Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/79
• Следующая

Константинополь не успокаивался даже по ночам. Но если днем хозяевами его узких улочек были ремесленники и торговцы, то ночью их сменяли собаки и воры. Добропорядочные обыватели старательно запирали двери своих домов на крепкие запоры, а если неотложная потребность выгоняла их порой на улицы родного города, то старались передвигаться толпой, а еще лучше под охраной отважных молодцов, вооруженных секирами и дубинами. Герхард шел по городу один. Пока ночной странник обеспокоил только собак, увязавшихся за ним вереницей. Но как только он свернул под арку, нависающую над мостовой, появились и двуногие хищники. Грабителей оказалось четверо. Никаких сомнений в своем праве обобрать одинокого прохожего у них не было. Добычей они не собирались делиться даже с собаками, а потому в два счета разогнали их ударами увесистых дубин. Этот квартал Константинополя нельзя было назвать престижным, что, однако, не мешало богатым и влиятельным людям его посещать. Секрет такого поведения византийских вельмож объяснялся просто – именно здесь располагались притоны с красивыми девушками, где любили расслабляться старые и молодые развратники. До нужных дверей Герхарду оставалось пройти всего несколько шагов, когда его окликнули нелюбезные попутчики. Благородному шевалье предложили поделиться серебром и золотом с бедствующими горожанами. К сожалению, Герхард мог предложить им только сталь. Меч неожиданно для преследователей выскользнул из складок его одежды и обрушился на голову одного из них. Вор упал как подкошенный, забрызгав кровью мостовую и своих товарищей. Последние расценили поведение Лаваля как невежливое и разорвали ночную тишину протестующими воплями. Их грязные ругательства поддержали злобным лаем оголодавшие псы. Дабы не затягивать переговоры, ведущиеся столь неподобающим образом, Герхард точными ударами меча поверг на землю еще двух грабителей. Последний из нападающих счел инцидент исчерпанным и поспешно ретировался с места кровавой схватки. Поверженные тела достались собакам, проявившим завидную выдержку во время чужой драки, а Герхард поспешно юркнул в приоткрывшуюся ему навстречу входную дверь.

– Мадам ждет вас, – услышал он чей-то испуганный голос, прозвучавший из темноты.

Увы, за время, прошедшее со дня их последней встречи, Жозефина де Мондидье не стала моложе. Годы брали свое, а потому и выглядела старая соратница Лаваля по темным делам именно так, как и должна выглядеть женщина, давно перевалившая рубеж пятидесятилетия. Правда, Жозефина утверждала, что ей нет еще и сорока пяти, но Герхард был слишком искушенным человеком, чтобы верить в сказки. Благородная дама де Мондидье, потерявшая во время мятежа в Триполи не только сына, но и имя, присутствие духа не утратила и сумела вполне сносно устроиться в Константинополе, пустив в ход весь свой опыт, накопленный в гаремах эмиров и на ложах коронованных особ. Иными словами, она открыла в столице Византии притон, пользующийся большим успехом у местной знати. Герхард оценил убранство покоев благородной Жозефины и пришел к выводу, что его старая приятельница не бедствует.

– Я тебя ждала, Лаваль, – сказала Мондидье, не поднимаясь с кресла.

– Рад видеть подругу своей бурной молодости здоровой и цветущей, – вежливо отозвался Герхард, присаживаясь на стул.

– Ты как всегда любезен, шевалье, – усмехнулась Жозефина, показав при этом довольно приличные для ее возраста зубы. – У тебя неприятности?

– Как ты догадалась? – удивился Лаваль.

– Будь ты побогаче, наверняка бы нашел в Константинополе более юную и привлекательную особу, чем я.

Герхард засмеялся и пожал плечами – они слишком давно и хорошо знали друг друга, чтобы питать иллюзии на чужой счет.

– Мне нужны деньги, чтобы покинуть город, – признался Герхард. – Я нажил здесь несколько могущественных врагов в дополнение к уже имеющимся. Кстати, ты в курсе, что Филипп де Руси в Константинополе?

– Мой дорогой, Герхард, я знаю все, что происходит в столице Византии, – спокойно отозвалась Жозефина. – Здешние патрикии становятся удивительно болтливыми после выпитого кубка вина.

– По Константинополю ходят слухи о скифском царе.

– Я об этом слышала и даже уговорила Андроника Комнина, привести его ко мне в гости. Мои девушки сумеют разговорить даже очень молчаливого человека.

– Если у тебя есть что продать нашему другу Эркюлю де Пралену, то можешь использовать меня как посредника.

– Ты собираешься в Халеб? – вскинула подведенную бровь Жозефина.

– У меня нет выбора. Никто кроме бека Сартака не сможет в данный момент гарантировать мне безопасность. Я имел неосторожность поссориться не только с протоспафарием Константином, но и с герцогом Фридрихом Швабским.

– Бедный, Герхард, – ласково улыбнулась Мондидье. – Как же тебе не везет в этой жизни.

– Зато у меня есть надежда, благородная Жозефина, и верная подруга, ссужающая меня деньгами в трудный час.

– У тебя есть еще и дочь, Лаваль, и я хотела, чтобы ты об этом знал.

Герхард открыл было рот для протеста, но потом махнул рукой:

– Ты же сказала мне, что избавилась от плода.

– Я обманула тебя, шевалье. У меня на это были свои причины. Я действительно собиралась отдать Кристину в чужие руки. Но, видимо, с возрастом я стала сентиментальной, мне не хватило сил, чтобы отречься от родной дочери. А сейчас в этом нет никакой необходимости. Девочке уже исполнилось девять лет, а у меня достаточно средств, чтобы дать за ней приличное приданое.

– А что ты хочешь от меня? – нахмурился шевалье.

– Имя, Герхард. Ты принадлежишь к очень хорошему роду, далеко не последнему в Анжу. Ты признаешь ее своей дочерью, а меня – женой. Я не хочу, чтобы на Кристине де Лаваль лежало пятно незаконного рождения.

– Прямо скажу, неожиданное предложение, – скривил губы Лаваль.

– Я не собираюсь покушаться на твою свободу, Герхард, – холодно произнесла Жозефина. – И если ты захочешь вступить в новый брак, я этому препятствовать не буду. Вот разрешение папы Евгения на развод дамы Мондидье и шевалье де Лаваля.

– Какой может быть развод, если мы с тобой не женаты? – ошарашено спросил Герхард.

– Ты сегодня очень туго соображаешь Лаваль, – покачала головой Жозефина. – Падре Франциск обвенчает нас этой ночью. Он же приготовит все необходимые документы. В этих бумагах дата нашего венчания будет отнесена на одиннадцать лет назад. В конце концов, что такое одиннадцать лет для Бога, он даже не заметит подмены. Зато репутация нашей дочери останется безупречной.

– Хотел бы я знать, как ты добилась от папы развода для людей, которые никогда не состояли в браке, – покачал головой Лаваль.

– Я просто не теряла даром времени, дорогой мой Герхард и оказала нужным людям несколько очень ценных услуг. Так сколько тебе нужно денег, мой благородный муж?

– Хватит двух тысяч денариев, дорогая и щедрая жена.

– Я дам тебе три тысячи в качестве свадебного подарка и еще две тысячи в возмещение за развод.

– Очень любезно с твоей стороны выручить меня в трудный час, – вежливо кивнул Лаваль, поднимаясь на ноги. – Так где твой падре Франциск?

– Он ждет нас в соседней комнате, благородный Герхард.

– В таком случае, давай покончим как можно скорее со всеми формальностями, дорогая. Я очень устал за последние дни.

Глава 9 Прекрасная Элеонора.

Французские крестоносцы, проделавшие немалый путь по разоренной алеманами византийской земле, вышли к Константинополю в конце сентября. К величайшему огорчению Людовика Французского, император Мануил не внял его увещеваниям, выраженным, возможно, в излишне резкой форме, и не открыл ворота перед утомленными долгим переходом крестоносцами. Подобную невежливость, по мнению французских баронов, следовало трактовать как наглость, а наглость заслуживает наказания. Именно поэтому благородные шевалье принялись грабить окрестности города и без того уже подвергшиеся опустошению со стороны рыцарей Конрада Гогенштауфена. В силу этого прискорбного обстоятельства добыча французских мародеров оказалась крайне мала, в чем они обвинили византийцев, вопреки элементарной логике. Скорее уж претензии следовало предъявлять алеманам. Единственным местом, не подвергшимся полному разорению, оказалась летняя резиденция императора Мануила. Фелопанийский дворец, состоявший из нескольких зданий, был окружен ухоженными садами, рощами и лесами, переполненными живностью. Конечно, хозяйничанье алеманов нанесло резиденции сильный урон, но, тем не менее, именно здесь король Людовик и его блестящая свита решили передохнуть перед предстоящим трудным решением. Благородная Элеонора Аквитанская, супруга благочестивого Людовика, была настолько огорчена нелюбезностью императора Мануила, отказавшего в гостеприимстве первой даме Европы, что даже красота Фелопанийского дворца не произвела на нее должного впечатления. Зато ее подруга Сибилла, супруга графа Тьерри Фландрского, не сумела скрыть своего восторга при виде пола, выложенного мраморными плитами и мозаичных панно на стенах, изображавшие охотничьи забавы византийских императоров и вельмож. К сожалению, все эти прекрасные залы были пусты, отсюда успели вынести все ценное, включая столы, кресла и ложа, а потому несчастной королеве негде было ни присесть, ни прилечь. Слугам все-таки удалось раздобыть для прекрасной Элеоноры два складных стула, но ее настроение это обстоятельство нисколько не улучшило. Благородный Людовик, осмотрев чужой дворец, приказал раскинуть свой шатер посреди сада, ибо не посчитал для своего достоинства возможным, пользоваться чужим дворцом без разрешения хозяина. Что же касается баронов, рыцарей, да и простых пехотинцев, то они оказались куда менее щепетильны, чем их государь, и в мгновение ока захватили пустующие помещения, едва при этом не вытеснив за порог свою королеву. Благородной Элеоноре пришлось задействовать аквитанских гвардейцев, дабы отстоять право на крышу над головой. Сибилла Фландрская, попривыкшая за время похода к неудобствам, считала большой удачей, что им удалось добыть дров для камина, и теперь благородные дамы могли погреться у огня.

• Предыдущая
• 33/79
• Следующая