Мальчик из Гоби - Хорлоо П. - Страница 12

• Предыдущая
• 12/29
• Следующая

— О чем ты говоришь? — изумился Онолт. — О каких обидах?

Сэнгэ промолчал. Он опустился на одно колено, достал трубку и выбил ее о деревянный настил.

Учитель подошел к двери.

— Буян! — позвал он.

В юрту в новом коричневом дэле, туго перехваченном кожаным ремнем, с красным галстуком на шее вбежал веселый, довольный Буян. Сэнгэ растерянно смотрел на него: кажется, Буян всем доволен. Он поцеловал сына и, явно успокоенный, уселся на корточки. Морщины на его лбу разгладились. Учитель заметил эту перемену и тут же решил ею воспользоваться.

— Послушай, Сэнгэ! — горячо начал он. — Много воды утекло с тех пор, когда мы с тобой работали на уртоне. Настали другие времена. Народная революция все изменила, разве не так? Твой Буян — отличный парень. Он сам потянулся к новому, сам пришел к нам. Вот увидишь, Буян станет образованным человеком, порадует тебя своими успехами. У него большие способности. Всего несколько дней, как он начал заниматься, а уже знает все буквы, читает букварь. Можешь гордиться своим сыном. Неужели же вместо того ты оторвешь мальчика от занятий, от школы, в которую он так стремился и которую успел полюбить всем сердцем? Неужели ты отдашь его этим извергам?

Сэнгэ помолчал, потом пробормотал нерешительно:

— Ну, что хорошо, то хорошо. Если ему здесь нравится, что ж, я не против. Но ведь я хотел выучить его на ученого ламу…

— Ничего, — засмеялся Онолт. — Кончит школу — никому в знаниях не уступит. Будет настоящим человеком. Смотри!

И Онолт показал Сэнгэ на портрет Ленина, висевший на почетном месте. Сэнгэ увидел знакомый листок.

— Кто это? — хмуро спросил он.

— Учитель Ленин, он принес нам свободу и счастье!

— Видно, очень уважаемый человек?

— А как же! Доктор Васильев его земляк.

— Так, значит, этот человек — русский?

— Ну да!

— Соном-гуай твердит, что русские — хорошие люди, — задумчиво сказал Сэнгэ. — Похоже, он прав.

— Конечно!

Сэнгэ пристально посмотрел на портрет Ленина. Потом перевел взор на Буяна и долго молчал.

— Ты хорошо сделал, что сохранил его, сын мой, — наконец сказал он.

Всю ночь Онолт и Сэнгэ провели за разговором — вспоминали далекие годы молодости, делились планами на будущее. А наутро Сэнгэ, крепко обняв сына и пожелав ему успехов в ученье, повернул лошадей в сторону дома. На душе у него было легко. Он и думать забыл про бесовские козни. И, как истинный монгол, наслаждаясь вольным воздухом широкой степи, затянул протяжную песню.

— Вот так, дети, портрет Владимира Ильича Ленина, вырезанный из газеты «Унэн» от 4 марта 1929 года, привел меня в народную школу. Мой путь к знаниям — это путь, который прошли тысячи мальчиков и девочек Монголии, дети простых скотоводов, выросшие под солнцем мудрого учения Ленина — великого вождя мировой революции, — закончил свой рассказ заслуженный учитель Монгольской Народной Республики Буян.

Раздался гром аплодисментов. Ребята, не жалея сил, хлопали в ладоши, приветствуя любимого учителя.

Нарангэрэ?л возвращалась домой из школы. У подъезда своего дома она встретилась с высоким статным мужчиной. Он широко улыбнулся и погладил девочку по голове.

— Из школы?

— Ага!

— Умница!

И мужчина протянул Нарангэрэл ее любимую конфету «Мишка на севере».

— Учись хорошенько!

— Постараюсь!

— Ну, до свиданья, сестренка. Попозже к вам загляну!

Нарангэрэл долго смотрела ему вслед.

«Как хорошо, что он назвал меня сестренкой. И глаза у него такие синие, добрые», — думала она.

Дома была одна бабушка. Она сидела на кровати и разворачивала коробку, завернутую в бумагу.

— Бабуся, а я получила пятерку. За чтение! — радостно сообщила Нарангэрэл.

— Умница! — похвалила ее бабушка и крепко поцеловала в тугую щечку.

— А это что? — уставилась Нарангэрэл на коробку.

— Это подарок к Восьмому марта!

Бабушка вынула из коробки длинный белый шарф и набросила на плечи.

— Ну как, — сказала она, — идет твоей бабушке шарф?

— Очень! Моя бабушка в нем такая красивая! А кто тебе подарил?

— Васильев.

— Тот, кого я встретила во дворе?

— Да, он: мой сын, а твой брат, — прочувствованно сказала бабушка.

— Если он мой брат, то почему у него русское лицо?

Бабушка улыбнулась, отбросила назад свои седые длинные волосы.

— У твоей бабушки была в молодости подруга. И звали ее Нина, — задумчиво сказала она.

— Русская?

— Да, русская.

Бабушка почему-то вздохнула.

— А какая она была? — не отставала Нарангэрэл.

— Хочешь узнать? Хорошо. Я тебе расскажу. Садись сюда, слушай.

— Так вот. Давно это было, до революции. Вернее, в канун революции. Муж Нины — Василий — попал к белым в плен. А мы с твоим дедом решили спрятать Нину в худо?не.[38]

— Дедушка Дамди?н тоже прятал ее?

— Ну да. Отправились мы вечером, как стемнело. Подъехали к реке Чулу?т, к тому месту, где брод. А там как раз вода прибыла, настоящее наводнение. Волны большущие, шумят, пенятся. Спешились мы, стоим на берегу и думаем: что делать? А Дамдин и говорит:

«Ничего! Я переправлю вас через реку! Надо только подтянуть подпруги!»

Сказал так и стал крепить подпругу на той лошади, на которой ехала Нина. Я испугалась.

«Ночь, — говорю, — уже. Можем сбиться с дороги».

«Ничего, — успокоил меня Дамдин. — Сейчас ночи лунные, не заблудитесь».

Я посмотрела на Нину. Телогрейка подпоясана ремешком, голова шалью покрыта. Стоит слушает, а в глазах тревога.

«Янжима?,— спросил меня Дамдин, — а тебе подтянуть подпругу?»

«Не надо, я сама, — ответила я. — А куда нам потом ехать?»

«Через тот перевал, что у разбитого дерева. Там дорога хорошая».

«Когда, думаешь, доберемся до места?»

«Думаю, завтра к вечеру. Только не спешите, ты же знаешь, кто с тобой едет, а?» И Дамдин весело подмигнул мне.

Я посмотрела на Нину, и сердце сжалось от жалости.

Дамдин помог ей сесть на коня.

«Ну, Нина, счастливого пути. Скоро увидимся. О Василии не беспокойся: он убежит, вот увидишь. Мы с ним крепко сдружились — братьями стали. Я подумаю, как помочь ему. У нас у всех дорога нелегкая. Но мы еще встретимся, верь мне!»

У Нины на глаза навернулись слезы, она опустила голову и ничего не сказала.

«Ах ты, бедняжка! — покачал головой Дамдин. — Ну не надо, не плачь! Вижу, сердце у тебя мягкое…»

Дамдин взял коня Нины за повод и ступил в воду.

«Как-то боязно идти в реку, — тихо сказала я, — уж очень много воды прибыло».

«А я-то думал, что ты ничего не боишься. Ты ж у меня храбрая!» — не оборачиваясь, подбадривал меня Дамдин.

«И ты не ошибся», — подумала я про себя. Больше я ничего не сказала и пустила своего коня в реку вслед за ними.

Волны плескались о круп лошади, заливали седло. Мне было страшно, но я молчала. Наконец я добралась до другого берега. Там меня уже поджидали Нина с Дамдином.

«Ну, самое страшное позади, — сказал твой дед. — Дальше поедете вдвоем, а я вернусь назад. Нельзя оставлять в беде друга. Встретится кто, будет спрашивать про меня — говорите, что ничего не знаете. Ну, Нина, до свидания! Счастливого пути!»

«До свидания! — ответила Нина, вытирая слезы. — Я буду думать о вас и о муже».

«Не беспокойся. Василий скоро вернется к тебе».

Нина улыбнулась этим словам, и мы поехали дальше.

— Наступила чудесная осенняя ночь. Дул легкий теплый ветерок, в чистом небе ярко светила луна. Мы въехали в густой лес, перед нами вилась, чуть поблескивая в лунном свете, узкая тропка.

• Предыдущая
• 12/29
• Следующая