Проводник в бездну - Большак Василий Григорьевич - Страница 18

• Предыдущая
• 18/35
• Следующая

— Никуда предатели от нас не денутся, — спокойно произнёс Яремченко, и Швыдак удивился: говоря такое, комиссар улыбался. — Зато есть радость для тебя, Михаил…

Комиссар расстегнул кожух и вытащил знамя.

— Наше! Ей-богу, наше! — Лейтенант схватил алое полотнище, будто боялся, что оно снова исчезнет. — Родное наше! Вот… Номер полка, название. Всё как было… Чего же вы молчите?

Комиссар улыбчиво смотрел на него:

— Разве же за тобой успеешь? Как из пулемёта…

— Жаль, что мы не смогли спасти своего товарища, но всё равно считаю, что операцию провели успешно! — отчеканил Швыдак. И к Яремченко: — Так вы его… мне…

— Бери, Михаил, бери, — вздохнул Яремченко.

И его вздох так поняли: есть знамя — родится снова полк. И пойдёт этот полк из лесов, из партизанского братства, вольётся в регулярные войска. Жаль отпускать таких бойцов, как Швыдак. Верной солдатской дружбой побратались они в лесах.

— Ничего, Антон Степанович, будем живы — встретимся! — влажными глазами глянул Михаил на комиссара.

— Понимаю: есть знамя — есть полк! Жаль, меня не пустят с вами, — с грустью произнёс комиссар, — а то б под знаменем вашего полка…

— Жаль, Антон Степанович! Но и тут работы хватит.

Швыдак заметил Гришу с Митькой, давно уже вышедших на дорогу.

— Не утерпели, хлопцы?..

Радостью светился лейтенант, держа полковое знамя в руках.

— Звёздочку не потерял? — посмотрел он на Гришу.

Гриша из внутреннего кармана вынул звёздочку, покачал:

— Вот она… Ваш подарок…

Подошёл Яремченко, взял звёздочку.

— Хороший подарок. — Бородатое лицо Антона Степановича стало каким-то необыкновенно торжественным. — А знаешь ли ты, Гриша, что такое звёздочка эта?

На его широкой ладони лежала обыкновенная солдатская пятиугольная звезда, которую носят на пилотках красноармейцы, лежала и переливалась на солнце блёстками, словно это была не обыкновенная пятиугольная звезда, а драгоценный камень.

Яремченко обращался к Грише, но их обступили партизаны, и получалось — ко всем обращался комиссар.

— Казалось бы, маленький кусочек железа? Нет! Посмотри на звезду внимательно-внимательно. Прислушайся к биению сердца своего. И ты увидишь в ней пламенное сердце Ленина, и огонь революции, и конницу Будённого, и блеск сабель Щорса, и звёзды Кремля.

Комиссар помолчал, будто прикидывал весомость слов, сказанных только что, и тех, которые ещё скажет.

— И кровавые битвы, которые были и который ещё будут, и наше счастливое будущее… Всё в ней слилось!

Комиссар обвёл взглядом суровых и мужественных людей.

— Вы поняли, хлопцы, что такое наша советская красная звезда?

— Поняли! — в один голос ответили Гриша и Митька.

Комиссар вернул Грише звёздочку.

— Даже дети понимают это! Вот в чём сила нашей красной звезды, нашей власти, друзья!.. Есть нам за что воевать, есть за что умирать!.. Но не будем думать о смерти, будем думать о жизни, хотя и не всем нам посчастливится дожить до светлого Дня Победы!

Комиссар обнял мальчишек.

— Вы доживёте, хлопцы, обязательно доживёте!

Комиссар замолчал, глядя на родные леса. Что видел он за соснами, осокорями, берёзами? Может, видел вот этих мальчишек после войны, как они пшеницу будут сеять, возводить новые города, строить новые электростанции на бурных реках?

Антон Степанович ещё раз порывисто обнял обоих, словно прощался с ними навсегда.

— Идите, хлопчики! Да смотрите — никому: куда вы ходили, что и кого видели. Знаете, какое время теперь…

Не спеша пошли мальчишки по лесной тропе, заворожённые словами комиссара. Таких слов им ещё никто не говорил — ни пионервожатая, ни даже учительница.

Глухо бухнул выстрел. Встрепенулись придорожные сосны. И птицы всполошились, поднялись в небо. Встрепенулись и мальчишки. Гриша опустил руку в карман, нащупал пятиугольную звёздочку, которая стала не просто звёздочкой красноармейской, а чем-то более весомым, дорогим, святым. И Гриша подумал: пока с ним звёздочка, всё будет хорошо. А если… Нет, нет! Он не потеряет её. И никто не сможет отобрать у него эту звёздочку. Разве что вместе с жизнью…

— И где ты шляешься? И почему я должна из-за тебя с ума сходить? Мало ли у меня своих хлопот?.. Говори, где был и почему так долго?

Всё это Гришина мать произнесла и сердито и радостно одновременно, ведь её «бродяга» всё-таки стоит на пороге хаты, живой и здоровый.

— Что ты ответишь матери?

— В лесу был. С Митькой.

А зачем был в лесу, Гриша не скажет. Если бы Яремченко разрешил — тогда бы другое дело. А то ведь он предупредил: «Смотрите, хлопцы, где были, зачем были — никому». Значит, и матери не следует говорить. Мать что — шепнёт бабусе, а бабуся, глядишь ещё, Петьке станет рассказывать. Правда, Петька ещё дитя, но всё равно не надо болтать.

Мать сказала как отрезала:

— Больше ты у меня из хаты ни ногой!..

Гриша только улыбнулся: «Эх, мама! Вот придёт посланец из леса, даст мне боевое задание — и тебе некуда будет деться, найдёшь спрятанные сапоги. Ещё и гордиться будешь: не кому-нибудь это задание поручили, а твоему сыну — Грише…»

Но всё же пришлось два дня отсидеть в хате. А на третий день Грише повезло: он нашёл свои старые башмаки. И когда мать отлучилась куда-то, подался к Митьке. Тот сидел на маленькой табуретке и протирал настоящие боевые патроны с короткими и тупыми свинцовыми носами. Митька, конечно, прикрыл тряпкой патроны, когда дружок дверями скрипнул, но глаза у Гриши зоркие, заметил медный блеск.

— Где это ты? — Гриша поднял тряпку.

— Где? — усмехнулся Митька. — Нашёл. — А немного погодя таинственно: — От парабеллума.

— Ну?

— Вот тебе и ну!.. — И подковырнул: — Моя же мать сапог не прячет.

— А что это такое парабе…

— Ну, наган, большой, тяжёлый. У Сашка такой, разве не видел у того фашиста с перевязанной рукой? И Мыколай по нашим из парабеллума стрелял… Нам бы найти где-нибудь!

— А зачем он тебе тот парабе… ну наган немецкий?

— Как зачем? Яремченко передали бы. Для партизан.

Гриша немного обиженно — он сидел без сапог и почитывал книгу о травах, а Митька в это время патроны для парабе… ну, нагана собирал, — произнёс:

— Что — пойдём?

— Ку-да?

— В лес.

— А я разве что? Пойдём!..

Когда уже вышли за село, Гриша вдруг остановился, испуганно оглянулся на Таранивку.

— Мама ведь не знает, куда я пошёл.

— Эх ты, маменькин сыночек! Мама не знает, — передразнил Митька. — Возвращайся, я сам пойду. А то, чего доброго, и мне перепадёт на орехи.

Митька явно же насмехался над своим дружком. Гриша толкнул его в спину, и они двинулись дальше.

Вот лесная поляна, усеянная всякими ржавыми железками. И патронов здесь немало. Видать, шёл бой кровавый…

Митька и Гриша быстро наполнили свои глубокие карманы холодноватыми патронами. В глубине леса наткнулись на бывший склад боеприпасов. И тут нашлась пожива — барабан от нагана.

Солнце уже садилось, когда мальчишки не спеша выбирались из леса с оттопыренными карманами. Там позвякивали патроны. Но друзья были разочарованы — ни винтовки, ни пистолета, ни гранаты им не посчастливилось найти. Единственно стоящая находка — барабан от нагана.

— Митька, может, посидим? — обратился к дружку Гриша.

— Давай, — согласился Митька.

Присели под высоким ветвистым дубом. Тихо шуршали жухлые листья, скрипели на осеннем сыром ветру ветви. И в то шуршание, в тот скрип вдруг вплёлся другой звук. Первым услышал его Митька, Поднял голову, насторожился. Прислушался и Гриша.

Высоко в бледно-голубом небе торжественно плыл самолёт. Но вот он будто споткнулся, резко нырнул вниз. В закатном солнце ярко блеснули пятиконечные звёзды на крыльях, красные, как звёздочка, подаренная лейтенантом.

— Гриша, наш! — У Митьки даже дух захватило. — Точно, наш!

— Наш, — изумлённо подтвердил Гриша.

— Гляди, гляди, что он делает!

• Предыдущая
• 18/35
• Следующая