Белая сорока - Лускач Рудольф Рудольфович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/60
• Следующая

— У вас нет оснований столь серьезно полагаться на свои впечатления, — сказал я. — Ведь вы того пса и видели-то мельком, к тому же довольно-таки давно.

— Неужели вы думаете, что я упустил возможность тщательно рассмотреть вашу лайку сразу же, как пришел, и не заметил поразительного сходства? — ответил мой собеседник, испытующе глядя мне в глаза. — О чем вы задумались?

— Размышляю, коллега, о том, почему бы Хельмигу не признаться, если он, действительно, потерял именно этого пса?

— Удивляться нечему, — сказал инженер. — С какой стати ему признаваться в том, чего ни один сознательный охотник никогда не допустит? Это уронило бы его и в собственных и в чужих глазах, особенно если учесть, что он хорошо понял, о чем я вел речь. — Шервиц нахмурился и добавил: — Сегодня он бросит на произвол судьбы собаку, а завтра — своего брата. Как-то я анализировал характер людей, которые наплевательски относятся к обществу, и пришел к выводу, что большинство из них тиранят собак, кошек, варварски бьют лошадей, ни за что ни про что стреляют мелких птиц. Если с такой точки зрения посмотреть на нашего уважаемого химика, то что следует о нем подумать?

Мне показалось, что дедуктивный метод размышлений Шервица ведет к преувеличениям: он никак не может забыть, что когда-то был председателем общества защиты животных в своем Аугсбурге. Потому и в каждом, кто плохо относится к зверью, видит человека, падающего по наклонной плоскости.

Карл Карлович был весьма наблюдателен. Он по одному моему виду догадался, что я с ним не согласен и, улыбнувшись, заметил:

— Очень может быть, что вы считаете меня сентиментальным филантропом, но даже в этом случае мне не хотелось бы выглядеть болтуном. Свои взгляды я никому не навязываю…

Все, что я от него услышал, и во мне, понятно, вызвало подозрение. Тем не менее я весело сказал:

— В оценке человека по его отношению к животным явно что-то есть, хотя вы немного и преувеличиваете…

Наш разговор прервал телефонный звонок. Я взял трубку и, к моему удивлению, услышал — на этот раз его мгновенно узнал — голос Хельмига. Извинившись, что побеспокоил, Хельмиг спросил, не мог ли бы он на нынешней неделе со мной поехать куда-нибудь поохотиться? «Как мы с вами тогда договорились», — добавил он, хотя именно тогда я оставил его просьбу без ответа.

Я ответил, что нас обычно ездит много, и поэтому мне необходимо посоветоваться с друзьями.

— Мы на волка, а волк на гумно, — возбужденно сказал я, положив трубку.

— Знаете что, — отозвался Шервиц, когда узнал, о чем я говорил с Хельмигом. — Возьмите-ка его на охоту. Поезжайте опять туда же, приведите его на место, где пес попал в капкан, и посмотрите, как этот «охотник» будет себя там вести.

— Неплохая мысль, — оживился я.

— Временами и у меня бывают озарения, — засмеялся Шервиц. — Когда собираетесь отправиться?

— В субботу. Но вот беда: там нас никто не ждет, наоборот, возможно, лесничий Богданов сам приедет в Ленинград.

— Телеграмма! Пошлите ее тотчас же, по телефону. В таких случаях нельзя долго думать — начнете все тщательно взвешивать да разбирать по косточкам и угробите идею, которая возникла, как лава из вулкана, и потому должна быть осуществлена прежде, чем остынет. И знаете что, дружище? Поеду-ка и я с вами. Если вы, конечно, не возражаете…

— Но ведь вы не охотник?

— Вам-то что?

— Если вы, по меньшей мере, будете соблюдать правила, обязательные для охотников…

— Идет! — заявил мой собеседник и взмахнул рукою так, что едва не уронил со стола бокал с вином. — Только имейте в виду: я буду не один.

— Что? Еще охотник?

— Не угадали. Речь идет о даме — о Хельми!

— Гм… — проворчал я, — этого еще не хватало! Разумеется, я не против женщин, но зимой на охоте это так утомительно и…

По правде-то говоря, я не выношу женщин на охоте. Не умеют стрелять, шумят, путаются под ногами… Шервиц, словно угадав мои мысли, сказал с легкой усмешкой:

— Вы не знаете Хельми. Настоящая спортсменка. На лыжах бегает, как мышь… Ха, ха, ха! Кроме того, отлично метает копье, стреляет из лука, ездит на коне. И все с большим подъемом и желанием… Одним словом, для нее это будут новые впечатления. Но, впрочем, все зависит от вас…

Что мне оставалось делать?

— Согласен, — сказал я, — правда, надо еще договориться с Куриловым. Без него я как без рук. Подождите, сейчас позвоню, что он скажет.

К счастью, Курилов был дома и после короткого размышления согласился с моим предложением. Сказал только, чтобы я взял на себя заботу известить по телеграфу Богданова и попросить организовать небольшой заячий гон.

Хельми приняла приглашение с восторгом. И как моя супруга ее ни отговаривала, ссылаясь на трудную дорогу, она, словно маленькая девочка, радостно хлопала в ладоши.

Когда гости отправились домой, было уже поздно, и только теперь у меня, наконец, нашлось время поразмышлять.

Что и говорить, заманчиво выяснить, был ли Хельмиг за день или за два до нашего приезда в тех местах и он ли бросил лайку на произвол судьбы. И кто вообще его позвал на охоту в столь отдаленные угодья? Из представителей лесной охраны никто без разрешения лесничего не мог пригласить иностранных гостей. Следовательно, у Хельмига должны были быть знакомые среди местных охотников, а тех, по словам Курилова, всего несколько. Почему он умолчал о пропаже лайки, о чем, кстати, до сих пор он или другой ее хозяин так и не заявил в общество охотников и не поместил объявление в ленинградских газетах? Совершенно неправдоподобно, чтобы Хельмиг не сделал этого только потому, что боялся уронить свой охотничий престиж — предположение Шервица на сей счет не стоит ломаного гроша.

Насколько мне известно, среди иностранных специалистов было около дюжины охотников, я всех знал. Они образовали свое общество и регулярно охотились вместе. Ну что ж, возможно, Хельмиг не любит сходиться с людьми, однако нигде не написано, что охотник обязан непременно входить в какой-то союз. Тогда в СССР в охотничий сезон охотиться мог кто хотел, как хотел и сколько хотел — достаточно было лишь иметь охотничий билет, который стоил всего десять рублей. Неоглядное лесное богатство этой страны, не считая нескольких заповедников, представляло собой единое лесничество без границ…

Я уже был в постели, когда снова зазвонил телефон. Неохотно встал и, зевая, взял трубку. Даже не извинившись за беспокойство в столь поздний час, Шервиц спешил сообщить, что уже изучил карту и узнал, что до лесничества, куда мы должны направиться, ведет хорошее шоссе, позволяющее ехать автомашиной даже сейчас, в начале зимы. Это очень важное открытие. Ведь Хельмиг, наверняка, будет спрашивать, как поедем; если выберем поезд, то нам не удастся скрыть от него место, где он так жестоко поступил с симпатичной лайкой, и Хельмиг сможет легко отказаться от участия в охоте. При езде на машине эта опасность отпадает.

— Моя машина в ремонте, — сказал я. Шервиц тут же закричал в трубку, что он и не собирался взваливать на меня эти заботы и что сам готов в любую минуту завести свой «Мерседес». Предложение Шервица, действительно, исключало возможность какого-либо подозрения со стороны Хельмига, и я согласился.

Карл Карлович пожелал мне доброй ночи, но какое там! Я не мог уснуть, голова была полна размышлений о предстоящей поездке, которая обещала помочь распутать сложный клубок загадочных событий.

На другой день я сообщил Хельмигу, что его просьба принята и что он будет для нас на охоте желанным гостем. На вопрос, где она состоится, я ответил, что около Березкополянского хутора — название для немца труднопроизносимое. Договорились, что выедем на машине в пятницу после обеда, чтобы успеть поохотиться в субботу и воскресенье.

Вечером я познакомил Курилова с нашими планами.

— Знаю там почти всех охотников, — заявил Курилов, но не представляю, кто бы из них мог пригласить Хельмига? Этот ваш турбинщик Шервиц, должно быть, сообразительный парень… Каковы его политические взгляды?

• Предыдущая
• 13/60
• Следующая