Уходите и возвращайтесь - Маслов Юрий - Страница 23

• Предыдущая
• 23/49
• Следующая

— А парень?

— Похоронили желудя, — удрученно сказал Артыков. — Карта ему, видно, такая выпала, пиковая…

— Что же произошло? — помолчав, спросил Никита.

— Чепуха, — сказал Артыков, нахмурясь. — Самая невероятная на первый взгляд и нелепая чепуха. — Он плохо уложил в чаше сиденья парашют, и когда завис, то тот из-под него, злодей, выскользнул. Да как! Застрял, подлец, между сиденьем и ручкой управления и, по существу, заклинил ее. А парень в довершение ко всему выдернул ненароком еще и вилку шлемофона. Вот и представь себе его положение: инструктора не слышно, управление откачало, самолет в штопоре, и земля на тебя волком. В общем, парень от страха забыл не только, что у него парашют есть, но и как мать родную зовут. А Козин ручку дергал-дергал — бесполезно. А земля приближается, через несколько секунд каюк. Надавил он тогда СПУ[5] и приказал курсанту прыгать. И сам вывалился. Первым. Как потом выяснилось, даже ответа не дождался. Видать, тоже порядком струхнул. Вот как пинает, — кряхтя и помаргивая, закончил Ашир Аширович. — А ты: убрать газ, ручку на себя, дать левую ногу. На земле оно все в другом цвете…

— Ну, а что Козин? — покраснев, спросил Никита.

— Козин-то? — Артыков твердыми, как железо, пальцами смял мундштук папиросы и выбросил ее в бочку. — Ушел он от нас.

— Куда?

— А бог его знает. Ребята говорят и летать-то бросил.

— Чего это он так… круто?

— Чего? — Ашир Аширович хлопнул себя ладонью по колену и, поймав взгляд Никиты, тихо спросил: — А ты думаешь, легко жить с таким подарком?

— Но у него же было безвыходное положение.

— Безвыходное, — согласился Артыков. — Но только носить с собой всю жизнь в кармане смерть этого мальчишки — тоже не выход. Ты бы смог?

— Пожалуй, нет.

— И он приличным парнем оказался. Понял?

— Понять-то понял, — сказал Никита. — Только ведь…

— Никаких «ведь»! — рявкнул Артыков. — Если лежишь с товарищем у пулемета, то пить не бегай, терпи. В авиации свои законы, неписаные.

— Сдаюсь, — сказал Никита, вставая, — сдаюсь и снимаю все возражения. Пошли гайки крутить?

— Иди, я еще покурю. Только смотри, я каждую контровку пропорю.

Никита придержал шаг и через плечо бросил:

— Железный ты мужик Ашир Аширович.

Через час работа была закончена. Никита вымыл бензином руки и, прежде чем отправиться на обед, заглянул в будку мотористов. Там в это время обычно собирались ребята — обменяться свежими новостями, позубоскалить, сыграть партию-другую в домино. За столом в ожидании партнера сидели трое: Алик, Славка и его механик Леха Безуглов — круглолицый веснушчатый парень с дерзким прищуром нежно-голубых глаз. Природа наградила его этой красотой, видно, в насмешку, чтобы резче подчеркнуть непривлекательность остальных черт хозяина — узкий лоб с могучими, как у обезьяны, надбровными дугами, короткий мясистый нос, тонкую полоску искривленного рта, в углу которого вечно висела сигарета, и маленький безвольный, по образному выражению боксеров, стеклянный подбородок. В отличие от своих коллег, Безуглов попал в аэродромную прислугу случайно. Отслужив действительную, он вернулся в родной колхоз, но не поладил с председателем — нравом был крут — и с легким сердцем пошел искать счастья на стороне. Знал: хорошие механики — а Леха был действительно неплохим механиком, в армии даже благодарности имел — на дороге не валяются.

— Садись, — сказал Леха, завидев Никиту. Он погасил сигарету, но тут же щелчком пальца выбил из пачки следующую.

Никита любил играть с этим огромным и непонятным для него парнем. Всякие там комбинации Леху не интересовали, ему нравился сам процесс игры. Он вечно проигрывал, но не обижался, и когда приходила его очередь лезть под стол, то проделывал это деловито и с достоинством, как все, за что бы он ни брался.

Игра была в самом разгаре, когда в будку вошел прапорщик Харитонов. Курсанты мгновенно вскочили. Безуглов не только не шелохнулся, но, углубленный в изучение фишек, даже рта не раскрыл. Он вообще, кроме своего непосредственного начальства, никого не признавал, и авторитетов для него не существовало.

— Сидите. — Харитонов махнул рукой и сам присел на краешек скамейки.

На столе лежала книга «Сквозь бури и штормы». В ней рассказывалось о подвигах воздушных десантников в годы Отечественной войны. Прапорщик с интересом полистал ее и, прихлопнув ладонью, спросил:

— Чья?

— Моя, — сказал Алик.

Харитонов прищурил глаз и посмотрел на Черепкова так, как смотрят на попавшегося в капкан зверя. После неудачной попытки списать Алика — начальство, разобравшись, положило рапорт под стекло — отношения между учителем и его учеником были более чем натянутые.

— В десантники готовишься?

— А что? — с веселой решимостью ответил Алик.

— А представляешь, что это такое?

— Вполне.

Алик хлопнул фишкой и с удивлением уставился под потолок. Взгляд его был настолько заинтересованным, что вслед за ним вскинули головы и остальные. Над верхней балкой, высунувшись из сена, которое накосил и набросал на чердак хозяйственный Безуглов, покачивались две треугольные змеиные головки. Как туда попали ужи, никто не знал. По-видимому, их вместе с сеном забросил Леха. Но дело было в другом. Как только ребята начинали стучать костяшками домино о стол, ужи, забыв об осторожности и грозящей им опасности, мгновенно высовывались и, покачиваясь, несколько минут с любопытством взирали на окружающих. Неподвижными оставались только пуговки стеклянных, безразличных, как у слепых, глаз.

Харитонов взял лежащий на столе возле Безуглова десантный нож. Лезвие со свистом рассекло воздух и с мягким стуком вошло в балку. На его кончике трепыхался пришпиленный уж. Он, наверное, так и не понял, отчего наступила смерть, и принял ее легко и бездумно. Глаза его, утратив холодный блеск, потускнели, но тело, продолжая жить, судорожно извивалось, кольцами наматываясь на рукоятку.

Харитонов насмешливо прищурился:

— Вот что такое десантник.

Леха подвинул к стенке табуретку и, встав на нее, с трудом вытащил застрявший в древесине тесак. Уж безжизненно шмякнулся на пол. Это была змея, обыкновенная змея, на которую люди обычно смотрят с отвращением и брезгливостью. Но ничего подобного в этот момент Никита к ней не испытывал. Ему ее было просто жаль, по-человечески жаль. Как все живущее на земле.

Леха вытер ветошью лезвие и, срезав веками зрачки, процедил:

— Чтоб больше мой нож не пачкал. Понял?

С кем только не сталкивался Харитонов за годы своей долгой военной жизни. Видел и хороших людей, и отпетых негодяев и, если требовалось, мог любого принести и чувство, А здесь растерялся. В глазах Безуглова не было ни злости, ни ненависти, ничего, что могло бы выразить его состояние. Это были глаза сумасшедшего — неподвижные, с расширенными, сухо блестевшими зрачками. Если бы это был враг… Нет, таких надо гнать при первой возможности в три шеи, а следом — соответствующую характеристику.

— Чей ход? — спросил Леха.

Харитонов сел рядом с Аликом.

— Дай-ка я с ним сыграю.

Алик, пожав плечами, уступил.

— А вот у нас случай был, — сказал вдруг Слава, ворочая набрякшими желваками на побледневшем лице. — Неподалеку от нашей деревни геологи базу устроили. И работал у них коллектором парень, Митькой звали. Парень как парень — две руки, две ноги, голова, естественно, одна, но ленив был до невозможности. И спать очень любил. А во время дежурства вставать приходилось ни свет ни заря: воды натаскать, завтрак приготовить, в общем, чтобы к подъему — ребята подымались в шесть — был полный ажур. Продрал однажды Митька глаза, вышел во двор и сам себе не, верит — бочка с водой полная. Чудеса, да и только. Но удивляться не стал — решил: ребята разыграли. На следующий день история повторилась. Здесь уже Митьку заело. Кто это, думает, такой добренький? Таскает-то таскает, а потом возьмет да и на смех подымет. Решил выяснить. Как только ребята заснули, он в сарай сховался. И ждет. Утром, часа в четыре, появляется… медведь.

• Предыдущая
• 23/49
• Следующая