Павана - Робертс Кит - Страница 55
- Предыдущая
- 55/59
- Следующая
— В Карфилде народ восстал с оружием в руках!..
Эленор вскрикнула, невольно уставившись на потолок, губы ее задвигались, но беззвучно.
— А также в Певенси, — продолжал сенешаль, — в Бомарисе, Карлоне, Орфорде… Бодиам перешел на сторону короля, в Карнарвоне сожгли папскую хартию. То же в Колчестере, Уорике, Фрамлингеме, Брамбере, Кардиффе, Шепстоу…
Эленор больше не слушала, а подбежала к нему и с радостным смехом повисла у него на шее, потом закружилась по крохотной каморке, опрокидывая какие-то батареи, катушки и путая провода… До самых сумерек в замке царило бурное оживление, а семафорные крылья, теперь, очевидно, ненужные, все передавали и передавали отрадные известия. С наступлением темноты сигнальщики зажгли факелы и продолжали передавать названия бесчисленных городов, охваченных пламенем восстания, — ах, какие старинные, славные названия: Дувр и Харлех, Кенилуорт и Лудлоу, Уалмер и Йорк!.. А с дальнего запада страны, прорываясь через туманы с моря, неслись названия, подобные бряцанию старинного оружия: Берри, Помероу, Лостуитьел, Тинтагел, Рестормел; и семафорные огни протянулись бесконечной цепочкой через пустоши, к морю. Только в полночь угомонились сигнальные башни.
А на следующее утро Корф-Гейт уже был обложен войсками, и на окрестных семафорных башнях остались только трупы сигнальщиков в лужах крови.
Однако восстание во множестве крепостей, принадлежащих королю и высшей знати, ослабило удар армады по замку Эленор. Вторгшаяся армия продвигалась вглубь острова — торопливо, но только по ночам; при проходе через ущелье у Корф-Гейта они были обстреляны крепостной артиллерией. Для осады замка леди Эленор было оставлено около пятисот солдат. Они привезли с собой или построили на месте самые разнообразные осадные орудия, включая баллисты, другие снаряды для метания камней и три гигантские стенобитные машины — «Средство Убеждения», «Верность Риму» и «Оборотень», установили их в долине и на окрестных холмах и приступили к методичному разрушению стен.
Но расстояние от окрестных холмов до замка было слишком велико, да и стоял он на такой круче, что при всех усилиях осадные машины наносили лишь малый ущерб первому ряду крепостных укреплений. Чаще всего увесистые глыбы с грохотом падали на каменный фундамент внешних стен. А те редкие камни, которые все-таки перелетали через стены и падали в нижних дворах, принимались на ура — они пополняли запасы защитников и при случае обрушились бы на головы нападающих. Зато машины, установленные солдатами Эленор, оказались куда эффективнее; в сочетании с пушками они нанесли идущему на приступ врагу такой урон, что расстроили его ряды, и папские войска в итоге откатились за ров с водой. Однако осаждающие не унимались, построили высокие земляные валы, снова и снова атаковали, применяя самые разнообразные методы, надеясь однажды застать защитников врасплох. Но всякий раз им приходилось отступать. Применили они и мантелеты — щиты, которые несли над своими спинами сразу несколько солдат; но снайперы на крепостных стенах всаживали снаряды в неприкрытые ноги «многоножки» — нападающие и их машины падали в ров с водой, обагряя земляные валы длинными полосами крови. Пробовали они и подкоп, однако защитники смотрели на работающих саперов скорее с жалостью, чем с тревогой, а подвижные осадные башни можно было использовать только на узком пятачке перед главными воротами, с других сторон внешняя стена обрывалась в пропасть. Однажды на рассвете сотня обливающихся потом солдат выкатила из деревни первую осадную башню, но «Ворчунья», спрятанная за тремя слоями мешков с песком, разнесла придвинутую к воротам башню одним-единственным выстрелом, уложив разом десятки папских солдат.
После этого в боях наступил перерыв; осаждающие затеяли переговоры с миледи — обещали, что в случае капитуляции папа ее помилует (даром что у Иоанна и мысли не было прощать ослушницу), и твердили, что ей все равно не выиграть в войне с целым светом. Затем они подослали герольда с подложным письмом от короля Чарлза, который якобы писал, что дело безнадежно проиграно и лучше сдаться на милость Рима. Эленор отпустила лжегерольда с миром — правда, предупредив, что в другой раз зарядит им метательный снаряд и перешлет обратно более быстрым способом — по воздуху.
За этим последовала еще более ожесточенная бомбардировка. Солдаты карабкались по крутым откосам, подгоняемые офицерами с заряженными мушкетами, которые грозились стрелять в спины малодушным. Эленор преподала нападающим страшный урок. Защитники якобы в полном замешательстве бежали прочь от наружных укреплений нижней стены, даже не успев захлопнуть за собой ворота — лишь в последний момент задвинули внутреннюю решетку. Атакующие с победными воплями устремились под арку ворот Мученика и накинулись с молотами и ломами на железную решетку.
Свой промах они осознали слишком поздно. За их спинами стремительно опустилась спрятанная в стене наружная решетка, и они оказались заперты, как звери в клетке. Сверху сквозь люки на них стали лить кипящую смолу…
Наученные горьким опытом, осаждающие решили выморить крепость голодом. Но прошел ноябрь, минуло Рождество, а орифламма и стяг с леопардами и лилиями по-прежнему гордо реяли над твердыней парбекских лордов. Однако о короле известий не приходило: связи не было никакой, даже чудесный, переставший быть секретом беспроволочный телеграф сенешаля молчал — казалось, остальная страна вымерла, И вот наконец пришла весточка — ее принес сержант-сигнальщик, которого смертельно ранили стрелой при переходе через неприятельские позиции. Бомарис пал и Карлон, а неприступная дубрисская крепость капитулировала на сороковой день осады.
В ту ночь Эленор не спалось; она бродила по комнатам донжона, по верхним дворам, заваленным обломками камней, разломанными машинами и прочим военным мусором. В последний предрассветный час, зная, что миледи не спит, в ее покои зашел сенешаль. Повсюду горели факелы, часовые вздрагивали от каждого шороха, от каждого скрипа. С Великих Пустошей поднимался туман, луна зашла за тучи.
— А, сэр Джон, — сказала Эленор. — Поглядите вот в это окно. Что вы видите?
Он долго молча глядел в указанном направлении, потом хмуро произнес:
— Вижу ночной туман на холмах, сторожевые костры врага… Он сделал попытку уйти, но Эленор резко окликнула его:
— Волшебник…
Он так и замер, спиной к ней. А она, глядя в спину застывшему старику, назвала его по имени — так, как звали его Древние Духи.
— Однажды я обещала вам, — ледяным голосом произнесла миледи, — что когда мне понадобится узнать правду, я скажу вам об этом прямо. А теперь вот вам задание. Подойдите ко мне, к этому окну, и ответьте снова: что вы видите?
Эленор стояла неподвижно, пока он задумчиво смотрел из окна вдаль, прижав ладони к вискам. Он мог ощущать исходящее от нее тепло, аромат ее юного тела.
Наконец он произнес:
— Я вижу конец всему тому, что было. Большие ворота крепости рухнули, знамена Иоанна развеваются над стенами замка.
— А что будет со мной, сэр Джон? Со мной что будет?
Он ответил не сразу; она нервно сглотнула, ощущая, как ночь обнимает ее и темнота проникает в тело.
— Смерть, да?
— Миледи, все мы умрем…
Эленор откинула голову и рассмеялась — тем смехом, которым несколько месяцев назад смеялась перед лордом Рейским и Дилским.
— Что ж, насладимся отпущенной нам малостью, — сказала она. В то утро с полсотни ее солдат сделали удачную вылазку и сожгли
«Оборотня» — обгорелый остов стенобитной машины по сей день виден под стенами замка. А «Князь мира» разнес в щепы и «Средство Убеждения», оказавшееся неубедительным, и «Верность Риму», которая никому не помогла. На восстановление этих массивных деревянных сооружений в безлесой округе попросту не было достаточного количества древесины. Однако к этому времени нападающие подвезли пушку — «Святую Мэг», и началось ее нескончаемое пререкание с огрызающейся из замка кулевриной — покуда над долиной, словно пар из-под крышки, не поползли густые облака дыма.
- Предыдущая
- 55/59
- Следующая
