Ледяной поцелуй - Молчанова Ирина Алексеевна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/29
• Следующая

— Ты меня не любишь? — воскликнула я.

Рома горько усмехнулся.

— Все сложнее.

— Мы больше не будем встречаться? — как маленькая, спросила я.

Он молчал.

— Это потому, что тебе надоело ждать, когда я буду готова?

Рома помотал головой.

— Я устал от вампиров. Я устал ждать не когда ты будешь готова, этого я бы ждал, наверно, целую вечность, а когда у тебя закончится переходный возраст!

— Это не переходный возраст! — перебила я. — Как ты не понимаешь! Я же тебе говорила… я…

— Ты вампир, да, я понял, — проронил он, не глядя на меня.

— Ничего ты не понял!

Он вздохнул.

— Мне кажется, Даш, ты сама не совсем понимаешь, что подменила свою реальную жизнь со мной вымыслом со своими вампирами. Это пройдет, я знаю точно. Ты оглянешься, но уже не будет нас и еще много чего не будет, потому что пройдет мимо… Тебе не нравится солнце? Глупости! Ты — сама солнце. Когда я встретил тебя, ты для меня его затмила. — Он грустно улыбнулся.

— Дарья Канарейкина — девочка с поющей и порхающей фамилией. Ты мне такой жизнелюбивой показалась, такой светлой и сияющей. Я просто не мог не влюбиться в тебя, просто не мог.

— Значит, ты любил лишь оболочку! — бросила я.

— Нет, это не так, я любил тебя. Но изменившись внешне, ты и внутри стала другой.

Рома повторил:

— Прости. Мне очень жаль.

Я ничего не ответила и хлопнула дверью подъезда.

Дома я сперва плакала. Маме сказала, что Рома меня бросил. Она утешала, но про него слова дурного не сказала, как будто считала, что он правильно поступил.

Я легла в гроб, но мне не спалось, тогда я села за комп, прошлась по всем своим форумам. Потом поговорила в аське с одной близкой знакомой, поделилась с ней своим несчастьем, и она дала мне совет. Я некоторое время сомневалась. А потом решила, что она права. И легла в свой гробик, обдумывать.

На улице плюс пятнадцать. Я одета в черную юбку, колготки в сеточку, черно-красный корсет, как на девушках-вампирах с картин Виктории Френсис. Волосы распущены, глаза накрашены, благоухаю лучами, линзы, как всегда, со мной. Стою перед его дверью и боюсь нажать на звонок.

Я миллион раз проговорила мысленно эту фразу: «Я готова», «Я готова», но всякий раз, когда моя рука тянется к звонку, сердце бьется чуть ли не в горле и дышать нечем.

Наконец я осмелилась нажать на кнопку звонка.

Дверь открыл Рома.

Он был удивлен. Но я увидела в его глазах надежду, поэтому сделала все как задумала: шагнула к нему, обхватила за шею, поцеловала в губы и прошептала на ухо:

— Я готова.

Рома попытался оттолкнуть меня, но я попросила:

— Пожалуйста.

Он позволил увлечь себя в спальню и опрокинуть на диван. Я сняла с него футболку.

Мы целовались. Его пальцы запутались в лентах моего корсета, и мы засмеялись. Я целовала его шею, плечи. От него так вкусно пахло, то ли мылом, то ли лосьоном после бритья.

Я не знаю, как это случилось, я укусила его — проткнула клыками кожу. Пошла кровь. Ее запах ударил мне в нос, у меня закружилась голова. Я попробовала кровь языком. Соленая. Противная. Обычная.

Рома вскрикнул и оттолкнул меня, глядя на свое плечо. Я отлетела к столу, оперлась на него и увидела, что на нем, под стеклом, лежит мое фото то самое, с моей первой аватарки, где я с двумя светлыми косичками, в больших солнечных очках, топике и шортах.

— Прости, я не… — начала я, но он не дослушал, грубо схватил меня за руку и крикнул в лицо:

— Дура несчастная!

А потом и слова не дал сказать, просто вышвырнул на лестницу и мои сапоги бросил в меня.

Я надела их и побрела прочь.

Ноги привели меня на кладбище. Я плакала, стоя возле креста, а затем легла на сырую землю и, прижав ноги к животу, так лежала. Даже не знаю, сколько времени.

Меня тошнило, но не вырвало. Нечем. Я почти ничего не ела сегодня.

А потом я оказалась на той скамейке посреди оживленной улицы.

И та женщина сказала мне идти домой.

У меня в голове все в одну кучу перемешалось. Мне кажется, я уже ничего не понимаю. Только одно. Мне очень больно. Я плачу, и клыки мне мешают, ненавижу их. Всех ненавижу, и себя, и Рому. А его больше всех, больше всех люблю.

У меня в голове немного прояснилось, словно во тьму фонарем посветили. Мне вдруг вспомнились две девочки, заглянувшие в кабинет изо и крикнувшие: «Сумерки» — самый тупой отстой!»

Я пнула одну из них. И другие члены клуба их пинали. Зачем мы так?

А ведь Рома еще выразил неодобрение, когда я ему рассказала, а я даже внимания не обратила.

Почему я сейчас это вспомнила?

В дырочках моих колготок дрожат слезы, на сапогах грязь.

Во что я превратилась?

Мне вспомнилось брезгливое выражение лица Коли, и я обхватила себя за плечи, по спине побежали мурашки.

Я вспомнила Галю — мою лучшую подругу. Или уже нет?

Слезы душат меня. Я даже не представляю, как дела у моей подруги.

Меня осеняет. У нее появился Юра! А все ли у них хорошо? Куда они ходили на первое свидание? Поцеловал ли он ее? Понравилось ли ей? Как они проводят время? Что он ей творит? Признался ли в любви?

У меня такое ощущение, что я пропустила полжизни.

А что с Мирой? Она все еще дружит с той второгодницей? Кажется, Мира писала мне, но что именно, не помню.

А мои папа и мама? Такое чувство, что мы давно не виделись.

Как же я скучаю по ним по всем!

Я спала в своем гробу и скучала по ним, только никак не могла найти время, чтобы сказать об этом.

На улице уже почти не осталось людей. Воздух теплый и свежий.

Мама, наверно, волнуется, что меня нет. Надо бы ей позвонить. Вот только сумка осталась у Ромы.

Как же стыдно перед ним. Сколько времени он все это терпел. А что сделала я в благодарность? Укусила его! Да меня точно надо сдать в психушку!

Я еще около получаса сидела и обо всем думала.

У меня перед глазами стояло фото со стола Ромы, где я другая — прежняя. Меня прежнюю все любили. И я любила себя.

Рома говорит, вампиров не существует. А может, так и есть. А те несчастные на форумах и я — мы просто внушили себе…

Чем больше думаю об этом, тем четче осознаю: я люблю солнце, мне нравится человеческая еда, обожаю чеснок в жареной картошке, гроб хоть и удобный, но моя прежняя кровать в сто раз лучше. Как и все прежнее: обои, занавески, ковер, моя одежда, мои волосы, зубы и глаза.

Все, что мне было нужно от вампиров, — это их сила, чтобы больше никогда не испытывать чувства беспомощности. Я хотела уметь постоять за себя, защититься, если вдруг..

Если Рома или кто-нибудь другой — кто угодно — попытается сделать мне больно. Только как странно. Рома любит меня, но мы больше не вместе, и мне больно. Чем теперь может помочь невероятная сила? И не в том ли сила на самом деле, чтобы перестать жить страхами?

Ощущаю страшную усталость и опустошенность. Недоверие и ожидание матча-реванша вымотали меня. Такое чувство, словно я невыносимо долго стояла в углу ринга, готовая к бою, поджидая соперника, а он так и не пришел. Бессмысленное ожидание разозлило, распалило еще больше, подогревая желание доказать себе, Роме, его друзьям…

Как же глупо. Рома дал понять, что на ринге мы не встретимся, и попросил уйти из его жизни. И лишь тогда я поняла, как сильно хочу остаться в ней, без боксерских перчаток — без клыков. Наша любовь — не ринг для боев и не площадка для игр.

Я медленно встала и пошла к высотному дому, поднялась на двенадцатый этаж и нажала на звонок.

Рома открыл, оглядел меня, грязную, с потекшей тушью.

— Здравствуй. — Я вынула из глаз линзы и бросила их. — Я не вампир.

Он долго смотрел на меня, потом кивнул и открыл шире дверь.

— Знаю, просто глупая маленькая девочка.

Перепрыгиваю через лужи. Полчаса назад прошел дождь, а теперь выглянуло солнце, весь асфальт блестит, и в лужах отражается небо и дома. Пахнет черемухой. Я все подошвы своих белых кед запачкала грязью. Нет, это не те кеды с надписью «Twilight» и яблоком.

• Предыдущая
• 28/29
• Следующая