Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд - Страница 106

• Предыдущая
• 106/177
• Следующая

В то же самое время Скотт, находясь в 400 милях западнее Фрамхейма, возвращался с Барьера — уже близилось окончание сезона. Между тем Амундсен снова торопился в путь. Он решил до начала зимы заложить склад на 83° или как минимум на 82°, что полностью противоречило его собственным требованиям к безопасности, поскольку он давал людям всего неделю на подготовку. Приготовлениями были заняты все, кроме кока Линдстрама, которому поручили присматривать за домом и оставшимися собаками. Линдстрам ответил, что не может дождаться, когда они все уедут, чтобы наконец привести в порядок Фрамхейм и отремонтировать снаряжение.

Дом превратился в одну большую мастерскую, принадлежащую процветающему сапожнику [записал Амундсен]. Мы должны перешить наши гигантские ботинки от Андерсена [из Христиании]. Они оказались слишком жёсткими на холоде. Теперь используем все возможные (и невозможные) ухищрения.

За исключением Вистинга, опыта изготовления обуви не имел никто. Но это не стало препятствием. Каждый ботинок распороли и успешно перешили. Удалили из него несколько слоёв кожаной подошвы, а в носок вшили клинья, чтобы сделать обувь просторнее.

Вечером 21 февраля работу окончили, и на следующий день они отправились в путь — караван из восьми человек и семи саней с упряжками по шесть собак в каждой. Впереди снова шёл Преструд. В каждые сани погрузили по 300 килограммов (660 фунтов). В начале похода люди были очень уверены в себе.

За неделю, прошедшую со времени предыдущего путешествия, погодные условия изменились. Всё было засыпано колким снегом, температура упала на девять градусов, поэтому лыжи и сани скользили несколько хуже, чем раньше, но скорость всё-таки не снижалась. Через три дня после старта они вошли в свой первый буран, мощный юго-восточный штормовой ветер, обрушившийся на Барьер всей своей снежной круговертью.

«Эти норвежцы — крепкие орешки», — написал Оутс. В такой буран Скотт даже носа не мог высунуть из палатки. Но Амундсен в своём дневнике, как всегда, лаконично и рассудительно заметил, что «пока солнце не сядет, про результаты дня ничего не скажешь». Вскоре метель прекратилась, и в тот день они прошли тридцать девять миль.

Одним из заблуждений Скотта была его уверенность в том, что хаски не могут бежать в ветреную погоду и метель, потому что снег попадает им в глаза. Видимо, ничто не могло повлиять на его неверные убеждения. Невежество Скотта по поводу собак было столь велико, что он ничего не знал о мигательной перепонке, внутренней «глазной крышке», которая может опускаться на глазное яблоко для его защиты. Конечно, собаки Амундсена страдали в этом походе, но совсем не от ветра. Он не понял, что долгое океанское плавание их слишком расслабило. Для акклиматизации им требовалось гораздо больше, чем пять недель, которые они находились на берегу. Если собаки работают постоянно и находятся в отличной форме, кожа на их лапах грубеет, и, проламывая наст, они не повреждают подушечки. Но сейчас изнеженные лапы собак были изрезаны льдом и к концу дня сильно кровоточили. Животные были нетренированными, недоедали, быстро уставали и вскоре начали худеть.

Среди людей постепенно нарастало глухое недовольство. Йохансен, уже поссорившийся с Хасселем, теперь почувствовал неприязнь к Преструду. Дневниковая запись Йохансена свидетельствует, насколько сильным было его раздражение от управления собаками и ночёвок в переполненной палатке:

Преструд, идущий впереди на лыжах — один, налегке, — потерял терпение и разозлился из-за того, что не может укрыться в палатке, чтобы начать готовить еду. «Там, в другой палатке, уже давно готовят», — возмущался он. Мне пришлось напомнить ему, что не все собаки одинаково хороши, и кому-то приходится тащиться позади. С этим ничего нельзя поделать. Самая тяжёлая работа — идти последним со слабыми собаками. И к тому времени, когда я, наконец, приехал к лагерю, он уже заполз в палатку и занимался ужином, а мне нужно было закончить кормить собак, привести в порядок сани, проверить упряжь и т. д., занести в палатку [спальные] мешки и одежду. Когда всё было в порядке, подошли Амундсен и Хассель, мы все влезли внутрь и стали жевать свой пеммикан — в палатке стояла тишина. Из-за ссоры мы не обмолвились ни словом.

Идти по старым следам было легко. По словам Амундсена, оставленная в снегу вяленая рыба «оказалась отличным маркером». Идущему в голове колонны лыжнику приходилось быстро поднимать каждую рыбу и отбрасывать в сторону, потому что, наткнувшись на неё, хаски обязательно устроили бы из-за лакомства знатную драку. Возница первой упряжки подбирал рыбу и складывал в сани, а вечером делил её между собаками в качестве дополнительной порции.

Через пять дней партия без приключений достигла склада на отметке 80°. В этот раз они везли с собой большое количество инструментов для астрономических наблюдений. Два секстанта и теодолит показали среднее значение координат 79°59?, что стало подтверждением качества предыдущих исследований, сделанных с помощью путемера и навигационного счисления.

Амундсен считал способ маркировки складов Скоттом и Шеклтоном граничащим с преступной халатностью. Он не хотел допустить ничего подобного в своей экспедиции. Это было специфической и важной проблемой в бескрайней однообразной пустыне. В поисках выхода он придумал метод, который заключался в установке линии чёрных вымпелов на коротких шестах, пересекавших путь группы с востока на запад. Двадцать флажков устанавливали на расстоянии полумили один от другого, по десять с каждой стороны от склада, создавая таким образом маркировку в десять миль шириной. Этого было достаточно, чтобы не пропустить склад, несмотря на любую возможную ошибку инструментов, так что даже в плохую погоду шансы не заметить флажок были минимальны. Каждый из флажков был пронумерован, что позволяло оценить направление к складу и расстояние до него.

После 80-й параллели температура упала до 30–40 градусов мороза. Трудность, как всегда, во время передвижения на лыжах заключалась не столько в холоде, сколько в физиологии. Людям, бежавшим наравне с собаками, было очень жарко, они обливались потом. Испаряясь и просачиваясь сквозь одежду на сильном морозе, пот конденсировался и образовывал ледяную корку, которая затем таяла и причиняла ужасный дискомфорт. Амундсену приходилось засиживаться допоздна и сушить над примусом свои камикки из меха северного оленя, сшитые по образцу тех, что носили нетсилики. Но никто не жаловался на холод, а это значило, что питаются они нормально и витамина С в их еде достаточно.

3 марта они достигли 81-й параллели, или, точнее, 81°1?. Там они заложили следующий склад, куда поместили полтонны пеммикана для собак. После этого Хассель, Бьяаланд и Стубберуд вернулись на базу. Амундсен, Преструд, Хелмер Ханссен, Вистинг и Йохансен продолжили двигаться на юг, чтобы попытаться дойти до отметки 83°.

До 81° всё шло нормально. Животные устали и были голодны, но работать не отказывались. Исключением стал только Один, одна из собак Амундсена, которому натёрла шею плохо подогнанная упряжь. Его посадили в сани и отправили домой вместе с возвращавшейся на базу группой.

После 81° ситуация изменилась. 6 марта Йохансен в своём дневнике записал:

Сегодня прошли 16 миль — последнюю часть дня ужасно медленно. От плохих собак придётся избавиться.

На следующий день стало ещё хуже,

13 миль дались труднее, чем раньше, шли очень медленно. Последнюю часть пути вообще еле двигались. Собаки Шефа — самые плохие, они не обращают никакого внимания на порку и, более того, просто ложатся в постромках, так что заставить их снова встать — целое дело.

Амундсен пришёл к неизбежному заключению: «Я решил заложить склад уже на 82° южной широты. Нет смысла пробиваться дальше».

• Предыдущая
• 106/177
• Следующая