Завоеватель - Иггульден Конн - Страница 50

• Предыдущая
• 50/100
• Следующая

Хулагу удивился, выяснив, что Китбука – христианин. Мусульманские города он штурмовал с праведным гневом. Перед тем как сжечь захваченные мечети, военачальник совершил особое святотатство – отслужил в каждом мессу. Хулагу вспоминал эти мессы и улыбался. Вместе с Китбукой они захватили столько добра, сколько не видывал ни Субэдэй, ни Чингисхан, ни Угэдэй. Много добра отсылалось Мункэ в Каракорум, еще больше использовалось для восстановления городов, в которые царевич посадил новых наместников. Хулагу покачал головой, удивляясь, что таким образом заслужил благодарность. У людей короткая память; или, может, она короткая, потому что всех, кто мог возразить, он поубивал. Багдад перестраивали на средства халифа, точнее, малой их части. В городе сидел новый монгольский правитель. Ежедневно приезжали купцы с семьями и оседали в городе, где недвижимость резко подешевела. Деловая активность постепенно восстанавливалась, поступали первые налоги, хотя город пока казался тенью собственной тени.

Заночевать Хулагу решил на постоялом дворе у дороги. Он медленно жевал еду и мечтал лишь о том, чтобы мусульмане направили свои созидательные таланты на алкоголь. Их кофе царевич пробовал: горький, с алкоголем не сравнить, и для мужчины такой не годится. Запасы вина и архи давно истощились, их еще не пополнили, и вечно трезвые воины стали злыми и раздраженными. Хулагу понимал: чтобы получить напиток, которым наслаждался всю жизнь, на юг придется переселить несколько сот семей. В общем, с этой небольшой оговоркой, царевича удовлетворяли земли, которые он себе завоевал. У сыновей будет ханство, у самого Хулагу – уважение Мункэ. Хулагу усмехнулся, не переставая жевать. Странно, что он до сих пор добивается похвалы старшего брата. В таком возрасте разница в несколько лет значения иметь не должна, но почему-то имела.

Он осушил чашу фруктового напитка, морщась от липкой сладости с металлическим послевкусием.

– Господин, подлить вам еще? – спросил слуга, поднимая кувшин.

Орлок отмахнулся, стараясь не думать, как здорово простой айраг разбавил бы сладость и освежил ему горло. Заболел живот, и Хулагу помассировал его своими короткими толстыми пальцами. Он пробовал терпеть, но было душно, боль усилилась, и лоб покрылся испариной.

– Принеси мне воды, – велел он, скривившись.

– Воду пить уже поздно, господин, – с улыбкой ответил слуга. – Вместо нее я принес вам привет из Аламута и мир, который вы явно не заслужили.

Хулагу разинул рот от удивления и попробовал подняться. Ноги задрожали, он пошатнулся, но нашел силы прокричать:

– Стража, ко мне!

Хулагу прислонился к столу. Дверь распахнулась, влетели два воина с мечами наголо.

– Взять его! – прорычал царевич.

Нахлынула слабость, и он рухнул на колени, впившись пальцами себе в горло. На глазах у потрясенных стражников Хулагу вырвало. Съел он много, и рвота не прекращалась. В комнате запахло горьким. Боль усилилась, но в голове немного просветлело. Слуга не сопротивлялся, он стоял и озабоченно смотрел на царевича.

Хулагу – мужчина крепкий, но пульс у него подскочил, а лицо покрылось потом, словно он целый день бегал. Пот капал с носа, когда Хулагу бессильно опустился на пол.

– Уголь! – прорычал он. – Растолките в воде… и побольше. Из печей достаньте. Приведите моего шамана… – Продолжить он смог, лишь когда дурнота немного отступила. – Если потеряю сознание, влейте угольную кашу мне в рот. Побольше влейте. – Стражники мешкали, но слугу не отпускали. Хулагу разозлился, но вместе с гневом расправила крылья боль. – Убейте его, и за дело! – рявкнул он и снова повалился на пол.

Послышался хрип – стражники перерезали горло слуге и умчались из комнаты. Хулагу снова затошнило, но живот уже опустел, и от каждого безрезультатного позыва перед глазами темнело. В висках стучала кровь, голова раскалывалась. Сердце билось слишком быстро, вызывая слабость и дурноту. Пусть и неясно, но Хулагу уловил, как в комнату прибежали люди, почувствовал, как к губам прижимают деревянную чашу с черной кашицей. Он сделал глоток и тут же окатил себя зернистой рвотой. Надо пить еще, и Хулагу пил, пока не понял, что сейчас лопнет. Зубы скрипели – между глотками он старался очистить рот и горло. Тем временем в комнату набилось человек двенадцать; каждый методично растирал обугленное дерево тем, что попадется под руку. Очень скоро, облитый собственной горько-кислой рвотой, Хулагу провалился во мрак.

Когда он проснулся, было уже темно. Глаза чем-то залепило, веки склеились. Хулагу потер один глаз и содрал себе ресницы. Усилия не остались незамеченными – кто-то крикнул, что он очнулся. Царевич застонал, но режущая боль в животе стихла. Рот саднило, между зубами остались крупинки угля, который его спас. В свое время уголь спас Чингисхана, и Хулагу беззвучно отблагодарил дух деда за важные знания. Ассасины и тогда в себе не сомневались. Не впитай уголь яд, они добились бы своего. Промолчи слуга, Хулагу умер бы, так и не поняв отчего.

Как же он ослаб! Над ним возвышался Китбука, а царевич не мог подняться. Его подняли чужие руки, и Хулагу увидел, что лежит в другой комнате, а под головой и плечами у него толстые одеяла.

– Тебе повезло, господин, – проговорил Китбука.

Хулагу скрипнул зубами, не желая вспоминать страшные мгновения до потери сознания. Но они вспоминались: он ел вкусную еду, а потом сражался за свою жизнь под самодовольным взглядом убийцы. Руки по-прежнему дрожали, и Хулагу стиснул огромные кулаки под одеялом так, чтобы соратник не видел.

– Уголь помог, – буркнул он наконец.

– Тебя так просто не убьешь, – проговорил Китбука. – Шаман говорит, что пару дней ты будешь ходить под себя черным, но, по сути, ты отдал верное распоряжение.

– Ты молился за меня?

Издевку Китбука расслышал, но проигнорировал.

– Конечно, молился. И ты выжил, так ведь?

Хулагу снова попробовал сесть, в мыслях неожиданно воцарился порядок.

– Предупреди моих братьев, особенно Мункэ. Отправь дюжину самых быстрых гонцов.

– Уже отправил, – ответил Китбука. – На тебя покушались вчера, господин мой, и ты целый день спал.

Хулагу опустился на одеяла. Попытка подняться и последовавшие за нею размышления отняли много сил. Он не погиб, хотя ждал смерти. Обрывки воспоминаний тревожили, не давали покоя. Вожак ассасинов отправил убийц, прежде чем тумены подошли к его крепости? Вполне вероятно. Но куда вероятнее, что часть ассасинов была на заданиях, а вернувшись, увидела Аламут разрушенным. Хулагу представил, как они клянутся отомстить тем, кто уничтожил их клан и убил Старца горы. Он закрыл глаза, чувствуя, что вот-вот заснет. Сколько убийц к нему подбирается? Возможно, был лишь один, ныне гниющий у дороги…

Китбука с радостью наблюдал, как розовеет лицо его друга и господина. Он надеялся, что этот случай – последняя судорога умирающего клана. Но даже если и так, еще долгие годы Хулагу не сделает ни шагу без огромной свиты. Опасность сохраняется, пока жив хоть один из ассасинов. Китбука жалел, что отравителя убили, не дав отвести его в лес и испытать каленым железом.

По строгому приказу Хубилая шахтеров трогать запрещалось. В кои веки Урянхатай ничего не возразил. Кто-то должен был продолжать добычу руды, а ни один из людей царевича не понимал, что к чему, даже увидев плавильни и мешки со странными порошками в строениях вокруг нее. На территории прииска выделялась огромная куча графита со шлаком, в воздухе постоянно пахло горькими химикалиями, от которых сохло в горле; воины, обыскивавшие рудник, кашляли и отплевывались.

Когда отыскали серебряные слитки, Баяр лично принес ханскому брату эту новость. Уже по лицу военачальника Хубилай понял, что находка стоящая, но реальность потрясла его до глубины души. Сунцы набили очищенным металлом длинное каменное строение. Ключ так и не подобрали, и металлическую дверь пришлось ломать. Внутри обнаружили тонкие слитки. Потускневшие, они лежали на столах, готовые к погрузке и отправке в столицу империи.

• Предыдущая
• 50/100
• Следующая