Завтрашний ветер - Файнберг Владимир Львович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/22
• Следующая

Я видел, что он всё равно был очень доволен. А с утра был какой-то пасмурный и словно горячий. По-моему, у него ночью температура была…

— Хочешь, перебирайся ко мне, здесь, наверное, лещевое место.

Я сбегал за удочкой и куканом, мы стали удить вместе и вправду поймали ещё трёх лещей и штук пять подлещиков.

Солнце уже палило, когда случилось очень плохое событие.

Владилен Алексеевич упустил самого большого леща.

Дело совсем не в рыбе. А в том, что, когда он подвёл под леща свой подсачек и надо было скорей вынимать рыбу из воды, Владилен Алексеевич вдруг сморщился и выпустил подсачек из рук.

Лещуга извернулся, ударил всем телом по леске, оборвал её и ушёл с крючком во рту. Я подхватил пустую удочку, подсачек пошёл на дно, а я всё смотрел на лицо Владилена Алексеевича. А он — на свои руки.

Потом я долго нырял за подсачком, отвязывал лодку от камышей, а он всё смотрел на руки… Пальцы на правой ещё шевелились, а левая… левая даже не сжималась в кулак.

— Ну, Валерка, вот и пропал мой лещ… — сказал он, — больше мне такого не видать…

Я молчал. Я всё грёб и грёб к нашей палатке. Владилен Алексеевич сидел нахмурясь.

Впереди из воды выстрелила щука. Я притормозил лодку. Щука вскинулась снова, и на том же месте.

Я подплыл поближе. Щука опять свечой вылетела вверх, и я успел различить, что она попалась на перемёт: из пасти у неё торчал стальной поводок.

— Эй, граждане, не трожьте! — раздался голос.

Так вот это место, где я вчера так напугался возле чужого костра! Вчерашний дядька отплывал в резиновой лодке от берега. Рядом с палаткой стояла вчерашняя девчонка.

— Откуда вы появились? — спросил он, подплывая к нам. — Я думал, мы здесь одни.

— Мы тоже так думали, — ответил Владилен Алексеевич и снова попробовал сжать в кулак пальцы левой руки.

— Как у вас с количеством улова? — спросил дядька и заглянул к нам в лодку. — Скромновато… А я лещей не ловлю. Их ведь коптить надо, а так — одни кости. Может, полюбопытствуете посмотреть мою добычу? Вот только перемёт проверю — с вечера ставил. Жерлицы, перемёт, донки — забот одних с утра до вечера, очумел совсем…

Мы кружили на лодке рядом, а он всё жаловался, выбирал перемёт и почти с каждого крючка снимал по большой рыбине. То это был налим, то щука, то окунь.

Сняв с поводка рыбу, он тут же нацеплял на крючок новую насадку — червей или какие-то кишки — и опускал обратно в воду.

Накидав с полкорзины рыбы, он вздохнул и непонятно сказал:

— Я модернизировал стандартный перемёт. Крючки при горизонтальном положении соседних поводков должны отстоять друг от друга на полтора дециметра… Ну, поехали, покажу кое-что…

Я покосился на Владилена Алексеевича. Тот сидел совсем хмурый. Я не знал, что нам теперь делать, и погрёб за резиновой лодкой.

Когда мы выходили на берег, Владилен Алексеевич упал. Но про это лучше не вспоминать.

— Я на рыбалке не пью, — с обидой и завистью сказал глупый дядька. — За Нинкой глядеть приходится. Надзор. Вы знаете, она чуть что — в воду падает! И с лодки. И с берега. Откуда хотите норовит. А плавать не умеет…

Нинка сидела у погасшего костра рядом с громадным бидоном и, разинув рот, глядела на меня.

— Папаня, я боюсь, — сказала она, не сходя с места.

— Чего ж ты кашу не варишь, даже костёр у тебя затух! — рассердился дядька и вдруг обернулся на меня: — Так это же ты вчера был! Вот дьявол! Девчонку чуть заикой не сделал, меня до инфаркта не довёл!

Я попятился.

— Простите его, — сказал Владилен Алексеевич. — Он костром ошибся.

— Да чего уж… — махнул рукой дядька. — Вы лучше обратите внимание, сколько я за четыре дня заготовил; скромновато, конечно, было б соли побольше…

В тени палатки стояли вёдра и бидоны, тесно набитые солёной рыбой.

— В основном щуки, — похвастался дядька. — Я этот водный массив хорошо изучил — в третий раз приезжаю.

— Солёные щуки? — удивился Владилен Алексеевич и потянул носом воздух. — Зачем они?

— Шут их знает! — пожал плечами дядька. — Ловятся и ловятся. Не засолишь — протухнут, а так, может, до дома довезу, реализую, родственникам раздам… Так у вас соли излишней не будет?

У нас в рюкзаке лежало целых две пачки соли. Мы одну-то едва начали. Вторая была совсем ни к чему. И я уже думал, что Владилен Алексеевич отдаст эту пачку, но он почему-то сказал:

— К сожалению, у самих горстка осталась. До свидания. Пойдём, Валера.

— А вы навещайте. — Дядька проводил нас до самой лодки. — Вам хорошо, мальчонка самостоятельный, вы и выпивать можете…

Мы отчалили, я погрёб к нашему мысу. Раньше я б никогда не подумал, что он может врать, а тут он соврал.

Я не удержался и брякнул:

— А ведь соли у нас — засолись не хочу…

— Знаешь что, дружок, — отозвался Владилен Алексеевич, — что-то скучно здесь стало, на этом водном массиве… И воздух пахнет солёными щуками, и вообще… Мне помнится, на карте я видел речушку — то ли приток, то ли ещё один рукав. Глухое место. Не махнуть ли нам туда?

— Айда! — сказал я и вспомнил о его руках.

— Осталось не так уж много времени, — непонятно сказал Владилен Алексеевич и умолк.

На нашем месте было всё в порядке. Костёр ещё дымился. Я быстро раздул огонь, сбегал за своей удочкой и куканом с плотвой.

Мы решили как следует поесть, собраться и к вечеру доплыть до речки.

Когда Владилен Алексеевич, по своему обыкновению, взялся чистить лещей и плотву, нож выпал из его пальцев и воткнулся в землю.

Этого делать он уже больше не мог.

— Может, обратно поедем? — сказал я, глядя, как он мучается с вёслами и лодка кружится на одном месте, потому что правая рука ещё могла держать весло, а левая еле-еле.

Я сидел на берегу у погасшего костра. Палатка была уже снята, свёрнута и погружена в лодку вместе со всеми вещами. Владилен Алексеевич неловко шлёпал вёслами по воде, и никто б не поверил, что ещё утром он мог здорово грести…

Он бросил вёсла, поглядел на меня и отвернулся куда- то вбок.

— Гребной сезон окончен, Валерка, — сказал он тихим голосом, — не выходит.

Я спустился к воде, залез в лодку и взялся за вёсла.

— Владилен Алексеевич, давайте обратно поедем, — снова сказал я.

— Надоело? — спросил он.

— Мне? Да я б хоть ещё год, хоть сто лет путешествовал!

— Из-за меня испугался?

Я молчал. Потому что он угадал, о чём я думал.

— Валера, ты ещё маленький, но постарайся, пойми. Картина почти снята. Через несколько дней наш актёр выйдет, мы снимем то, что осталось, — и в Москву. А что меня там ждёт? Больница, уколы, сочувствие друзей и знакомых…

Он как будто советовался со мной… А что я мог сказать? Я поднял вёсла.

— Туда, на речку?

— Конечно, туда, на речку! — отозвался он. — Кажется, она называется Глушица… Многообещающее название, правда?

— Правда.

— Слушай, брат, ты у меня не журись. Жизнь прекрасна, понял? Человеку некогда быть грустным, несчастненьким. Надо жить!

— Понял.

Мы должны были обогнуть остров, войти в главное русло — в Казак, переправиться через него, найти вход в эту Глушицу.

Я грёб и думал: как же так, на глазах помирает человек, и никто не может его вылечить. Я чуть не заревел.

— Ну вот, опять! Мы ведь, кажется, договаривались о грустном не говорить и не раскисать? Брось! Хочешь, открою один великий секрет?

— Какой? — спросил я.

— Как живьём поймать зайца!

— Да ну вас! — сказал я. — Это всё неправда.

— А вот и нет. Старинный охотничий способ. Ну, рассказать?

Я кивнул.

— Значит, так, — серьёзно сказал Владилен Алексеевич, — надо взять лимон, нарезать кружочками и положить на видное место в лесу. Ну, скажем, на пенёк. Любопытный зайчишка подбегает, берёт кусочек и жуёт, жмурясь от кислоты. А раз он жмурится — он тебя не видит. Ты спокойно подходишь — хвать его за уши, и вот он попался!

• Предыдущая
• 17/22
• Следующая