Зеленоглазая леди - Робардс Карен - Страница 12
- Предыдущая
- 12/67
- Следующая
Неужели Грэм пошел на то, чтобы обвинить его в краже изумрудов, которые, как он полагал, остались у него в доме и были надежно спрятаны?
Если это так, то Грэм еще более коварен, чем даже мог себе представить Джулиан.
Если бы Грэм предполагал, что доказательство законных прав Джулиана как-то связано с изумрудами, он бы лично обратил камни в пыль, несмотря на их ценность, лишь бы они не попали в руки его презираемого единокровного брата. Грэм ни перед чем не остановился бы, чтобы только сохранить свое имя, титул и состояние, которые могли на законном основании перейти к Джулиану. Пока Джулиана везли в «Ньюгейтскую тюрьму, он думал о том, что Грэма ничто не остановит, даже убийство.
В то время когда Анна разглядывала панораму Коломбо, Джулиан был уже в почти нечеловеческих условиях, как и остальные обитатели Ньюгейтской тюрьмы. Вой буквально сотрясал сырые тюремные камеры. Одетый в рубище, грязное и вонючее, Джулиан был так голоден, что готов был есть крыс, которыми кишело это место.
Если он и не страдал от жажды, то только потому, что вода все время струилась по стенам. Сначала его ужасала перспектива дотронуться языком до грязных скользких камней, но по истечении недели он уже не испытывал никакого отвращения. Приучив себя к мысли, что непременно надо выжить, он был готов на все.
Джулиан был почти уверен, что изумруды в целости и сохранности находятся в доме Грэма и что его ложно обвинили в воровстве, но очень скоро он убедился, что это не так.
Дня через три после того, как его водворили в тюрьму, в его камере появился надзиратель, который назвал Джулиана по имени. И Джулиан подумал, что, может быть, все уже выяснилось, что узнали о произошедшей чудовищной ошибке и его собираются выпустить...
Все свидетельствовало в пользу его невиновности. Его провели в крошечное внутреннее помещение, где даже дверь была каменной, и приковали цепью к стене.
– Ну, цыганский ублюдок, наконец-то ты получишь по заслугам!
«Грэм», – узнал говорящего Джулиан, прежде чем успел повернуть голову и увидеть его краем глаза.
– Привет, братец, – насмешливо отозвался Джулиан, несмотря на самые мрачные предчувствия. Единственным его оружием оставалась бравада.
– Не называй меня так!
Грэм дал знак одному из надсмотрщиков, и тонкий свист предупредил его о предстоящем. На «Прелестной Энн» Джулиану частенько приходилось слышать подобный звук...
«Плеть», – подумал Джулиан и съежился до того, как кожаная змея ужалила его спину.
Боль обожгла его плечи и располосовала плоть, но он даже не застонал. Грэм всегда его ненавидел, и Джулиан не доставит ему удовольствия видеть его унижения.
– Я хочу получить изумруды назад. Где они? – В голосе Грэма слышалась ярость.
Впервые, когда они встретились, Джулиану было двадцать четыре, а Грэму – двадцать. Их пути пересеклись в невероятно холодную ночь, в одном из самых грязных игорных домов Лондона, известного своей дурной славой. Грэм бродил по лондонским трущобам в поисках острых ощущений. Он был в компании молодых, как он, дворянчиков, своих друзей, и набрел на то, что искал. Этот притон держал Джулиан и сразу же заприметил своего братца за столом игрока, славившегося тем, что умел снимать шерсть с овечек, то есть обирать скучающих шалопаев. Грэм в тот вечер проигрался и, будучи навеселе и не желая примириться с потерей, затеял скандал.
Крепкие парни, вышибалы, поддерживавшие порядок в этом заведении, тотчас же навалились на Грэма. Джулиан позволил им отвесить братцу несколько чувствительных тумаков, а уж потом подал знак остановиться.
– Отпустите его, – сказал он спокойно.
Глаза Грэма сузились. Конечно же, он узнал Джулиана, его лицо страшно побагровело.
– Я должен был догадаться, что встречу тебя в подобном месте! – с отвращением и презрением процедил Грэм.
Джулиан безрадостно рассмеялся:
– Ошибаешься. Это я рассчитывал встретить тебя здесь. Это место выбирают только глупцы, у которых больше денег, чем мозгов.
– Хочешь сказать, что я глупец, цыганский ублюдок? ГрэМ бросился на него, но Джулиану удалось раньше сбить его с ног, а потом Джулиан приказал своим людям выбросить болвана на улицу.
Теперь, в Ньюгейте, все было наоборот. Грэм был полон жажды мести.
– Где изумруды?
– Понятия не имею, – ответил Джулиан. Избиение продолжалось долго и было жестоким. Джулиан ничего не говорил. Он догадывался, что его молчание, возможно, даст ему хотя бы еще месяц жизни, потому что Грэм был намерен пытками вырвать у него признание. А когда время истечет, его, вероятно, повесят.
«И все это из-за обманчивой ангельской внешности какой-то девчонки!» Джулиан наконец догадался, что, по-видимому, это она преуспела в краже. Это из-за нее он оказался в таком отчаянном положении!
Все последующие дни Джулиан обдумывал это, больше ему, пожалуй, и обдумывать-то было нечего. Если ни у него, ни у Грэма изумрудов нет, то они, должно быть, у этой маленькой дикой кошки. Он все еще мучился загадкой, где мог видеть ее прежде, но в конце концов пришел к выводу, что если и встречал ее когда-то, то в то время она была совсем еще маленькой, от горшка два вершка.
«Пожалуй, она воровка! Ведь на ней был мой плащ, в кармане которого находились изумруды».
В известном смысле Джулиан даже испытал восхищение ее догадливостью, позволившей ей осуществить такую комбинацию. Только очень умная маленькая кошечка могла сообразить, что ей достаточно будет держать рот на замке – и она сможет улизнуть с целым состоянием, а потерпевший фиаско воображаемый вор будет обвинен в краже!
Положение Джулиана было плачевным. Ему оставалось жить всего шесть или семь часов. Улики против него были самыми убедительными и без изумрудов. Процесс закончился, приговор вынесен очень быстро и сурово... На рассвете его должны были повесить в маленьком внутреннем дворике Ньюгейтской тюрьмы. Они даже не позаботились о том, чтобы оттащить его на Тайберн, откуда имелась слабая надежда бежать.
А вот эта маленькая зеленоглазая обманщица и ведьма не испытывала сейчас никаких неприятностей! Она скрылась, прихватив с собой целое состояние, а Джулиан оказался в дураках! Она обвела его вокруг пальца...
«Хорошенький трюк» – подумал он. – Впрочем, будь у меня возможность, я бы врезал ей изо всех сил сапогом по ее хорошенькому задику».
Звон ключей отвлек Джулиана от этих мыслей, извещая о приближении тюремщика. Джулиан только и успел, что придать своему лицу бесстрастное выражение, будто маску надел, когда щелкнул замок, и дверь камеры распахнулась. И тотчас же около дюжины страждущих душ, коими полна была камера, попятились в углы, закрыв собою Джулиана.
В этой камере содержали приговоренных к смерти преступников, и появление тюремщика в столь неурочный час приводило их в трепет. Не раз уже кого-нибудь уводили без предупреждения, и бедняга больше не возвращался...
– Чейз!
Господи, не будут же они подвергать его пыткам в последнюю ночь! Хотя они были и на это способны, ведь у них оставалась еще последняя возможность выколотить из него предполагаемые сведения.
«Трупы умеют хранить свои тайны».
– Чейз! Поднимай свой чертов зад!
Тюремщик Шивере был славным парнем шести с половиной футов ростом и весом почти триста фунтов. Джулиан готов был биться об заклад, что по части подлости этому парню не было равных во всем отделении смертников.
– Ты хочешь, чтобы я сам тебя выволок, Чейз?
В голосе Шиверса Джулиану послышалось глумление. Внутренне содрогаясь, он поднялся. Его сокамерники быстро сообразили, что на этот раз горькая чаша их миновала, и уже освободили доступ к его углу, испытав огромное облегчение.
– Выходи отсюда, ты, чертов оборванец! И поторапливайся. Надеюсь, тебя повесят... – мрачно пробубнил Шивере.
«Хорошая шутка... да? А может, лучше пусть колесуют!» Шивере снова запер камеру и повернулся, чтобы подтолкнуть Джулиана по узкому коридору вперед. Со всех сторон из камер слышались вопли и завывания отчаявшихся людей. Никто не сказал ни единого слова ободрения Джулиану, Никто не выказал ему сочувствия. Среди узников Ньюгейтской тюрьмы обычно царили грубость и жестокость, мало чем отличавшиеся от зверской. Если осужденным не удавалось добраться до тюремщиков, они вымещали свою ярость и злость друг на друге.
- Предыдущая
- 12/67
- Следующая
