Альда. Дилогия (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 76

• Предыдущая
• 76/420
• Следующая

– Не знаю, потом как-нибудь покажешь.

– Ты точно больше не грустишь? Тогда я побегу к Ласу!

– Почему вы до сих пор живы? – спросил Мехал вернувшегося из плена офицера конвойного отряда. – Все ваши подчиненные погибли, а вы вернулись, как ни в чем не бывало!

– Вы можете в любой момент исправить эту ошибку, ваше величество, – спокойно ответил офицер. – От меня ровным счетом ничего не зависело. Мне в голову по касательной ударил болт, сбросив с седла. Отряд выкосили быстро, я еще не успел очухаться. А потом плен. С завязанными руками не очень-то побегаешь. Когда перед уходом всех перебили, я уже тоже простился с жизнью, но немного поспешил. Меня подвели к молодому человеку лет семнадцати-восемнадцати, который оказался герцогом Аликсаном. Он сказал, что оставит мне жизнь, если я передам вам его послание. Я посчитал, что полезнее умереть в бою, унеся жизни врагов, чем по-глупому подставлять свою шею и согласился.

– И что же мне велел передать мой враг?

– То, что он нас всех считает не противниками, а преступниками, за то, что мы по-вашему приказу творили с мирным населением в Парнаде. Он потому и в плен никого не берет.

– Это все?

– Нет. Он просил передать, если вы попробуете опять отыграться на населении, он сделает все, чтобы на этот раз война перекинулась на нашу территорию, и на ней будет действовать так же, как вы здесь. И еще сказал, что если вы хоть раз осмелитесь поднять руку на его близких, можете сразу же прощаться со своей дочерью. Он на нее управу найдет. Теперь все.

– Как они действовали?

– Мой отряд перебили, устроив засаду. Их было в два раза больше и у каждого арбалет. Нас, собственно, первым же залпом выкосили, потом только добивали раненых. Из лошадей не ранили ни одну, и всех забрали с собой. А в города уже ехали на наших конях в мундирах и с оружием. И люди, которые чисто говорили по-нашему, у них были.

– Наверняка купцы! – скрипнул зубами король. – Сучье племя! Не зря мы всех их купцов у себя посадили на кол! Значит, вы бы хотели умереть в бою?

– Я бы имел желание жить подольше и унести с собой побольше врагов, – ответил офицер королю. – Но уж если умирать, то лучше в бою.

– Я передумал, – сказал король. – Вина ваша не так уж велика, и вы мне оказали услугу. Я вас прощаю, а вину искупите в бою.

– Дорогой, ты почему сегодня не в духе? – спросила за завтраком жена герцога Олена Марди. – Или плохо приготовлено мясо?

– Меня вынуждают отправить помощь Рошти. Представляешь? Передали письмо за подписью четырех герцогов и короля. Если я срочно не приведу помощь, они меня сменят. Причем король подписал то, что написали его противники!

– Это только лишний раз подчеркивает, что война идет тяжело, и не стоит сейчас заниматься подковерной борьбой. Аликсан это письмо подписал?

– Письмо он не подписывал, но отличился другим. Представляешь, он затащил в кровать сестру короля. Она могла долго баловаться с любовниками, но здесь все было сделано демонстративно напоказ, поэтому все считают, что у них будет свадьба.

– Насколько я знаю Аделлу, скорее, она затащила в свою кровать Аликсана, – сказала жена.

– Какая разница! Главное, что я этого союза допустить не могу. Это заметно усилит короля, и позволит Аликсану в случае его гибели бороться за престол.

Этим летом войску Сергея больше не пришлось принимать участия в войне. «Неумех» нещадно гоняли каждый день, и к осени они свое прозвище уже ничем не оправдывали. Занимались и с другими, в том числе и со стрелками, которых уже набралась тысяча человек. Крестьянские отряды под руководством офицеров герцога выбили немало разбойничьих ватаг, но их еще много бродило по лесам. Если их прижимали слишком сильно, они пытались прорваться в Парнаду, а потом перебегали обратно из разоренной войной провинции к соседям. Борьба с ними ожидалась долгой.

Сергей вспомнил кое-что из истории своего мира и ввел для каждого крупного подразделения свой отличительный знак в виде головы зверя или птицы, который в виде нашивок крепился к воинской куртке и висел на полковом знамени. Он пытался вспомнить хоть что-нибудь, чтобы усилить свою армию, но ничего, кроме пороха и греческого огня не вспоминалось. И то, и другое требовало времени на поиски исходного сырья и подбор пропорций смеси, потому что необходимых пропорций он не знал. Осмотр местных метательных машин его разочаровал. Громоздкие, а дальнобойность для тяжелых снарядов всего метров сто максимум. Стрелять мелкими снарядами можно было гораздо дальше, но точность была невысока, да и толку-то… Вот если бы это была бомба! Осмотрев все, что было в Ордаге, он плюнул и решил на время о всяких там катапультах забыть.

Пока армия герцога Аликсана «накачивала мускулы», армии остальных герцогов и короля, так и не объединив командование, за все время летних сражений отбили у Мехала в Рошти один единственный город. А к концу лета положение опять обострилось. Мехал вывел свои силы сразу из четырех захваченных городов, спровоцировал драку, после чего его солдаты очень правдоподобно изобразили панику и бегство. Купившиеся сандорцы бросились их преследовать, перемешали разные полки, потеряв всякую возможность управлять войсками, и влетели в элементарную ловушку. Оставив в поле убитыми больше семи тысяч человек, они откатились на прежние позиции, но удержаться на них не смогли, и отдали Мехалу ранее отбитый город. Таким образом, кроме некоторых потерь с обеих сторон, никаких других изменений в расстановку сил лето не принесло.

Баронесса Лиара Буше родила свою дочь уже в преклонном возрасте. Ребенка удалось родить, но сорокалетняя баронесса родов не перенесла, оставив дочери в наследство свою бесподобную красоту и данное еще до рождения имя.

Барон принял мокрый кричащий комок плоти и, молча отдав его заранее выбранной кормилице, ушел. Его можно было понять: замена красавице-жене была явно неравноценной. Но шло время, девочка росла и уже к двум годам превратилась в веселую, очаровательную малышку, отличающуюся к тому же редким здоровьем. В девочке явственно просматривались материнские черты, и барон не смог устоять: маленькая баронесса прочно прописалась и в его покоях, и в его сердце. Альду любили все, начиная со слуг и кончая бароном и ее старшим братом Рамоном. Любили за красоту, за добрый, веселый нрав, за ум и сообразительность, более свойственные мальчишке. Девочке необыкновенно везло всю ее сознательную жизнь, словно Ньора задалась целью подтвердить правильность данного на смертном одре имени. [Ньора – богиня судьбы. Альда – счастливая.]

Так играя зимой на реке со сверстниками, в возрасте семи лет Альда провалилась под лед у самого берега, но сумела самостоятельно выбраться из воды и добежать до замка. Провалившийся двумя годами раньше под лед ражий старший сын кузнеца Гнор, после того как выбрался, целый год сильно кашлял, похудел и к следующей зиме помер. Девочка же после всего даже не чихнула. Бойкая, склонная к проказам Альда постоянно попадала в передряги, но там, где другие калечились, теряли здоровье, а то и жизнь, маленькая баронесса выходила, что называется, сухой из воды.

С девяти лет ее начали учить этикету, письму и всему тому, что должна знать благородная леди. Для этих целей барон привез из ближайшего города учительницу благородных манер госпожу Равиль. «Благородной леди» больше по душе было взять детский охотничий лук и уйти на весь день на охоту с одним из деревенских мальчишек, чем зубрить заумные правила со старой грымзой. Но барон проявил твердость и, пусть с трудом и слезами, но Альда научилась и манерам, и письму, и даже языку Империи, которому госпожа Равиль обучила ее за дополнительную плату. Баронство у них было не из богатых, поэтому период ученичества оказался коротким, и как только необходимость в учительнице отпала, ее тут же отправили восвояси на радость молодой госпоже.

Жизнь благородной девицы одиннадцати лет отроду в отцовском замке скучна и однообразна. Альда давно поняла, что если она сама о себе не позаботится, то судьба ей коротать время за вышиванием или в лучшем случае в библиотеке, все интересное в которой она уже перечитала не по одному разу. Самой большой страстью для нее стала охота. Зверья и птицы в окрестных лесах водилось немало, и все это постоянно попадало на стол в жареном виде, внося приятное разнообразие в питание и деревенских, и обитателей замка. Поначалу барон позволял дочери охотиться только с братом, но тот был старше сестры на восемь лет и не слишком рвался бродить с ней по камышам в поисках уток или искать на полянах куропаток. Парня привлекала настоящая дичь, поэтому он свел сестру с парой деревенских парней постарше, любивших бить птицу, и уговорил отца доверить им Альду. Ребята много времени потратили, обучая молодую баронессу охотничьим премудростям, и вскоре она охотилась уже сама, научившись бесшумно подкрадываться к дичи и бить птицу влет, не тратя попусту стрел. Захотела Альда научиться владеть и мечом, но тут барон стоял твердо: не женское это дело и все. Альда обиделась и тайком от отца научилась метать в цель ножи, кинжалы, двузубые вилки и вообще все, что могло лететь и втыкаться, за исключением топоров и секиры, на которые у нее просто не хватало сил. Старый конюх, который учил госпожу этой премудрости, о запрете барона не знал, за что и поплатился. Отец как-то застал дочь, которая под одобрительные возгласы конюха всаживала один за другим несколько тесаков в мишень, расположенную в десяти шагах, молча сплюнул, дал конюху в ухо и ушел. Брат втайне от отца дал сестре несколько уроков работы с легким мечом, на этом дело и кончилось.

• Предыдущая
• 76/420
• Следующая