У кромки океана - Робинсон Ким Стэнли - Страница 24

– Салли Толлхок.

Знакомая прокурора оказалась и впрямь высокой, однако ничего ястребиного в ее облике не обнаружилось[13]. Широкоскулое, типично индейское лицо, густые черные брови, рубашка с длинными, закатанными по локоть рукавами, джинсы, кроссовки… Бифокальные очки в золотой оправе придавали ей весьма деловой вид.

Услышав шаги, женщина встала.

– Привет, Носорог! – бросила она Оскару и протянула левую руку. Оскар подобным же образом ответил на рукопожатие и представил Кевина и Дорис. – Добро пожаловать в Бишоп, – проговорила Салли. – Вы меня едва застали. Я ухожу в горы.

– Но мы приехали специально, чтобы поговорить с тобой! – воскликнул Оскар. – К тому же на завтрашний вечер назначены состязания…

– Я всего лишь собираюсь переночевать наверху, – отозвалась Салли, – а заодно проверить глубину снежного покрова в бассейне Дьюзи. Если желаете, могу договориться, чтобы вам выдали снаряжение, и пойдем все вместе. – Оскар было запротестовал, но она мановением руки отмела всякие возражения. – Я сказала, что ухожу в горы! Если хотите поговорить, придется идти со мной.

Деваться было некуда. Час спустя все четверо вскинули на спины рюкзаки и зашагали по тропинке, бегущей по берегу озера Саут-Лейк. Вскоре начался подъем. Кевин и Дорис не сговариваясь посмотрели на Оскара, затем переглянулись; видимо, их посетила одна и та же мысль – выдержит ли прокурор такую нагрузку?

Тот, однако, не отставал, хотя то и дело притворно закатывал за спиной Салли глаза – и внимательно прислушивался к словам своей подруги. Время от времени он поглядывал на Кевина и Дорис, будто проверяя, слышат ли они, о чем идет речь, и все ли у них в порядке. А они удивлялись столь несвойственной прокурору заботливости. Судя по всему, Оскар, несмотря на то что дышал прерывисто, с натугой, особых проблем не испытывал, – а ведь Салли задала весьма приличный темп.

Часа через два или три они вышли из соснового бора и очутились на берегу длинного, изобиловавшего островками озера, которое обошли, лавируя между огромных темно-красных валунов. Над озером вздымались увенчанные снежными шапками горные пики, отражавшиеся в синей воде; тут и там виднелись карликовые сосенки.

– Видите, сколько воды поступает в Оуэнс-Вэлли, – проговорила Салли, поведя рукой, и отерла со лба пот. – В прежние времена всю ее забирал Лос-Анджелес.

Карабкаясь вверх по склону, она рассказывала, каким образом лос-анджелесское Управление водоснабжением сумело получить права на все потоки, стекавшие в Оуэнс-Вэлли, присвоив тем самым всю воду Восточной Сьерры.

– Преступники, – процедила Дорис, – О чем они, интересно, думали?

– О будущем, – пробормотал Оскар.

В федеральном бюро мелиорации, продолжала Салли, работал один человек, которому поручили проверить водные ресурсы долины. Одновременно он сотрудничал с Лос-Анджелесом и сообщал туда все, о чем узнавал, вследствие чего тамошнее УВС прекрасно знало, прав на какие потоки следует добиваться. В результате Оуэнс-Вэлли выкачали досуха, уничтожив сады и пахотные земли. Фермеры разорялись один за другим, а Лос-Анджелес скупал их участки. Озеро Оуэнс-Лейк просто-напросто высохло, а в Моно-Лейк воды осталось на донышке; что касается подземных вод, те ушли настолько глубоко, что начали погибать даже привычные к засухе растения пустыни.

– Неужели это сошло им с рук?! – воскликнула Дорис.

– В конечном итоге сложилась любопытная ситуация, – со смешком отозвалась Салли. – Город на территории одного округа оказался крупнейшим землевладельцем на территории другого. Чтобы никто не вздумал последовать примеру Лос-Анджелеса, власти Сакраменто приняли закон о недопустимости подобных действий. Однако Оуэнс-Вэлли уже было не спасти.

Рассказ получился долгим. Путники успели миновать озеро Лонг-Лейк и вышли на скалистую равнину с множеством маленьких прудиков. Вода в них поражала своей голубизной. Слева возвышался горный кряж, который, по словам Салли, назывался хребтом Отчаяния. Оскар тяжело пыхтел, однако выказывал чудеса выносливости. Они двигались в едином ритме, цепочкой, – четыре крошечные фигурки на фоне скалистого пейзажа.

Тропа обогнула возвышение под названием Седельная гора, свернула налево, к громадной расщелине, что прорезала хребет Отчаяния. Путники углубились в тень; редкие кусты можжевельника коричного оттенка кривыми ветками и темно-зелеными иглами напоминали часовых, наблюдавших за незваными гостями.

Затем тропинка принялась петлять; чем выше они поднимались по правому склону расщелины, тем чаще попадался снег. Салли не сбавляла шаг, подъем происходил настолько быстро, что закладывало уши. Вскоре земля окончательно исчезла под снегом. Время от времени путешественники видели под собой пройденный путь – глубокую тень, вереницу озер; потом тропа в очередной раз поворачивала, и взгляду открывались горные кручи: острые, как зубы акулы, пики хребта Отчаяния, массивная пирамида горы Агассиз. Пояс деревьев остался далеко внизу, вокруг были только снег и камни.

Наконец они одолели склон, и тропа устремилась к широкому Бишопскому перевалу, в начале которого им попался столб, указывающий границу парка Кингс-каньон. Какое-то время спустя путники очутились в бассейне Дьюзи.

Слева по-прежнему возвышался горный кряж, над которым главенствовали вершины Агассиз, – могучая, правда, кое-где осыпавшаяся, стена из разноцветного гранита. В мезозойский период здешние вулканические породы долго сопротивлялись давлению изверженного гранита, но в конце концов не выдержали, и в результате возникло нечто вроде узора в калейдоскопе: темные и светлые камни перемешались друг с другом, и получился своего рода «мраморный торт». Шагая по тропинке, можно было изучать геологию: вот гранодиорит, вот более светлый аляскит, вкрапления которого виднелись даже на склонах Агассиз и Громового пика. Голос Салли журчал точно ручей; она объясняла, как называется тот или иной камень, называла каждый цветок, попадавшийся иногда среди камней.

Вскоре они достигли безымянного высокогорного озера – самого высокого в бассейне Дьюзи. На его берегах обнаружилась одна-единственная травянистая лужайка, будто предназначенная для того, чтобы разбить на ней лагерь. Путники побросали рюкзаки. Салли и Дорис принялись ставить палатки, Оскар плюхнулся на траву (он выглядел как выброшенный на песок кит), а Кевин, чувствуя, что изрядно проголодался, достал газовую горелку и кухонные принадлежности. Все успевали и работать, и оглядываться по сторонам, и разговаривать. Оскар жалобно заметил, что вот, значит, как Салли представляет себе идеальное место для лагеря, и все расхохотались, не исключая и самого прокурора.

Вид с лужайки и впрямь открывался замечательный. Лучи заходящего солнца падали на вершины гор. Агассиз, Громовый пик, Равнобедренный пик, Черный Великан, пик Колумбайн; каждый – шедевр творения, великолепное дополнение общей картины. На дне бассейна Дьюзи громоздились валуны, меж которых тянулись цепочкой крохотные прудики, виднелись присыпанные снегом деревья. Солнце исчезло за горами на западе, небо приобрело бирюзовый оттенок, а снежные шапки пиков украсила розовая кайма. Хаос порождает порядок, порядок создает хаос; кто сумеет их отличить в этом восхитительном сиянии?

Разговор снова вернулся к воде. Для Салли Толлхок – тут сомневаться не приходилось – вода была средоточием всех интересов. Особенно это касалось положения с водой в Калифорнии, где законы и практика сплелись в гордиев узел, который никому до сих пор не удалось разрубить. Салли страстно желала изучить систему, объяснить, что в ней к чему, научиться ею управлять.

В Калифорнии, сообщила она, вода течет вверх, к деньгам. Так было на протяжении десятилетий. Большинство штатов пользуется законами о прибрежной полосе, по которым собственник имеет право на ту воду, которая находится на его территории. Они взяли за основу английское общее право, которое вполне годится для земель, изобилующих ручьями и реками. Однако Калифорния и прочие «испанские» штаты применяют законодательство, позаимствованное из засушливых Мексики и Испании; по нему права на воду признаются за тем, кто первым пустил ее на благо себе или обществу, а кому принадлежит земля, никого не волнует. При таком подходе человек, купивший участок, по которому протекает речка, чья вода орошает огород другого, не может построить ничего, что ущемило бы права соседа. Следовательно, преимущество получают деньги – в особенности, что называется, «старые».