Цезарь (др. перевод) - Дюма Александр - Страница 77

• Предыдущая
• 77/108
• Следующая

Тогда, умирая от жажды и видя, что путь к отступлению им отрезан, к тому же ожидая в любую минуту атаки с тыла, помпеянцы отправили к Цезарю парламентеров. Цезарь заявил, что завтра с утра он готов принять от их стороны документ о сложении оружия, а кто желает пить, пусть приходит и утолит жажду.

Помпеянцы начали спускаться группами. Встретившись с солдатами Цезаря, они находили старых друзей, протягивали друг другу руки, обнимались, словно три часа назад вовсе не они кромсали друг друга. Вся ночь прошла во взаимных проявлениях дружеских чувств. Те, у кого была еда, делились с теми, у кого ее не было; разжигали костры, со стороны можно было подумать, что люди собрались на большой праздник.

Наутро среди них появился Цезарь. Многие сенаторы, воспользовавшись темнотой, сбежали. Тем, кто остался, он доброжелательно махнул рукой и улыбнулся.

— Поднимитесь, — сказал он им. — Цезарь не держит зла наутро после победы.

Все приблизились, окружили его, пожимали протянутую им руку, целовали подол боевой тоги, спадавшей с его плеч.

Затем Цезарь осмотрел поле брани. Он потерял всего двести человек. Потом он поинтересовался судьбой Крассиния, который храбро начав атаку, пообещал своему императору, что тот увидит его живым или мертвым, но победителем.

Вот что он узнал.

Как мы уже говорили, отойдя от Цезаря, Крассиний бросился на врага, увлекая за собой когорту. Крассинию удалось пробиться, изрубив на куски первых же встреченных на пути врагов, затем он врезался в самую сердцевину вражеского строя. Там отважно сражался, крича: «Вперед! За Победоносную Венеру!», но вдруг один из противников нанес ему удар такой силы, что острие копья, пройдя через рот, вышло под затылком. Крассиний упал замертво.

По словам самого Цезаря, на поле боя остались пятнадцать тысяч убитых или смертельно раненых помпеянцев и среди них его непримиримый враг — Луций Домиций Агенобарб. Было захвачено восемь легионных аквил[388] и сто двадцать четыре боевых знамени.

И все же победителя терзало беспокойство. Еще до сражения и даже во время него он просил командиров и солдат не убивать Брута, пощадить и привести к нему, если тот сдастся добровольно. А если он окажет сопротивление, дать ему возможность бежать.

Вспомним, что Брут был сыном Сервилии, а Цезарь долгое время был ее любовником. После сражения он вновь спросил о Бруте. Многие видели его во время боя, но никто не знал, что с ним случилось. Цезарь приказал искать его среди убитых и даже сам занялся этим.

Оказался, что после битвы Брут отступил и спрятался в каком-то заросшем густым камышом болоте с затхлой водой. Затем ночью бежал в Лариссу. Там, узнав о беспокойстве Цезаря за его жизнь, черкнул ему несколько строк, чтобы успокоить.

Цезарь немедленно отправил ему ответ с просьбой явиться. Брут явился. Цезарь протянул ему руки, обнял, прижал к груди, плача, и не переставая твердил, что прощает его и относится к нему, как ни к кому другому.

Вечером того же дня Цезарь сделал своим солдатам три подарка с правом самим решать, как их распределить. Первый дар заслужили все солдаты, поскольку сражались отважно и не жалели жизни; второй был присужден командиру десятого легиона; и наконец, третьим единодушно наградили Крассиния, несмотря на то, что он был мертв.

Предметы, предназначенные в награду за воинскую доблесть, были захоронены вместе с Крассинием в могиле, устроенной самим Цезарем рядом с братской могилой.

В палатке Помпея Цезарь обнаружил всю его корреспонденцию. Он распорядился сжечь все бумаги до единой, даже не читая.

— Что делаешь? — спросил его Антоний.

— Сжигаю эти письма, дабы не отыскались причины для новой мести, — ответил ему Цезарь.

Когда к нему прибыли афиняне просить сострадания и пощады, он ответил:

— Сколько можно спекулировать на славе своих предков, вымаливая прощение за свои ошибки?

Осматривая поле боя, усеянное телами убитых, он произнес слова, обращенные то ли к богам, то ли к самому себе:

— Что ж, добились, чего сами хотели! Если бы Цезарь распустил армию, Катон обвинил бы его и тогда Цезаря приговорили бы к смертной казни, несмотря на все совершенные им ранее воинские подвиги.

А сейчас зададимся вопросом: кем лучше быть — жалостливым Фемистоклом или победоносным Цезарем?

Проследим за поверженным противником и его бегством, затем вновь вернемся к победителю.

Когда Помпей в сопровождении лишь горстки людей удалился на достаточное расстояние от лагеря, он спешился и, видя, что никто его не преследует, медленно пошел пешком, погруженный в печальные размышления и обуреваемый грустными чувствами. Представьте себе Наполеона после Ватерлоо и заметьте к тому же, что у Наполеона не было выбора: ему навязали сражение. Помпей же отверг всякие переговоры.

Даже накануне битвы он еще мог поделить мир с Цезарем и выбрать то, что ему по вкусу: Восток или Запад. И даже если бы он во что бы то ни стало хотел войны, то мог отомстить парфянам за поражение Красса, мог отправиться в Индию дорогой Александра. Но чтобы римляне воевали против римлян? Чтобы Помпей схлестнулся с Цезарем?

Вчера Помпей был хозяином половины мира, сегодня он не был даже хозяином собственной жизни. Куда он пойдет, где отыщет убежище? Может, будет время подумать и об этом, но теперь следовало просто бежать.

Он прошел Лариссу, город Ахилла, не остановившись в нем; затем добрался до Темпейской долины[389], красоту которой двадцать лет спустя будет воспевать Вергилий, выросший между двумя гражданскими войнами, которые оставили горький след в его памяти.

Измученный жаждой, Помпей бросается на землю и пьет воду из реки Пеней, затем поднимается, пересекает долину и добирается до морского берега. Там он ночует в бедной рыбацкой хижине, затем на рассвете поднимается на борт речного судна в сопровождении вольных граждан, рабам же своим повелевает идти к Цезарю, уверяя, что им нечего его бояться.

Плывя по реке, Помпей неожиданно заметил торговое судно, готовое сняться с якоря и отплыть. Он отдает приказ гребцам плыть к этому судну. Хозяина судна звали Петиций, это был римлянин, не связанный никакими узами с Помпеем, но знавший его в лицо. Он как раз занимался погрузкой товаров на корабль, когда к нему прибежал какой-то человек и сообщил, что заметил, как неизвестное судно изо всех сил приближается к ним и на борту его находятся люди, подающие знаки взмахами тоги и протягивающие руки, словно умоляя о помощи.

— O! — воскликнул Петиций. — Это же Помпей!

И немедленно направился в сторону причала.

— Да! — крикнул он морякам. — Да, это несомненно он!.. Ступайте и встретьте его со всеми почестями, невзирая на все несчастья, обрушившиеся на его голову.

Затем уже сверху, с капитанского мостика он подал знак, что прибывшие могут подняться на борт. Помпей поднялся. С ним были Лентул и Фавоний.

Удивленный торжественной встречей, Помпей сначала поблагодарил Петиция, затем спросил:

— Мне кажется, ты узнал меня еще до того, как я назвал себя. Ты что, видел меня раньше и знал, что я теперь беглец?

— Да, — ответил Петиций, — видел раньше в Риме, знал, что придешь.

— Как это? — удивился Помпей.

— Прошлой ночью мне приснился сон. Я видел тебя, но не в Риме, видел не во славе и триумфе, а в жалком и униженном состоянии. Ты пришел ко мне просить убежища на моем корабле. Поэтому, увидев в лодке человека, зовущего на помощь и подающего знаки, я тут же сказал себе: «Это Помпей!»

Помпей ничего не ответил, только глубоко вздохнул. А потом поблагодарил богов, ниспославших ему такое избавление и такой пророческий сон Петицию. В ожидании обеда Помпей попросил теплой воды, чтобы вымыть ноги, и масла, чтобы затем втереть его. Один из матросов принес ему требуемое. Помпей осмотрелся, потом грустно улыбнулся. С ним не остался ни один из его слуг. И он начал разуваться сам.

• Предыдущая
• 77/108
• Следующая