В объятиях принцессы - Грей Джулиана - Страница 56
- Предыдущая
- 56/66
- Следующая
– Оставь свои поздравления при себе. Еще рано говорить уверенно, но мы надеемся. Поэтому обеспечение ее безопасности приобретает первостепенную важность. Мне необходимо точно знать, что там, куда ты намерен ее спрятать, ей не угрожает опасность.
– Ты прекрасно знаешь, что я ничего не могу гарантировать.
– Значит, надо подумать об охране. Черт возьми, герцог, она же твоя родная племянница!
Лицо Олимпии смягчилось.
– Мой дорогой друг! Ни в чем на свете нельзя быть абсолютно уверенным. Тебе ли об этом не знать? Мы должны просто как можно лучше делать свое дело. Надо стремиться к идеалу и надеяться, что мы сможем сделать нечто хорошее в этом мире и за это нам впоследствии воздастся.
Сомертон открыл рот, чтобы достойно ответить, но слов не нашлось.
Олимпия положил руку на плечо графа:
– Возвращайся в купе и займись любовью со своей женой, если, конечно, у тебя что-то получится на этой проклятой трясущейся койке. Усни в ее объятиях. И возблагодари Бога за чудесный дар.
Рука Олимпии была тяжелой, и Сомертон, взяв ее за пальцы, убрал со своего плеча.
– Спасибо за совет, мой дорогой дядюшка, – сказал он и пошел к двери.
– Чертов идиот, – пробормотал Олимпия.
Поезд въехал в Хунхоф-Баден незадолго до рассвета. Луиза проснулась без десяти шесть, поскольку ее трясла за плечо сильная рука.
– Маркем, пора, – сказал муж. Он был уже одет и выбрит – щеки еще были влажными. Он быстро помог ей снять пижаму и завязать на груди плотную повязку. Все это было сделано быстро и спокойно, без единого неподобающего движения.
В дверь купе громко постучали.
– Хунхоф-Баден! – крикнул проводник.
Дорожная сумка была уже упакована, Сомертон взял ее и открыл дверь.
– Только после тебя, дорогая.
Луиза с замиранием сердца ступила на знакомую платформу, куда приезжала уже много раз и где ее встречали с букетами дочери мэра и бравурная музыка оркестра местной филармонии. Но этим утром платформа была пустой. На ней топтался только проводник их вагона. Небо на востоке уже порозовело – скоро восход.
– Сюда, – отрывисто бросил Олимпия, и они поспешили вслед за ним по платформе и через здание вокзала на площадь, где на обочине стоял неприметный экипаж с уныло опустившей голову тощей лошаденкой.
Триумфальное возвращение принцессы в Хольштайн-Швайнвальд-Хунхоф.
Поездка оказалась короткой – не более четырех-пяти миль. К тому времени как они свернули с дороги к ухоженному крестьянскому хозяйству, солнце еще не взошло. Белые оштукатуренные стены дома и конюшни мягко светились в размытом свете раннего утра. На пороге дома появилась женщина. Она поспешно сняла фартук и пригладила волосы.
– Ваше высочество! – ахнула она, когда Луиза спрыгнула на землю, одетая в мужской твидовый костюм.
– Тише, тише, только не это. – К ней поспешил Олимпия, схватил женщину за руку и не позволил присесть в реверансе. Он говорил на хорошем немецком языке.
– Примите мою огромную благодарность за гостеприимство, фрау Шуберт, – сказала Луиза.
Женщина покачала головой и жестом указала на дверь. Ее глаза восторженно блестели.
– Прошу вас, заходите в дом.
– Боюсь, мы не сможем остаться, – сказал Олимпия, когда все подкрепились и выпили кофе. – Мы должны добраться до Хольштайна к ночи, а ехать на поезде – слишком большой риск.
– Так быстро? – встрепенулась Луиза. Она взглянула на мужа, лицо которого было жестким и подозрительным. Он пристально разглядывал фрау Шуберт. Таким взглядом судья смотрит на преступника, сидящего на скамье подсудимых.
– Да. – Олимпия сделал последний глоток кофе и встал: – Сомертон?
Граф тоже встал.
– Могу я минуту поговорить с женой наедине?
– Конечно. Я буду ждать в экипаже. Фрау Шуберт, я должен обсудить с вами несколько пустяковых вопросов. – И он протянул женщине руку.
Когда дверь за ними закрылась, Сомертон повернулся к Луизе. Его лицо оставалось суровым, глаза смотрели напряженно.
– Что? – спросила она.
– Я должен тебе кое в чем признаться. В то утро – два дня назад во Фьезоле, как раз перед появлением Олимпии, – я не гулял по обычному маршруту. Я ходил во Флоренцию.
Луиза ждала чего-то другого. Теплого прощания. Наказа беречь себя.
– Во Флоренцию? Зачем?
Граф засунул руку в карман.
– Мне пришло в голову, что я не сделал тебе никакого подарка по случаю нашей свадьбы. А это – долг каждого мужа, независимо от обстоятельств. И я нашел ювелира, который смог ликвидировать мою оплошность. – Он протянул Луизе маленькую прямоугольную коробочку.
Она взглянула на подарок, потом всмотрелась в лицо мужа, и у нее пересохло в горле.
– Почему ты ничего не сказал раньше?
– Потому что тебе, Маркем, с удивительной легкостью удается лишить мужчину смелости в тот самый момент, когда она ему больше всего нужна. Возьми это, пожалуйста. Мне пора идти, и, думаю, не стоит носить с собой в кармане целое состояние, учитывая компанию, в которой я вот-вот окажусь.
Луиза взяла коробочку и подняла крышку. В ней оказалось потрясающее ожерелье из рубинов, каждый в окружении небольших бриллиантов. Центральный камень был больше других – прозрачное винно-красное озеро. Ожерелье действительно было бесценным.
Сомертон неуверенно кашлянул.
– Я вспомнил строку из Книги притч Соломоновых. «Цена ее выше жемчугов»… или что-то в этом роде.
– Очень красиво.
– У тебя, конечно, в сокровищнице горы драгоценностей.
Луиза внимательно посмотрела на лицо мужа – на нем лежали глубокие тени. Лицо было, как обычно, непроницаемым, но теперь это выражение показалось ей маской, призванной скрыть некое другое чувство.
– Но ни одна из них в действительности мне не принадлежит.
– Тогда спрячь это где-нибудь. Полагаю, загон для овец – самое подходящее место. Жди от нас вестей через неделю. Если все пойдет хорошо.
Если все пойдет хорошо.
– Сомертон… – Луиза судорожно сглотнула. – Леопольд… – Имя мужа показалось ей странным, почти чужим и одновременно очень интимным.
У него удивленно вытянулось лицо.
– Прошу тебя, будь осторожен. Это ужасные люди… предатели… Я не смогу…
– Уверяю тебя, дорогая, я вовсе не склонен относиться с легкомыслием к людям, пытавшимся убить мою жену.
– Конечно, нет. Думаю, ты ни к чему не можешь относиться с легкомыслием. Но я все равно буду беспокоиться. Так что прошу тебя, ради всего святого, береги себя.
Он поклонился.
– И спасибо за подарок. Я буду его беречь. – Она закрыла коробочку и сделала неуверенный шаг к мужу. Он стоял, сцепив руки за спиной.
– И еще одно, – хмуро сообщил он. – Ты должна заботиться о себе. Не выходи к гостям. Не гуляй за пределами фермы. Ешь полезную еду, побольше отдыхай, и главное…
– Ты мог бы просто поцеловать меня на прощание, – перебила Луиза. – Обнять и сказать: «До свидания, моя дорогая жена, моя помощница, мое сокровище. Буду верен тебе в мыслях и делах. Я буду думать о тебе каждую минуту. Я буду мечтать о тебе в постели. Каждую ночь я буду целовать твою фотографию».
– Так случилось, что у меня нет твоей фотографии.
Луиза отвернулась и прижала коробочку к груди.
– Ты… Ты…
Сильные руки скользнули по ее плечам. Сомертон прижал ее к груди и тихо прошептал:
– Мои люди здесь неподалеку. Если что-то пойдет не так, появится малейшее подозрение, иди на соседнюю ферму и назови мое имя. Не получится – доберись до Баден-Хунхофа и отправь телеграмму мистеру Натаниэлу Райту.
– Райту?
– Да. Я оставил ему соответствующие инструкции. Ему можно доверять. – К ее макушке прикоснулись мягкие теплые губы. – Прощай, моя дорогая жена.
Луиза резко повернулась, но лорд Сомертон уже шагал к двери, на ходу надевая шляпу. Он не оглянулся.
По настоянию фрау Шуберт она удалилась в свою комнату и вымылась в старой оловянной ванне, горячую воду для которой принесла сама хозяйка дома. Она чувствовала слабое недомогание, но посчитала, что это вполне нормально после изнурительного путешествия.
- Предыдущая
- 56/66
- Следующая
