Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд - Страница 91

• Предыдущая
• 91/177
• Следующая

Но команде было не до шуток: это был момент настоящей драмы. Амундсен внутренне собрался. Он стоял у карты, в прямом смысле слова доминируя над людьми, поскольку был выше всех ростом. На его сильно изрезанном морщинами, преждевременно постаревшем лице с глубоко посаженными глазами то ли викинга, то ли аскета-отшельника была написана такая невероятная решимость, что — казалось — её можно было почувствовать почти физически.

Амундсен заговорил короткими, точными предложениями, перейдя прямо к делу и не пытаясь вилять, быть уклончивым, красноречивым или напыщенным. Своим высоким голосом, который вдруг приобрёл магнетическую силу, он спокойно объяснил, как вводил их в заблуждение и почему делал это, использовав примерно те же аргументы, что и в письме Нансену. Он говорил прозаично, преуменьшая серьёзность всего дела. В его словах не было ни сентиментальности, ни сильных эмоций — разве что голос звучал ироничнее, чем обычно. Взгляд бледно-голубых глаз легко пробегал по лицам стоявших перед ним людей, словно он не предлагал им ничего особенного. Никаких изменений планов не было — разве что их «расширение». В конце концов, «Фраму» придётся пройти вокруг мыса Горн по пути на север, что составляет три четверти пути до Южного полюса, так почему бы, учитывая данный факт, не преодолеть этот путь целиком? План в изложении Амундсена начинал казаться сравнительно небольшим отклонением от маршрута, на которое не потребовалось бы много времени. Было бы жаль отказаться от этого, раз уж они всё равно здесь. Создавалось впечатление, что Амундсен говорил о чём-то настолько же ординарном, как поездка на выходные в Нордмарк[66].

Он хорошо знал психологию своих соотечественников. За кажущейся обыденностью его речи скрывалось стремление сыграть на их чувствах, но это была прогулка по хрупкому льду: достаточно одного неверно выбранного слова или подозрения в дешёвом героизме — и он пропал.

Новость, как сказал Кучин,

поразила всех. Никто не подозревал… наступило какое-то опьянение. Новые мысли, новые планы, так же далёкие от старых, как Южный полюс от Северного.

Я помню [писал Вистинг], что он использовал слова «мы» и «наш»… Это была не его экспедиция, а «наша» — мы все были его товарищами и имели единую цель.

«Теперь, — продолжал Амундсен, — это вопрос соперничества с англичанами».

«Ура! — воскликнул Бьяаланд. — Это значит, что мы опередим их!»

Первые произнесённые кем-то другим слова несколько разрядили общее напряжение. Бьяаланд, естественно, рассуждал как чемпион, привыкший побеждать и потому смотревший на Южный полюс как на лыжную гонку по пересечённой местности — длиннее и труднее, чем остальные, но не более того. А, как всем известно, норвежцы всегда были лучшими лыжниками, чем англичане.

Теперь Амундсен перешёл к подробному объяснению своей стратегии покорения полюса — и был при этом гораздо честнее, чем в своих письмах на родину. Он рассказал своим спутникам, где запланирована высадка — таких деталей до сих пор не знал никто, даже Нансен. Широкая публика пока что должна была оставаться в неведении, он сознательно предоставил ей неопределённую информацию. Только Амундсен, Леон и люди, слушавшие его в этот момент на палубе, знали, что их настоящий пункт назначения — если они примут решение остаться — Китовый залив.

Для сохранения тайны имелась важная тактическая причина. Выбор базы — это почти половина победы в предстоящей битве, и одно неосторожное слово могло привести к фатальному проигрышу, ведь если Амундсен точно сообщит, куда идёт, Скотт сможет опередить его. Амундсен уже достаточно хорошо понимал мотивы Скотта и знал, что он как раз из тех людей, кто, будучи обделён собственными оригинальными идеями, пытается присваивать чужие. Значит, опасные для Амундсена мысли вообще не должны посещать Скотта, чтобы он продолжил следовать своим планам и отправился в пролив Мак-Мёрдо.

Но сейчас, на палубе «Фрама», стоя, как учитель у школьной доски, Амундсен с помощью карты откровенно и детально раскрыл своему экипажу весь план победы в гонке к полюсу. В завершение он сказал, что не имеет права вынуждать их к согласию на дальнейшее участие в экспедиции. Он нарушил свои обязательства в отношении членов команды, следовательно, теперь они свободны от своих. Всем, кто захочет сейчас покинуть корабль, будет оплачено возвращение на родину. Тем не менее он просит экипаж последовать за ним к Южному полюсу.

Несмотря на невыносимую тропическую жару [вспоминал спустя годы Хелмер Ханссен], мне показалось, что большинство из нас почувствовало дрожь, как от озноба после сообщения, что целью нашего путешествия является Южный полюс. Мысли начали метаться — Южный? Но ведь мы собирались идти к Северному? Однако на раздумья времени не было… [ведь сейчас] наступил решительный момент, когда каждый должен был ответить на заданный лично ему вопрос: согласен ли он с этим новым планом и пойдёт ли на Южный полюс. В итоге абсолютно все ответили «да», и представление, таким образом, закончилось.

И представление это было по-настоящему талантливым. Амундсен подавил своих подчинённых и заставил их согласиться, сыграв на страхе перед позором отступления. Он использовал все преимущества своего положения и не дал никому времени на раздумья. Теперь у членов команды оставался всего час, чтобы написать родным.

Так как большинство писем были уже готовы [отметил Кучин], то оставалось лишь приписать [последнюю] новость… «Прежде чем идти на „север“, — пишет один своей жене, — мы сделаем маленькую прогулку к Южному полюсу». И это всё.

Затем письма собрали и передали Леону, который должен был отправить их адресатам в Христиании после того, как истинные намерения Амундсена получат огласку. Требовалось подождать ещё немного. Даже сейчас было важно не допустить преждевременного распространения новости.

Тот факт, что «Фрам» зашёл на Мадейру, сам по себе подозрений не вызывал. Панамский канал в то время ещё не был открыт. Чтобы попасть в Берингов пролив, требовалось обогнуть Южную Америку. С Мадейры путь и на Северный полюс, и к югу был одинаков.

Важно было правильно выбрать время для объявления новости. «Фрам» должен был оказаться достаточно далеко, чтобы исключить малейшую возможность отозвать его назад. С самого начала Амундсен планировал, что Скотт узнает обо всём прежде, чем покинет цивилизованные места. С другой стороны, мир следовало известить о реальных планах экспедиции до прихода «Фрама» в Монтевидео — за провизией и топливом, предложенными Доном Педро. По всей видимости, начало октября было лучшим моментом.

В девять вечера Леона отвезли на берег. Высадив его, гребцы Гьёртсен и Вистинг[67] сразу вернулись. После речи Амундсена никто больше не поднялся на корабль и не покинул его.

Когда Леон сел в шлюпку, брашпиль продолжил прерванную работу, цепи с грохотом стали наматываться на вал. Как заметил Кучин, «никогда ещё так быстро корабль не снимался с якоря».

Вернулась шлюпка, её подняли на борт, двигатель заработал, и, не поднимая парусов, «Фрам» направился в открытое море под аккомпанемент ритмичной вибрации поршней. Как только корабль пришёл в движение, прохлада сменила удушающую жару якорной стоянки, и собаки, словно по сигналу дирижёрской палочки, взорвали тишину своим древним меланхоличным хоровым пением; без малого целая сотня глоток одновременно издала протяжный вопль, будто волки в унисон завыли на одинокую луну. Никто из людей на борту не жаловался — поэтому казалось, что за них говорили животные.

Когда, по словам Хелмера Ханссена,

у нас наконец… появилось время обдумать то, что произошло, отовсюду было слышно одно и то же: почему ты сказал «да»? Если бы только ты сказал «нет», я бы сделал то же самое. Но все мы понимали: что сделано — то сделано.

• Предыдущая
• 91/177
• Следующая