Рассказы о привидениях (антология) - Баррэдж Альфред Маклелланд - Страница 43

— Наверное, забыла, — она тщетно напрягла память. — Но если ты ему помог, то почему же тогда он так поступает?

— Вероятно, его уговорил какой-нибудь проныра-адвокат. В деле много технических подробностей и сложностей. Мне казалось, тебя не интересуют подобные вещи.

Женщина почувствовала укол совести. Теоретически она не поддерживала позицию американских жен, которые не вникают в профессиональные дела мужа, но на практике ей редко удавалось сосредоточить внимание на рассказе Война о многообразных сделках, в которых он участвовал. Кроме того, в годы ссылки она чувствовала, что раз ее муж вынужден заниматься тяжелым трудом ради достижения благосостояния, значит, они должны использовать любое свободное время для побега от повседневных обязанностей, для погружения в жизнь, о которой всегда мечтали. Пару раз с того времени, как жизнь очертила вокруг них магический круг, она спрашивала себя, правильно ли поступила; но до сих пор ее сомнения являли собой не более чем ретроспективные экскурсы богатой фантазии. Теперь же она неожиданно для себя впервые понята, как мало она знает о материальном фундаменте, на котором строится ее счастье.

Она взглянула на мужа, и его спокойный вид добавил ей уверенности; однако ей требовались более определенные основания для уверенности.

— Но разве тебя не волнует судебная тяжба? Почему ты никогда не говорил мне об этом?

Он сразу ответил ей на оба вопроса.

— Сначала я не говорил об этом, потому что тяжба меня действительно беспокоила — скорее даже нервировала. Но теперь она уже в прошлом. Вероятно, тебе прислали старый номер „Сентинела“.

Она задрожала от радости.

— То есть все кончено? Он проиграл дело?

Бойн ответил после едва заметной паузы.

— Дело прекратили. Вот и все.

Но она настаивала, словно пытаясь оправдаться перед самой собой за то, что позволила себе отстраниться.

— Он отозвал иск, потому что понял, что у него нет шансов?

— О да, у него не было никаких шансов, — ответил Бойн.

В глубине души она все еще чувствовала смутную тревогу и никак не желала сдаваться.

— Когда прекратили дело?

Он ответил не сразу, словно к нему вернулась прежняя неуверенность.

— Я узнал только что, но я этого ожидал.

— Только что? Прочитал в одном из писем?

— Да, в одном из писем.

Она не ответила и лишь через несколько секунд осознала, что он встал, пересек комнату и сел рядом с ней на диван. Она почувствовала, как он обнял ее, нашел ее руку и сжал в своих пальцах, и, медленно повернувшись, встретила взгляд его улыбающихся глаз.

— Все в порядке… все в порядке? — вопрошала она, чувствуя, как растворяются ее сомнения.

— Даю тебе слово! — засмеялся он в ответ, прижимая ее к себе.

Потом она вспоминала, что самым странным на следующий день было неожиданное и полное восстановление чувства безопасности.

Оно витало в воздухе, когда она проснулась в своей темной комнате с низким потолком; оно спустилось вместе с ней к завтраку, вспыхнуло огоньком в камине и отразилось в самоваре и рифленых боках георгианского чайника. Словно все ее расплывчатые страхи предыдущего дня, обострившиеся в момент прочтения газетной статьи, словно осторожные расспросы о будущем и неожиданное возвращение в прошлое погасили их взаимные долги по нравственным обязательствам по отношению друг к другу. Если она и в самом деле проявляла равнодушие к делам мужа, то ее новое душевное состояние доказывало, что ее вера в него оправдывала такое равнодушие, что перед лицом грозящей опасности и подозрений он заслужил право на ее доверие. Он выглядел самим собой, умиротворенным и спокойным после допроса, которому она его подвергла: словно он чувствовал ее сомнения и не меньше нее хотел внести ясность.

Слава Богу, все прояснилось, как небо за окном, которое казалось по-летнему ярким, когда она вышла из дома прогуляться по саду. Бойн сидел за своим столом с трубкой во рту, склонившись над бумагами, и, проходя мимо библиотеки, она не отказала себе в удовольствии украдкой взглянуть на его спокойное лицо, а потом отправилась заниматься своими утренними делами.

В такие чудесные солнечные зимние дни она с удовольствием обходила свои владения. Перед ней раскрывались неограниченные возможности, она обнаруживала все новые и новые скрытые прелести старинного поместья, не внося при этом ни единого непочтительного исправления, и зима казалась слишком короткой, чтобы составлять планы на весну и осень. А благодаря восстановленному чувству безопасности ее прогулка по тихому саду приобрела особое очарование.

Первым делом она направилась в огород, где растущие на шпалерах грушевые деревья нарисовали причудливые узоры на стенах, и голуби хлопали крыльями и чистили перышки, сидя на серебристой крыше голубятни.

В теплице сломался трубопровод, и она ждала специалиста из Дорсетшира, который должен был приехать и поставить бойлеру диагноз. Но когда она оказалась во влажной духоте оранжереи, среди острых запахов, розовых и красных экзотических растений — в Линге даже флора была особенной! — выяснилось, что мастер еще не приехал. Ей не хотелось проводить столь чудесный день в искусственной атмосфере, и она снова вышла на улицу и по упругой беговой дорожке, пролегающей через лужайку для игры в шары, направилась к расположенному за домом саду. В дальнем конце напротив пруда и зарослей тиса возвышалась заросшая зеленью терраса, идущая вдоль фасада с изогнутыми трубами и голубыми ангелами на крыше, окутанными золотистым маревом.

Дом смотрел на нее через ажурный рисунок сада, открытые окна и приветливо дымящие трубы создавали ощущение человеческого тепла, разума, медленно расцветающего на солнечной стене опыта. Никогда прежде она не чувствовала такого единения с ним, такой убежденности в том, что он хранит лишь добрые секреты и не раскрывает их, как часто говорят детям, „ради их же собственного блага“, такой уверенности в том, что ему по силам внести гармонию в их с Недом жизнь и сложить из нее длинную, длинную историю, которую он придумывает, нежась в лучах солнца.

Она услышала шаги за спиной и обернулась, надеясь увидеть садовника в сопровождении инженера из Дорсетшира. Но по дорожке шла лишь одинокая фигура довольно молодого, субтильного человека, который ничуть не отвечал ее представлениям о специалисте по тепличным бойлерам. Увидев ее, незнакомец поднял шляпу и остановился с видом джентльмена — скорее всего, путешественника, — который желает показать, что невольно вторгся в чужие владения. В Линг изредка наведывались наиболее культурные путешественники, и Мэри ждала, когда незнакомец достанет фотоаппарат или каким-либо другим образом оправдает свое присутствие. Но он ни единым жестом не обозначил своих намерений, поэтому, видя его почтительную нерешительность, она спросила:

— Вы хотите с кем-то повидаться?

— Я пришел к господину Войну, — ответил он. Он говорил с едва заметным американским акцентом, даже не акцентом, а интонацией, и Мэри подвергла его более пристальному осмотру. Поля его фетровой шляпы отбрасывали тень на лицо, которое носило — во всяком случае, именно это смогла разглядеть Мэри своими близорукими глазами — серьезное выражение человека, прибывшего по делу и твердо знающего свои права.

Прошлый опыт научил ее благоразумно относиться к таким визитам; но в то же время она ревниво оберегала утренние часы мужа и сомневалась, что он мог позволить кому бы то ни было нарушить его уединение.

— Вы договорились о встрече с моим мужем? — поинтересовалась она.

Посетитель замешкался, словно был не готов к такому вопросу.

— Думаю, он меня ждет, — ответил он. Теперь заколебалась Мэри.

— Видите ли, сейчас его рабочее время: по утрам он ни с кем не встречается.

Минуту он молча смотрел на нее; потом, словно смирившись с ее решением, отступил назад. Мэри увидела, как он остановился и взглянул на тихий фасад. В его облике чувствовались усталость и разочарование, уныние путешественника, который приехал издалека и ограничен во времени. Она подумала, что если дело обстоит именно так, то благодаря ее отказу его задание останется невыполненным, и, почувствовав укол раскаяния, поспешила за ним.