все, что удается потихоньку от фашистов собрать в селе для макаровских партизан. Но чаще всего продукты относит в лес сама Мирониха.

Девочки встают очень рано. Натянув на себя старые Миронихины кофты и вооружившись длинными хворостинами, они гонят по улице коров, торопливо пробегая мимо гитлеровских солдат. Влажная серая пыль холодит босые ноги, из-под длинных рукавов выглядывают красные пальцы; свежее утро охватывает ознобом плечи. За селом, где начинается лес, девочки вздыхают свободней. В глубине леса, на зеленой поляне, они усаживаются втроем на старый пень и, поджав под себя босые ноги, с грустью смотрят на покрасневшие листья, на желтеющий лес.

— Скоро сентябрь, — тихо говорит Валя Степанова.

— А я все думаю: кто-то в нашу школу пойдет, на наши парты сядет… — вздыхает Синицына.

Лида Зорина печально смотрит на подруг:

— Другие девочки пойдут… Опять будут у них звенья… и звеньевые…

— А мы как же? — тревожно спрашивает Нюра.

— Мы тоже будем учиться… хоть тайком, а будем… Может быть, в Ярыжках, у Марины Ивановны…

— В Ярыжках? Да ведь это очень далеко!

— Наши ребята попросят дядю Степана взять нас к себе. Там мы будем жить и вместе учиться! — уверенно говорит Валя. — Васек Трубачев придет! Он нас не бросит!

Лица у девочек светлеют.

— А помните, как раньше первого сентября бежали мы в школу! Я, бывало, чуть свет встану в этот день!

— А я помню, как дадут нам в детском доме новые учебники, так я оторваться от них не могу. Все странички перелистаю, все книжки в новую бумагу оберну, надпишу, — счастливо улыбается Валя.

— А потом, а потом! — вскакивает Лида. — Когда еще только подходишь к школе, все кричат: "Здравствуй, Лида! Зорина, здравствуй!" А в классе уже учитель…

— Нет, сначала мы приходим, а потом учитель, и мы прямо сразу, все хором: "Здравствуйте!" — Нюра протягивает вперед руки, как будто держится за парту.

— Здравствуйте, Сергей Николаевич! — повторяют хором девочки и вдруг смолкают… Снова усаживаются на пень и долго сидят, тесно прижавшись друг к дружке.

— Разве без школы можно жить? — грустно спрашивает Лида.

Нюра покусывает стебелек и щурится от солнца. Глаза у нее светлые и зеленые, как трава; щеки обветрились, кожа на руках погрубела, но выражение лица стало мягче, спокойнее. Многое изменилось в Нюре за эти трудные дни. В ней появилась нежная заботливость по отношению к подругам. Ей всегда кажется, что она крепче и сильнее их.

— Валя, надень мои тапочки! У тебя ноги посинели… Давай, Лида, я тебе платок повяжу, — беспокоится она утром, когда они гонят коров.

— Ладно тебе, Синичка! — обнимают ее подруги. — Что мы, какие-нибудь особенные, что ли?

Девочки крепко сдружились и полюбили друг друга.

— Мы как сестры, — часто говорит Валя — У нас даже все мысли одинаковые.

Сидя втроем на поляне, они без конца говорят о школе, о родителях, вспоминают всякие мелочи из своей прежней жизни и рассказывают их друг другу как что-то очень важное.

• Предыдущая
• 90/178
• Следующая