Чердак дядюшки Франсуа - Яхнина Евгения Иосифовна - Страница 53
- Предыдущая
- 53/58
- Следующая
Горько усмехаясь, вспоминала она совет Воклера слагать стихи о страданиях любви и лунном свете. Что ж, может быть, как раз теперь она знала бы, какими словами говорить о неразделённой любви!
Ещё до отъезда Ксавье Люсиль начала заниматься с Катрин письмом и арифметикой. Против ожидания, Катрин охотно согласилась и с большим рвением взялась за уроки. Но двух вопросов нельзя было касаться в беседе с ней: Мишеля и религии. Люсиль сразу же поняла бесплодность попыток говорить с ней о её монахинях и решила, что время для этого ещё не пришло. Надо подождать.
И вдруг грянула весть о лионских событиях. Она мгновенно облетела весь Париж. О них толковали по-разному в разных кругах.
Жак, которого, казалось, ничто не могло вывести из состояния мрачного отупения, на какое-то время очнулся. Но лишь на короткий миг.
Тут подоспело письмо Ксавье. Он сообщал об аресте главарей восстания Анри и его товарищей и о том, что их ожидает суд. Надо нанять адвоката, и желательно парижского, а не лионского. Для этого нужны деньги, а в Лионе их нет и не будет.
Конечно, можно было незамедлительно отправить деньги Ивонне. Но Бабетта и Люсиль решили, что Жаку надо самому съездить в Лион и на месте решить, как действовать. Да и Ксавье хотя прямо не писал, чтобы Жак приехал, но давал понять, что его присутствие в Лионе было бы очень полезно.
Долго уговаривать Жака не пришлось.
Люсиль тем временем обошла своих богатых знакомых и собрала не малую сумму для обездоленных ткачей. К ней она добавила триста франков, полученных за песни от Вальдека, и почувствовала облегчение. Эти деньги её тяготили. А семьям лионских рабочих они ещё как пригодятся!
Что, если и ей поехать в Лион вместе с отцом? Она будет ему там хорошей поддержкой и помощью. В Лионе Ксавье… Может быть, затаённая надежда увидеть Ксавье после долгой разлуки и заставила Люсиль действовать так стремительно. Как бы там ни было, она высказала своё желание вместе с отцом поехать к Ивонне.
И Франсуа, и Клеран одобрили решение Люсиль и обещали взять на себя все заботы о Бабетте. Жаку будет легче вдвоём с дочерью.
Материнское сердце Бабетты чувствовало, что Люсиль хочет поехать в Лион не только для того, чтобы помочь отцу. Ведь в Лионе Ксавье!
И в доме Менье началась усиленная подготовка к отъезду отца и дочери, никогда не покидавших своего крова.
И вот Люсиль в Лионе в семье своего дяди Анри, которого никогда не видела.
Молодую парижанку Ивонна встретила сурово. Люсиль вошла первая, Жак замешкался у тележки, нагружённой корзинками и пакетами со съестными припасами для голодающих ткачей.
Люсиль остановилась на пороге: так вот в какой лачуге ютится семья дяди!
— Я Люсиль, дочь Жака Менье, тётя Ивонна!
— Входите, барышня, не бойтесь. Вы увидите своими глазами, как живут лионские каню.
Слово «барышня» больно кольнуло Люсиль. Жак всегда, вопреки сопротивлению Анри, помогал ему и его семье, но ведь это была капля в море.
Люсиль не могла отвести взгляда от Ивонны. В молодости она, вероятно, была красивой. А теперь увяла, постарела раньше времени, и только чёрные глаза горят как угли.
На полу возятся двое младших сыновей Анри, играя с самодельными игрушками, а старший, Теофиль, сидит у потухшего очага и волком смотрит на неё из угла.
«Ведь он почти ровесник Мишеля! — подумала Люсиль и мысленно представила себе рядом с этим угрюмым мальчиком обаятельного, всеми любимого Мишеля. — Боже мой! Боже мой! Мы живём в Париже, у нас такая обеспеченная жизнь!..»
Её раздумья прервал приход отца.
Взвалив себе на плечи большую корзину, в которой была и одежда, и съестные припасы для семьи брата, Жак еле протиснулся в узкие двери.
— Здравствуй, Ивонна! Не узнаёшь?
Жак бодрился, стараясь казаться спокойным. Ивонна, подавленная своими заботами и горем, тут впервые осознала величину несчастья, свалившегося на голову деверя. «Он стал совсем седой», — пронеслось у неё в голове, и она сказала, отвечая своим мыслям:
— Да, годы не красят человека… — Она побоялась сказать «горе». Оглянувшись по сторонам, она добавила: — Садись, ты устал с дороги, да и вы… — Она подумала немного, но никак не назвала Люсиль, только указала ей на ветхий стул.
Но Люсиль, поблагодарив, села не на стул, а на деревянную скамейку, стоявшую близ того угла, где сидел, скрючившись на полу, Теофиль.
— У тебя нет сестры, Теофиль, одни братья. А ведь я твоя сестра, только не родная, а двоюродная, но это всё одно. Я знаю, чувствую, что мы будем друзьями.
Но Теофиль дичился парижанки. И тогда Люсиль вспомнила о привезённых из Парижа гостинцах, раскрыла один из пакетов и вытащила пряники и леденцы. Малыши стали с жадностью их есть, и даже Теофиль сумрачно протянул руку к леденцам.
Люсиль смотрела, как едят дети, и думала: «Взять Теофиля в Париж означало бы лишить Ивонну опоры и поддержки, как бы ни кончился судебный процесс над ткачами. Но определить Теофиля в лионскую школу — это долг её родителей, самой Люсиль».
В первый же день Жак и Люсиль отправились в Лион к знаменитому местному адвокату Пьеру Бистремо.
Ивонна знала наперечёт все нужды ткачей, могла сразу сказать, кто нуждается больше всех, кто давно без работы, кто болен, кто немощен и стар. Поэтому парижанам пришлось подчиниться, когда Ивонна сама распределила «по справедливости» привезённые деньги и продукты между семьями ткачей, не оставив своей семье ни лишнего франка, ни лишнего куска хлеба.
Дни шли за днями. Парижане показали себя такими деятельными и так хорошо понимающими беду лионских ткачей, что преграда, которая поначалу возникла между приезжими и Ивонной и её друзьями, постепенно рушилась, и парижский наряд Люсиль, хоть и скромный, но так отличавший её от всех, уже не отпугивал местных жителей.
С Ксавье Люсиль виделась несколько раз, но всегда на людях, то ли когда у Ивонны были жёны ткачей, то ли когда к Жаку приходили сами ткачи.
В первый раз, когда Ксавье увидел Люсиль у Ивонны в доме, он ещё ничего не знал о её приезде в Лион и не поверил своим глазам. И всё же это была Люсиль: и не во сне, а наяву. Ксавье всё ещё ждал, как парижский хозяин решит его судьбу, а пока что усердно ходил в контору и мог навещать Ивонну только по вечерам.
Чем ближе Люсиль знакомилась с Теофилем, тем сильнее хотела завоевать его сердце. Она вспоминала свой недавний опыт с Катрин. Правда, Катрин жила в иных условиях, чем Теофиль. И всё же девочка была настроена своими монахинями против всяких «светских» занятий и держалась особняком от всех близких. А вот прошло совсем немного времени, и она полюбила уроки Люсиль, с нетерпением их ждала. Может быть, Люсиль удастся найти путь и к сердцу Теофиля?
Люсиль пробовала разговаривать с ним на разные темы, но мальчик чаще всего просто отмалчивался.
— Ты умеешь читать, Теофиль? — спросила его как-то Люсиль, видя, как неумело держит он в руках одну из привезённых Жаком книжек.
Они были одни, взрослых дома не было, ребятишки играли в углу. Света не зажигали из экономии освещения.
— Я умею читать, писать и считать, — с гордостью ответил Теофиль. — Отец выучил меня, когда я пошёл на работу в мастерскую. Там мне пригодилось, что я хорошо знаю счёт. А потом… и у отца времени не было со мной заниматься, да и самому мне было недосуг.
Люсиль поняла, что книгой можно заинтересовать Теофиля, и стала рассказывать ему, как её отец, а его дядя Жак пришёл когда-то в Париж из деревни, как он попал в книжную лавку, а потом и сам стал владельцем кабинета для чтения. О том, какие интересные книги бывают у отца. О чём только они не рассказывают!
Теофиль ловил каждое слово Люсиль. Особенно поразило его, что бывают такие библиотеки или кабинеты для чтения, где на полках стоит множество книг. И каждый может прийти, записаться, внести совсем немного денег и приходить туда и читать, сколько заблагорассудится. Да, но если человек занят у ткацкого станка, у него и времени не будет пользоваться таким вот кабинетом?
- Предыдущая
- 53/58
- Следующая
