Цезарь (др. перевод) - Дюма Александр - Страница 64

• Предыдущая
• 64/108
• Следующая

Первое, о чем позаботился Цезарь сразу же по прибытии в Рим, это созвать срочное заседание Сената. Сенат собрался. Явился Цезарь, но не с хлыстом в руке, подобно Людовику XIV[342], а спокойный и уверенный, лишенный не только надменности, но и униженности.

Он расквартировал войска в окрестностях города и вошел в Рим один. Он не был наделен внешностью диктатора, тем более не был похож на человека, который пришел чего-либо просить или добиваться. Он походил на человека, уверенного в себе и своей правоте.

Цезарь объяснил сенаторам, что никогда не претендовал ни на одну из должностей, а если и претендовал, то лишь на ту, которая доступна любому римскому гражданину; что он выжидал именно столько времени, сколько требовал закон, чтобы выставить свою кандидатуру на новые консульские выборы; что назло оппозиции, всем врагам, вопреки всем выкрикам Катона, именно народ решил, что он может быть избран консулом, и что для этого вовсе не обязательно его присутствие.

Он говорил о своей скромности, своем терпении, просил Сенат вспомнить, что именно он предложил демобилизовать солдат, если то же самое сделает Помпей со своей армией; на ярких примерах продемонстрировал всю несправедливость своих врагов, желавших заставить его подчиняться законам, которым не подчиняются сами; осудил их за то, что они предпочли залить Италию кровью и спалить в огне, нежели согласиться с небольшим ущемлением их авторитета и власти; обвинил их далее в том, что они отобрали у него два легиона, напомнил о насилии и грубости по отношению к народным трибунам со стороны Сената, а именно — к Марку Антонию и Квинту Кассию, которым пришлось бежать из Рима, переодевшись рабами, и просить у него защиты; напомнил о настойчивых попытках договориться с Помпеем о встрече и мирном решении всех проблем без всякого кровопролития.

Учитывая все это, он просил Сенат позаботиться вместе с ним о Республике, отметив вскользь, что ему проще не принимать во внимание Сенат, нежели Сенату игнорировать его. Таким образом, при всей кажущейся скромности и ненавязчивости он объявил себя полновластным хозяином положения. Однако он все же предложил отправить депутацию к Помпею с новыми предложениями.

Речь Цезаря получила мощную поддержку, раздались бурные аплодисменты.

Но когда начали обсуждать состав депутации, выяснилось, что никто не хочет принимать в ней участия.

Ведь недаром Помпей успел свысока и громогласно объявить в Сенате:

— Я не делаю никакого различия между тем, кто остается в Риме, и тем, кто следует за Цезарем!

Цезарь не был столь категоричен: он объявил, что считает другом каждого, кто не воюет против него.

Три дня потратили на пустые разговоры, так и не достигнув никакого результата. На третий день Цезарь сам отказался от своего предложения. А может, он был даже рад, что не смог убедить никого из этих трусливых сенаторов?

Тем временем доброта Цезаря, доброта, за которой все усматривали некую политическую подоплеку, так как она была столь непривычна в подобных ситуациях, заставила воспрянуть духом даже врагов.

Дошло до того, что при выступлении в Испанию, когда Цезарь захотел взять из государственной казны необходимые для этой кампании деньги, народный трибун Метелл вдруг резко воспротивился.

— Почему? — спросил его Цезарь.

— Потому что закон запрещает, — ответил Метелл.

Цезарь пожал плечами.

— Трибун! — сказал он Метеллу. — Пора тебе знать, что во время войны законы и оружие не уживаются друг с другом. Если ты недоволен моими действиями, то лучше ступай прочь, ибо война не терпит возражений. Когда же после заключения мира я отложу оружие в сторону, можешь появиться вновь и ораторствовать перед народом сколько душе угодно. Уже тем, — добавил он после паузы, — что я тебе все это говорю, я поступаюсь своими принципами. Ведь я нахожусь здесь по праву сильного. И ты, и все мои враги, которых я здесь захватил, — все вы целиком находитесь в моей власти! — И, заметив, что Метелл собрался что-то возразить, Цезарь продолжил: — Имей в виду, юнец, мне гораздо легче прикончить тебя, чем предупредить, что я собираюсь это сделать!

Метелл не стал ждать и отступил в страхе.

Цезарь отправился в храм Сатурна и обнаружил двери казны открытыми — помните, консул Лентул бежал с такой поспешностью, что не успел закрыть двери, — так вот, он вошел и взял беспрепятственно нужную на ведение военных действий сумму. По словам Светония, три тысячи золотых ливров.

Уже перед самой отправкой в Испанию на войну с Афранием, Петреем и Варроном, тремя легатами Помпея, Цезарь огляделся, оценил обстановку.

И вот что он увидел: Котта владел Сардинией, Катон — Сицилией, Туберон — Африкой.

Цезарь приказал Валерию[343] занять Сардинию с помощью одного легиона, Куриону[344] — пойти на Сицилию с двумя легионами и после ее завоевания отправиться в Африку и ждать его там.

Помпей находился в Диррахии — сегодняшний город-порт Дуррес. Там он собирал армию и флот. Чуть позже увидим, что это были за армия и флот.

Валерий отправляется на Сардинию. Но перед его отбытием сарды (жители Сардинии) прогоняют Котту. Котта бежит в Африку.

Катон находится в Сиракузах. Там он узнает, что один из легатов Цезаря, Азиний Поллион, прибыл в Мессину. Азиний Поллион командовал авангардом Куриона.

Катон, не знавший подробностей о случившемся в Брундизии, отправил к нему посланника — просить объяснении по поводу сложившейся ситуации. Азиний Поллион сообщил, что Помпея все бросили и что лагерь его расположен в Диррахии.

— Как запутаны и непонятны дороги судьбы! — воскликнул Катон. — Пока Помпей поступал безрассудно, вопреки здравому смыслу, он был непобедим, ну а сегодня, когда хочет спасти родину и борется за свободу, удача вдруг покидает его. — Затем, как бы про себя, добавил: — У меня достаточно солдат, чтобы прогнать Азиния с Сицилии, но он поджидает более многочисленную армию. Я не хочу уничтожать остров, навлекая на него войну.

Пусть простятся ему эти помпезные слова, ведь цитируя Плутарха, мы цитируем грека, к тому же грека времен упадка.

Вернемся к Катону. Он посоветовал сиракузцам смириться перед сильнейшим, ну а сам погрузился на корабль и отплыл, чтобы встретиться в Диррахии с Помпеем.

Зато Цицерон оставался в Италии. Он страшно мучился перед принятием окончательного решения, не возвращался в Рим, чтобы встретиться там с Цезарем, но и в Диррахию не спешил, чтобы присоединиться к Помпею.

Он находился в Кумах, готовый к отплытию, но не отплывал, объясняя это неблагоприятным ветром. В один прекрасный день, по всей вероятности, 1 мая, он получил сразу два письма: одно от Антония (уже известно, почему ненавидели друг друга Цицерон и Антоний), другое — от Цезаря.

Вот первое:

«От Антония, народного трибуна и пропретора — Цицерону, императору.

Приветствую!

Если бы я не любил тебя даже больше, чем ты сам того хотел, то не придавал бы значения слухам, которые ходят здесь и которым я не верю и считаю абсолютно ложными. Но чем больше привязанности испытываю я к тебе, тем больше имею прав вникнуть все же в эти слухи, даже если они ничем и не подкреплены.

Ты переплываешь море, ты, так сильно любивший Долабеллу и Тулию, ты, который так дорог нам всем, чья честь и слава столь же дороги нам, как и тебе, клянусь Геркулесом!.

Хочу уверить тебя, что, кроме Цезаря, нет на всем белом свете человека, которого бы я столь уважал и почитал, человека, в чью преданность Цезарь верил бы больше, чем в твою.

Поэтому заклинаю тебя, дорогой Цицерон, не поддавайся ничьему влиянию, берегись того, кто может оказаться неблагодарным, не следуй за ним, но и не убегай, как от врага, от человека, который лишь возвышает тебя, поскольку любит тебя искренне и хочет видеть сильным и при всех почестях.

• Предыдущая
• 64/108
• Следующая