Рассказы веера - Третьякова Людмила - Страница 35
- Предыдущая
- 35/80
- Следующая
Варвара Петровна Шувалова в пору своего первого вдовства, когда она, гонимая тоской, отправилась в теплые края. Неаполитанский залив с дымящим на горизонте Везувием – едва ли найдутся русские путешественники, которые не пожелали бы быть запечатленными на этом месте. Но мысли молодой женщины, похоже, очень далеки от этих красот: руки ее безвольно опущены, а пальцы едва удерживают шелковую ленту шляпки...
Строгановых-Шаховских снова замаячила фигура иностранца. Неужели бедную вдову ждет участь ее матери или что-то в этом роде?
Обширная родня графини в несколько рук строчила письма в Веве с разного рода предостережениями и мольбами опомниться. Та писала в ответ о чем угодно, но не касалась интересующей родственников темы.
А что, собственно, она могла им написать? Что с ней произошло то, что может произойти с любой женщиной? Как объяснить людям, что так бывает: жизнь вновь начинается с чистого листа, и совершенно не важно, сколько тебе к этому времени стукнуло лет и сколько у тебя детей. Как, спросим еще раз, это объяснить, если сама не веришь, что такое могло случиться? Почему именно здесь, а не в каком-нибудь другом месте? Почему сейчас, когда она ни сном ни духом не ведала, что может так влюбиться – оголтело, безрассудно и без всякого удержу?
Но вот случилось же. И зеркало, привыкшее отражать меланхоличную даму в темных платьях, теперь показывало совсем другую Варвару Петровну – веселую и счастливую.
...Итак, в 1826 году почти тридцатилетняя женщина влюбляется в человека двумя годами старше. Ее роман развивался отнюдь не по нарастающей – он сразу ринулся в зенит! Что-то подобное случилось с пушкинской Татьяной, которая, увидев Онегина, тут же сказала себе: «Это он». Но Варваре Петровне повезло больше: перед ней предстал не холодный ментор, а человек, распознавший во вдове с двумя мальчиками женщину своей судьбы.
Мысль о браке возникла в один миг, без раздумий и сомнений с обеих сторон.
Адольф Полье, француз швейцарского происхождения, принадлежал к очень богатому роду. Сокровища, вывезенные когда-то его отцом из Индии, послужили причиной семейной трагедии: при попытке ограбления их дома в Лозанне глава семьи был убит. Адольф родился вскоре после гибели отца. Мать дала своему единственному сыну прекрасное образование. Усилия учителей падали на благодатную почву – ребенок отличался великолепными способностями и жаждой знаний, которые позволяли надеяться: перед ним большая дорога. О, если бы все зависело только от человека!
Совсем молодым Полье действительно попал в Россию в составе инженерных войск. Скудность биографических данных не позволяет сказать, чем он занимался к моменту встречи с русской вдовой. Но несомненно, семейные капиталы позволяли ему жить безбедно. А вся дальнейшая история супружества с Шуваловой не дает ни малейшего намека на какую-то корысть с его стороны.
Влюбленные часто покидали виллу Варвары Петровны. Они много путешествовали. И везде графиня старалась знакомить Полье со своими соотечественниками. Видимо, дружеские связи возникали легко и естественно. Судя по всему, избранник Шуваловой умел расположить к себе людей.
Сильвестр Щедрин, например, характеризует Полье так: «Славный молодец и рисует прекрасно». Похвала такого мастера много значит. Но природной склонностью к карандашу и кисти дело не ограничивалось: Полье был человеком широких интересов, много читал, знал, умел рассказывать, заражая собеседника своими мыслями и рассуждениями. Однообразие и скука несовместимы с тем, кто умеет видеть красоту мира и готов приохотить к тому ближнего. Для всякой женщины такой человек – находка, а для Варвары Петровны, чья жизнь была омрачена горькими потерями, – находка в стократ. Видимо, она, робкая и нерешительная, поняла это. Что уж тут думать, надо ехать в Петербург к государю за разрешением выйти замуж за иностранца. Горький семейный урок прошлого понуждал Варвару Петровну к этому, хотя всю сложность задачи она себе представляла.
Ни для кого не было секретом: Николай I всячески противился международным бракам. Ему вообще не нравились долгие отлучки подданных в Европу, что приводило к оскудению хозяйств, к приобретению инакомыслия и ослаблению православной веры.
Так что никто из влюбленных не знал, суждено ли им быть вместе. Как страшит их мысль о предстоящей разлуке! Швейцарская вилла давно оставлена, они вместе с мальчиками Варвары Петровны постоянно в пути, словно избегая того места, где один из них останется, чтобы смотреть вслед удаляющейся карете!
И вот наступил момент, когда повторилось давнее расставание Елизаветы Шаховской-Аренберг с принцем Луи.
Снова Париж. Снова ворота Сен-Мартен. Снова сцепленные руки, бессвязные слова, приступ пронзительной, словно боль, нежности друг к другу. Варвара Петровна и Полье. «Мы с тобой никогда не расстанемся...»
Но что значит слабый человеческий голос перед всевластием судьбы, которая никогда не объясняет своих деяний, не назначает сроков, не предупреждает об опасности, о тщетности надежд?
...Приехав в Петербург и поделившись с родственниками своими планами, Шувалова не встретила ни понимания, ни поддержки. Какой такой Полье? Ей не стесняясь говорили, что она делает глупость, о которой пожалеет, но будет поздно, призывали образумиться, внять советам умудренных жизнью людей.
Но очень скоро родня и светские знакомые убедились, что произошла неожиданная метаморфоза. От той хранимой заботами энергичной бабушки и мужа-генерала молоденькой дамы не осталось и следа. Варвара Петровна почувствовала сладость самостоятельности. Свет увидел уверенную в своем праве, окрыленную блистательной мечтой женщину, которую не так-то легко было сбить с толку.
...Шестым октября 1826 года датировано прошение Шуваловой о браке с иностранным подданным.
Потекли дни ожидания, недели ожидания. Зимний дворец безмолвствовал. Зато одно за другим Варвара Петровна получала письма из Парижа. Голубую тонкую бумагу (письма Полье до сих пор хранятся в одном из московских архивов), испещренную новостями городской жизни, перечнем встреч и разговоров, как лезвием, разрезала одна-единственная мысль, ради которой и писалось письмо: ну когда же? Отчего так долго? И тоска, безумная нежность и тоска любящего сердца...
Трудно сказать, какие чувства двигали строгим Николаем I, когда на прошении Шуваловой появились заветные слова: «Дозволить вступить в новое супружество». Если когда-то из стен Зимнего дворца вышел вердикт, сломавший судьбу матери, то этот предоставлял дочери право на счастье.
Почему в данном случае император поступил именно таким образом? Ведь он прекрасно знал, что в руках графини Шуваловой сосредоточилось «хозяйство» двух самых могущественных семейств России. Умри она – все под Богом ходят, и молодые, и старые! – ее муж получит половину всего колоссального имущества, а там одной земли со среднее европейское княжество, не говоря уже о заводах и прочем. Как распорядится всем этим чужестранный господин Полье? Ведь император тогда еще не мог предполагать, что тот обратится к нему с просьбой о российском гражданстве. Да и рассуждениями «о влечении сердца», на которые, надо думать, графиня не поскупилась, трудно было взять государя. Тот и слыл, и был человеком весьма приземленным, знающим цену слезам, клятвам до «гробовой доски» и всему такому прочему.
И все-таки – да! И все-таки императорское перо твердо выводит – «дозволить»!
...Возможно, в памяти Николая всплыла печальная картина, которой он, еще будучи великим князем, три года назад оказался свидетелем. Похороны генерала – героя Шувалова, два мальчика возле хрупкой фигуры матери, ее скорбное лицо под черной вуалью, и он сам, склонившийся к маленькой, словно детской руке вдовы. Бог весть, как оно было! Сказано же Пушкиным: «Он человек, им властвует мгновенье!» Это мгновенье для Варвары Петровны и того, кто ждал решения своей судьбы в Париже, оказалось счастливым.
- Предыдущая
- 35/80
- Следующая
