Родные мои - Груздев Павел - Страница 6

"Работал там чернорабочим в "Облстройконторе", — вспоминал отец Павел, — а в свободное время всегда ходил в собор св. Апостолов Петра и Павла, где был уставщиком и чтецом на клиросе".

В Петропавловском соборе настоятель о. Владимир сразу Павла Груздева заприметил: "Ты, парень, петь умеешь!" Поставил его на клирос.

"И пел, и "Апостола" читал. А грязный-то! — вспоминал о себе отец Павел. — Рубашки купить не на что еще! Получил зарплату — первым делом рубашонку да штанишки купил. А уж на ногах наплевать — что-нибудь…"

Однажды в храме подходят к нему старичок со старушкой, Иван Гаврилович и Прасковья Осиповна Белоусовы:

- Сынок, — говорят, — приходи к нам жить.

Улица у них называлась так же, как в Тутаеве — имени Крупской, дом 14/42. "Двадцать рублей денег в месяц да отопление мое — поступил я на квартиру, — вспоминал о. Павел. — А тут собрание, землю дают.

- Груздев!

- Что?

- Вот земли целинной край. Надо земли?

Я дома спрашиваю:

- Дедушко, сколько брать земли-то?

- Сыночек, бери гектар.

Я прошу гектар. "Меньше трех не даем!" "Давайте три".

Вспахали, заборонили, гектар пшеницы посеяли, гектар — бахча: арбузы, дыни, кабачки, тыквы, гектар — картошка, помидоры. А кукурузы-то! Да соловецкие чудотворцы! Наросло — и девать некуда. Прихожу к завхозу:

- Слушай, гражданин начальник, дай машину урожай вывезти.

- А, попы, и здесь монастырь открывают!

- Да какой тебе монастырь, когда и четок-то нету!

Ладно. Привезли все. То — на поветь, то — в подполье, пшеницы продали сколько-то, картофель сдали, арбузы на самогонку перегнали, за то, за другое, за подсолнухи много денег получили! Да Господи, чего делать-то! Богач!"

Давно ли скитался бесприютный арестант по ночному пригороду Петропавловска — нищее нищего? А вот уже сыт и одет, и дедушка с бабушкой как родные, и хозяйство крепкое, словно "и здесь монастырь открывают"! Да и на работе премию дали за хороший труд.

- Дедушко, давай корову купим!

"А я в коровах толк понимаю, — рассказывал о. Павел. — Пошли с дедушкой на базар. Кыргыз корову продает.

- Эй, бай-бай, корову торгую!

- Пожалуйста, берем.

- Корова большой, брюхо большой, молоко знохнет.

Э, кумыс пьем! Бери, уступим!

Гляжу: корова-то стельная, теленка хоть вынь. Я говорю: "Дедушка, давай заплати, сколько просит".

Взяли корову, привезли домой. Прасковья Осиповна увидела нас:

- Да малёры, да что же вы наделали, ведь сейчас околеет корова-то! Закалывать надо!

— Бабушка, попросим соловецких чудотворцев, может быть, и не околеет.

Корову на двор поставили, а сами уснули. Ночью слышу неистовый крик — старуха орет. Думаю: матушки, корова околела! Бегом, в одних трусах, во двор! А там корова двух телят родила. Да соловецкие! Вот так разбогатели!"

ЕСЛИ АПОСТОЛЫ ИЗ РЫБАКОВ

И в лагерях, и в ссылке люди были самой разной национальности — латыши, эстонцы, украинцы, немцы, киргизы, туркмены — в общем, полный интернационал. И о. Павел как-то очень схватывал всякие словечки из других языков, ему нравилась эта определенная языковая игра, он чувствовал вкус речи не только русской. Бывало, сядет в Тутаеве за стол — а уже знаменитый старец и начинает командовать: "Так, керхер брод!" Кто знает эту игру, тут же подхватывает: "Шварц или вайе?" Он говорит: "Шварц". Скажет "мэсса" — ему ножик подают, "зальц" — соль. Из Казахстана вывез словечки: "агча" — деньги, значит; "бар" — есть, "йёк" — нет. Даже в батюшкином дневнике записано: "Кыргызы, когда проголодаются, говорят: "Курсак пропол". И различия в вере решались о. Павлом как-то запросто. Был у него сосед-туркмен по имени Ахмед. Однажды идет Ахмед на рыбалку с удочками:

- Паша, моя пошла рыбу ловить. Пойдешь со мной?

- А есть еще удочка?

- Есть.

Приходят на речку.

- Твоя здесь лови, моя туда пошла.

"Покидал, — говорит о. Павел, — покидал — ничего не ловится. Вернулся домой, подоил корову. Потом прихожу на базар, а там две арбы рыбы. Я взял целое ведро рыбы за копейки, принес домой, смотрю — сосед идет, несет два хвостика жиденьких.

- Ну как, Ахмед, рыбалка?

- Да вот, плохо.

- А у меня вон целое ведро.

- А ты где ловил?

- Да там же, где и ты.

- А как же так?

- А ты кому молился?

- Магомету.

- А я — Петру и Павлу!

Упал Ахмед на колени, руки к небу воздел и говорит:

"Петр и Паша!

Бей Магомет наша!

Наш Магомет

совсем рыба нет!"

"ЖАТВЫ МНОГО, А ДЕЛАТЕЛЕЙ МАЛО"

Из казахстанской ссылки вернулся изгнанник осенью 1954 года. Вековые липы на Волжской набережной медленно роняли золотые листья, романовские церкви возносили в небо уцелевшие купола, отливала ласковой осенней синью матушка-Волга… "Тятя с мамой приняли меня с радостью, — вспоминал о. Павел. — Устроился я на работу".

А дома всё та же нищета в 50-е, как и в прежние годы… Как-то раз на праздник собрался Павел Груздев на правый берег в Воскресенский собор — "пойду в собор, Спасителю поклонюся". Просит мать:

- Мамо, нет ли подрясничка какого?

- Сынок, конфискация!

- Мамо, нет ли кальсон каких?

- Сынок, только из мешков нашитых!

Ну что поделаешь! Пришел в собор на службу, многие узнали Павла Груздева, не забыли, хоть и одиннадцать лет в лагерях был.

- Павлуша, петь-читать не разучился? Прочитай Апостола-то!

В Воскресенском соборе служил в то время отец Петр, а диакона звали Алексей — Алексаша. А поскольку день был праздничный, особый какой-то, присутствовал на богослужении недавно рукоположенный епископ Угличский Исайя, управляющий Ярославской епархией.

"Вышел я Апостола читать, — рассказывал отец Павел. — Прокимен как дал!"

Голосина здоровый, и службу всю назубок знал. Услышал епископ Исайя нового чтеца:

- Кто это?

- Да вот, арестант пришел, — объясняют ему.

- Позвать в алтарь! — велит владыка.

"Поскольку я был уже рясофорный, порядок знал, — вспоминал батюшка свое знакомство с Преосвященным Исайей. — Поклон престолу, поклон владыке, стал под благословение".

- Ты, парень, откуда? — спрашивает владыка.

- Из Хутыни, — отвечает Груздев.

- За что сидел?

- Вроде ни за что.

- Документ есть?

- Так вот, — показывает документ.

- А реабилитация?

Молчит в ответ.

- Ладно, — говорит владыка. — Какие литургии знаешь?

- Иоанна Златоуста, Василия Великого.

Поэкзаменовал еще его владыка: "Тебя нечего учить, всё тебе знакомо. Приезжай ко мне в Ярославль, рукоположу".

Как на крыльях летел обратно через Волгу к себе домой Павел Груздев. Ведь он с детства, с мологских монастырских лет мечтал стать священником — и эта мечта не оставляла его ни в родной деревне Большой Борок, ни в ярославской тюрьме, ни в лагерях, ни в пересылках… Каким воистину крестным путем почти полвека вел его Господь к принятию священного сана — "и спасительная страдания восприемый, крест, гвоздия, копие, смерть…"

"Мне владыка говорит: "Приходи"! — рассказывал отец Павел. — Возьми у священника, кто тебя знает, характеристику, и приходи!"

Отец Дмитрий Сахаров — он наш, мологский, у нас служил в Афанасьевском монастыре. А теперь в церкви Покрова на левой стороне Тутаева. Я к нему: