Рассказы веера - Третьякова Людмила - Страница 20
- Предыдущая
- 20/80
- Следующая
Этого как раз и хотела революционная власть. Суд народа! Разве он может быть несправедливым? Ведь «трудящиеся массы» никогда не ошибаются!
«Из зала суда, – писал очевидец, – вышла небольшого роста, одетая в белое платье женщина, которую палачи, вооруженные разным оружием, немилосердно били».
Крестный путь принцессы Марии-Терезы де Ламбаль начался.
О принцессе Ламбаль написаны книги. И спустя столетие ее образ волновал воображение художников и поэтов, причем не только французов.
Лауреат Нобелевской премии по литературе 1906 года итальянский поэт Кардуччи посвятил ей прекрасный сонет.
Ручьи печалятся, и внятен вздох глубокий
В летящих из-за гор Савойи ветерках.
Железа, ярости теперь настали сроки:
Маркиза де Ламбаль простерта на камнях.
Да, в золоте кудрей, что льются, как потоки,
Она, раздетая, повержена во прах;
И тело теплое цирюльник мнет жестокий
Рукой кровавою, забыв недавний страх.
«Какая белая! – бормочет в диком гневе. –
Не шея – лилия! А щечки – нам на горе!
С гвоздикой сходен рот – под стать чистейшей деве».
Без упоминания изуверской расправы над беззащитной женщиной едва ли обошелся какой-либо и научный труд, посвященный Французской революции. Патологическая жестокость этого самосуда осталась примером того, какие омерзительные, нечеловеческие инстинкты способна обнаружить толпа, почувствовав свою полную вседозволенность. И не важно, на каких широтах эта толпа беснуется. Недаром Пушкин, которому советская пропаганда настойчиво и бесполезно приписывала революционные взгляды, писал о русском бунте как «о бессмысленном и беспощадном».
А ведь Ламбаль, в сущности, – лишь одна из тысяч жертв «бессмысленной и беспощадной» ярости толпы.
...Итак, конец принцессы был предрешен. Но даже смерть на виселице или под ножом гильотины выглядела бы истинным благодеянием по сравнению с тем, что пришлось выдержать этой женщине, пока смерть не похитила ее из рук мучителей. Воистину, всякое сравнение их с дикими зверями, самыми кровожадными, можно считать оскорблением братьев наших меньших. Но помнить о расправе над Ламбаль следует хотя бы для того, чтобы иметь представление о том, во что в иных случаях может превратиться существо разумное и, как говорят, божественное по своей природе.
...Ламбаль вывели из зала суда. У дверей, возбужденно жестикулируя и перекрикивая друг друга, стояли мужчины и женщины. Они ждали появления принцессы, чтобы вырвать ее из рук стражи, которая тотчас пала под ударами ножей и пик. Осужденная оказалась в руках убийц, дождавшихся своего часа.
Все попытки Аренберга вырвать Мари Ламбаль из рук осатаневших от крови санкюлотов не увенчались успехом. На старинной гравюре изображено начало крестного пути беззащитной женщины, отданной на растерзание мучителям, среди которых нетрудно заметить и представительниц прекрасного пола. Кричит испуганный жутким зрелищем ребенок, и даже пес, испуганно оглядываясь на людское безумство, уходит прочь.
Автор знаменитой книги «Картины Парижа» Мерсье, не замеченный в симпатиях к аристократии, повинной, по его мнению, во многих общественных язвах, тем не менее не нашел никакого оправдания этому «столь же гнусному, сколь и бесполезному подвигу сентябрьской резни». Зверь почуял запах крови, и его ничто уже не могло остановить. Правда, кто-то пытался помешать самосуду и, взывая к милосердию, хотел пробиться ближе к несчастной, которой остервеневшие женщины уже наносили удары.
С заломленными назад руками, Ламбаль могла лишь прикрыть от ужаса глаза, увидев, как неведомых ей защитников толпа забила насмерть. Настал ее черед.
«Некий Шарла, парикмахерский подмастерье с улицы Святого Павла, ставший барабанщиком милицейского батальона, вздумал сорвать с нее чепчик концом сабли, – описывал первый акт этой драмы секретарь Комитета общественной безопасности. – Опьяневший от вина и крови, он попал ей повыше глаза, кровь брызнула ручьем, и ее длинные волосы рассыпались по плечам. Два человека подхватили принцессу под руки и потащили по валявшимся тут же трупам ее защитников. Спотыкаясь на каждом шагу, она силилась сжимать ноги, чтобы не упасть в непристойной позе».
Граф Ферзен спустя две недели после гибели принцессы сообщал в частном письме:
«Перо не в силах описать подробности казни мадам де Ламбаль. Ее терзали жутким образом в течение восьми часов. Вырвав ей грудь и зубы, ее старательно приводили в сознание, оказывая всяческую помощь, и все для того, чтобы она могла «лучше почувствовать смерть».
Почему-то даже не войны, а именно революции подают самые невероятные примеры превращения человека в зверя. Именно это случилось со вчерашними мирными горожанами, в руки которых попала Мари Ламбаль. Расправа над ней, которая словно в знак протеста против людского изуверства вызвала к жизни картины, стихи, романы, стала одной из постыдных страниц Французской революции.
Даже республиканцы, находившиеся в толпе, что с криком и гиканьем двигалась по улицам Парижа, оставляя за собой кровавый след, вспоминали впоследствии об этом с содроганием:
«Двое зверского вида верзил волокли за ноги обнаженный и обезглавленный труп принцессы со вспоротым животом... Все это делалось с таким хладнокровием и деловитостью, что наводило на мысль: в уме ли эти люди? Справа от меня один из главарей размахивал пикой с насаженной головой мадам де Ламбаль, и всякий раз ее длинные волосы касались моего лица, другой, с огромным ножом в руке, прижимал к груди внутренности жертвы».
Итак, прекрасной принцессы Ламбаль, неотразимо обаятельной женщины, про которую говорили, что «она смягчала своей красотой гнет власти», больше не существовало.
Эта постыдная расправа в воспаленном сознании толпы приравнивалась к взятию вражеской крепости: поистине о такой победе должен был знать Париж, а значит, в первую очередь Пале-Рояль.
Огюстен Кабанес и Леонард Насс в своей книге «Революционный невроз» описывали дальнейшие события так:
«Герцог Орлеанский, живший в Пале-Рояле, собирался садиться за стол в обществе своей любовницы госпожи Бюффон и нескольких англичан, его приятелей. Вдруг во дворе дворца раздались неистовые вопли толпы. Стоявшие у окна увидели на пике голову принцессы Ламбаль; охваченные ужасом, как сообщает один из свидетелей, они отступили на другой конец комнаты, где сидел герцог Орлеанский, заинтересовавшийся тоже происходившим на улице; на его вопрос ему ответили, что народ несет человеческую голову, насаженную на конец пики. «О, – сказал он, – только-то?! Ну, так давайте обедать!»
Затем он осведомился, убиты ли сидевшие в тюрьмах женщины, и, когда ему ответили, что некоторые из них погибли, спросил: «Скажите мне, пожалуйста, что сталось с госпожой Ламбаль?» Сидевший около него англичанин молча провел рукой вокруг шеи. «Я вас понимаю», – сказал герцог и тотчас перевел разговор на другую тему».
...Останки принцессы Ламбаль, словно по какой-то неисповедимой прихоти судьбы, были закопаны во дворе Воспитательного дома на маленьком кладбище, где хоронили подкидышей-младенцев, которых не удавалось выходить. Это место стало и ее собственной безымянной могилой.
«Говорили ли о Французской революции? Вы читаете газеты, следственно, происшествия вам известны», – интересовался Н.М. Карамзин в одном из писем.
- Предыдущая
- 20/80
- Следующая
