Все о внешней разведке - Колпакиди Александр Иванович - Страница 68

21 июня 1941 г., за несколько часов до начала Великой Отечественной войны, И. А. Чичаев был отозван в Моск­ву и назначен начальником 5-го (англо-американского) отдела 1-го управления НКГБ СССР. С началом войны переведен в Особую группу при наркоме, где стал гото­виться к работе резидентом в оккупированных северо­западных районах страны по развертыванию там партизан­ского движения. Однако накануне заброски в тыл врага получил приказ наркома ГБ В. Н. Меркулова заниматься эвакуацией сотрудников аппарата разведки и. членов их семей в Новосибирск.

После возвращения в Москву совместно с В. М. Зару­биным принимал участие в переговорах с миссией британ­ской разведки СИС о взаимодействии в борьбе против на­цистских спецслужб. В результате переговоров было подпи­сано соглашение о сотрудничестве.

С сентября 1941 г. — представитель НКВД в Лондоне, одновременно с 1944 г. — поверенный в делах СССР при союзных эмигрантских правительствах.

В мае 1945 г. получил назначение резидентом в Хель­синки. Однако по пути из Лондона в СССР поступило новое назначение, и И. А. Чичаев отправился в Прагу в качестве резидента и советника НКГБ под прикрытием чрезвычайного и полномочного посланника СССР в ЧСР И.Тихонова.

В 1947 г. по возвращении в Москву работал начальником отдела, а затем, с 1948 г., — заместитель начальника Управ­ления КИ при СМ-МИД СССР. Одновременно преподавал в ВРШ. В 1951 г. командирован в Берлин во главе специаль­ной оперативной группы по работе с перебежчиками из западных оккупационных зон.

В 1952 г. после перенесенного инфаркта вышел на пен­сию по состоянию здоровья.

После отставки занимался литературным трудом. Автор трех книг («Незабываемые годы», «Страницы минувших дней», «Рузаевка на заре Октября»), многочисленных ста­тей и очерков.

Умер в Москве.

Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Красной Звезды и «Знак Почета», мно­гими медалями. Чрезвычайный и полномочный посланник 2-го ранга (1945).

Прибыв в Сеул в сентябре в качестве консула, Чичаев через некоторое время обратил внимание на молодого японского офицера Хироси Отэ. Будучи специалистом по. России, Отэ принимал участие в оккупации советского Дальнего Востока, а с 1923 года служил в Корее в Главном жандармском управлении в Сеулe. Его задачей было поддержание контактов с представителями белой эмиг­рации и вербовка среди русских, китайцев и корейцев агентуры для разведывательной деятельности на терри­тории СССР.

Отэ привлек к себе внимание Чичаева тем, что не скрывал своего желания подзаработать на перепродаже земельных участков, принадлежавших царской миссии в Корее. И однажды, в 1927 году, по указанию Чичаева сотрудник резидентуры Василий Васильевич Кузнецов под благовидным предлогом пригласил Отэ к себе домой. В ходе доверительной беседы Отэ согласился сотрудни­чать с советской разведкой. При этом он сослался на

материальные затруднения. Так в сеульской резидентуре ИНО появился ценный источник, которому присвоили оперативный псевдоним Абэ.

Среди переданных Отэ материалов необходимо на­звать документы Генерального штаба японской армии, штабов Квантунской и Корейской армий, Главного жандармского управления, полиции, генерал-губернаторства Кореи, японской разведки и контрразведки. Но самое главное— он передал Чичаеву документ, имев­ший высшую степень секретности, содержание которо­го было немедленно доложено И. Сталину. Это был ме­морандум, составленный в 1927 году премьер-мини­стром и министром иностранных дел Японии генера­лом Танакой, в котором излагалась: программа японс­кой военной экспансии и борьбы за мировое господ­ство. Позднее эту программу назвали «Меморандум Танаки». Для того чтобы понять важность этого докумен­та, необходимо ознакомиться с некоторыми выдержка­ми из него:

«Если мы в будущем захотим захватить в свои руки контроль над Китаем, мы должны будем сокрушить США... Но для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать весь мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные

азиатские страны и страны южных морей будут нас бояться и капитулируют

перед нами...

Имея

в своем распоряжении

все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы. Но захват в свои руки контроля над Маньчжурией и Монголией яв­ляется первым шагом».

Относительно СССР в «Меморандуме Танаки» выс­казывались следующие планы:

«В программу нашего национального роста входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Монголии в целях овладения богат­ствами Северной Маньчжурии».

Чуть позднее текст «Меморандума Танаки» был пере­дан в Москву и харбинской резидентурой внешней раз­ведки. В Кремле были обеспокоены агрессивными плана­ми Токио и поэтому пошли на беспрецедентный шаг. В 1929 году «Меморандум Танаки» был опубликован в ки­тайском журнале

«Чайна критик». Несмотря на офици­альные опровержения японского правительства, эта пуб­ликация на некоторое время вынудила Токио отказаться от провокаций в отношении СССР. Что касается даль­нейшей судьбы программы Танаки, то в 1946—1948 годах она фигурировала на Токийском международном трибу­нале по делу японских военных преступников в качестве документа № 169.

Однако, понимая всю серьезность угрозы со стороны Японии дальневосточным территориям СССР, кремлев­ское руководство требовало от резидентур внешней раз­ведки в Японии, Китае и Корее новые сведения о пла­нах и практических действиях Токио в Китае, Маньчжу­рии и Монголии. Например, в Сеул было направлено следующее указание:

«В дальнейшей работе особенное внимание обращай­те на выявление всяких фактов подготовки агрессии про­тив СССР вообще и советских интересов в Северной Маньчжурии, Монголии и на Дальнем Востоке в част­ности»^[82].

Выполняя это указание, сотрудники сеульской рези­дентуры активизировали работу по приобретению источ­ников в японской армии и спецслужбах. Так, при помо­щи Отэ в период с 1928 по 1932 год были завербованы офицеры штаба Корейской армии Чон и Тур, сотрудни­ки Главного жандармского управления Сай и

Пи,

служа­щий Корейского генерал-губернаторства Мак, военно­служащий Кан и другие. О ценности поступаемой от них информации можно судить по характеристике агента Тура, которую дал в 1935 году резидент ИНО НКВД в Сеуле Георгий Павлович Каспаров:

«Завербован в 1932 году... Регулярно дает большое количество материалов, исключительно подлинников.

Дал много ценных материалов по японской разведке в СССР, подготовке Японии к войне, международной политике Японии и т. д. Основные группы добываемых материалов:

1)  

секретные сводки и журналы Генерального штаба и других центральных органов;

2)   

сводки и оперативные документы японских орга­нов в Маньчжурии— штаба Квантунской армии, Хар­бинской военной миссии и других военных миссий;

3)   

сводки и другие разведывательные и оперативно-стратегические материалы штаба Корейской армии;

4)  

описание маневров, руководства по боевой подго­товке и т. п. материалы военного министерства»^[83].

1906 -?

Успешно работал в Корее.

С мая 1944 по январь 1945

г.—

резидент внешней раз­ведки в США под прикрытием должности вице-консула в Сан-Франциско.

С января 1945 по конец 1946

г.—

резидент в Мексике под прикрытием должности первого секретаря посольства.

В 1949—1952 гг. — резидент в Японии.

Что же касается Отэ, то в 1932 году он по указанию своего оператора Евгения Михайловича Калужского до­бился перевода в Харбин в местное жандармское управ­ление.