Девушка из министерства - Адамян Нора Георгиевна - Страница 23
- Предыдущая
- 23/63
- Следующая
Приехали мы рано утром. Нас предупредили, что на станции поезд стоит всего две минуты. Катя очень волновалась — успеем ли мы выгрузиться. Но оказалось, что две минуты — это совсем не так мало. Корзина, чемодан, узел с постелью и набитые авоськи лежали кучкой на платформе маленькой станции, мы стояли рядом и ждали, когда наконец уйдет уже ненужный нам поезд. А он только шипел и отфыркивался, будто набираясь сил для новой дороги.
Когда отстукал колесами последний вагон, нам открылись поля, зубчатая темная полоса леса, стало слышно, как чирикают птицы.
— Самое поселение — это километров десять отсюда, — сказал нам старик сторож, — туда вам с вещами на машине надо.
— А бывают здесь машины?
— Бывать бывают. Только сейчас нет.
Я опечалилась. Глядя на меня, загрустила Катя. Сторож походил вокруг нас и опросил:
— А вы кто будете — отдыхающие или жители?
Когда он узнал, что я врач и еду на работу, то сразу оживился. Перенес наши вещи за станционный домик, ближе к проезжей дороге, попенял на меня за то, что я не дала телеграмму в колхоз или сельсовет, и пообещал:
— На машину я вас усажу. Тут сейчас Борис Палыч на тракторе поедет. Отвезет.
Присев на чемодан, он засучил широкую парусиновую штанину и показал мне ногу с сетью набухших синих вен.
— С утра ничего, а к вечеру ноет. И вроде бы опухает. Помощь какую-нибудь дашь?
Я велела ему прийти в амбулаторию или ко мне домой.
— Да ведь дома-то у тебя пока нет, — сказал дед, — не готов еще твой дом-то. Квартировать пока придется.
Это печальное известие подтвердил и Борис Палыч, подъехавший к нам на тракторе, к которому была прицеплена тележка-вагонетка. У него оказалось измазанное мазутом лицо, выгоревшие на солнце волосы и голубые глаза. Он быстро уложил в тележку наши вещи, устроил мне удобное сиденье. Двигался и работал Борис Палыч ловко и складно, а говорил неохотно и запинаясь.
Выяснилось, что старый врач, который ушел на пенсию, жил в своем собственном доме, а для нового доктора собирались при амбулатории пристроить комнату, но пока только завезли кирпич.
— Мама, где же мы будет жить? — забеспокоилась Катя.
— Да устроитесь где-нибудь, устроитесь, — успокаивал нас сторож.
Трактор так громыхал, что разговаривать было невозможно. Один раз Борис Палыч остановился возле палатки. Тут спал сменный тракторист. Борис Палыч разбудил его, передал какие-то свертки и о чем-то поговорил. А мы с Катей, прогуливаясь у речки, решали вопрос — должны ли мы предложить трактористу денег за то, что он довезет нас до села.
Дело в том, что в дороге с нами произошла конфузная история. На одном полустанке в наш вагон сел старик. Он вез корзину клубники, отсыпал ягод в лукошко и все угощал Катю: «Возьми, девочка, возьми». Катя от угощения не отказывалась. А потом старик собрался выходить и заявил: «Рассчитаться бы теперь надо, дамочка, за ягоды». Это нас очень огорчило и мы решили извлечь уроки…
Перед тем как ехать дальше, Борис Палыч пошел с Катей на речку умываться. Минут через десять ко мне мчалась по жнивью Катя вперегонки с длинноногим юношей. Он легко обогнал мою дочку, но у межи великодушно поотстал, и ко мне они подбежали, уже взявшись за руки.
Катя видела гнездо с птенцами, Боря показал ей в реке стайку головлей и обещал сделать удочку и подарить ручного ежа.
Так произошло превращение Бориса Палыча в Борю.
— Вы сами здешний? — спросила я.
— Да. Но у нас дом маленький, сельский. Я вас в другом месте устрою. Вам понравится.
Катя потребовала:
— Мама, я тебе что-то скажу на ухо…
И со всей силой убежденности громко зашептала:
— Ни в коем случае… Понимаешь? Про деньга — ни в коем случае!
Село лежало на пригорке. Меня огорчило, что в нем мало зелени. Только у амбулатории, на которую мне указал Борис, росли кусты сирени.
Мы остановились еще раз — возле библиотеки. На крыльцо встречать нас выбежала девушка. Тракторист снял с тележки несколько связок книг и передал ей.
— Боря, — сказала девушка, — в субботу у нас обсуждение будет: «Герои наших дней», — по прочитанным книгам. Придешь?
— Ну, время нашли. У меня уборка.
— Но ведь в субботу, Боря…
— А для нас все дни теперь одинаковые. «Пока не уберем — сидим за рулем». Мы на своем стане такой плакат повесили.
Девушка засмеялась.
— А сейчас ты куда едешь?
— Да вот доктора надо на квартиру устроить.
— Ой, значит вы доктор?
Девушка сбежала с крыльца, протянула мне руку:
— Наташа.
— Я думаю — им у Вострецовых будет хорошо, — сказал Борис.
— Можно и поближе. У Самойловых есть комната.
— У Самойловых дети. А у Зои Глебовны тихо, культурно…
— Вы знаете, у нас ближе к лесу дачные участки, — объяснила мне Наташа, — там воздух лучше и прохладнее. Только от амбулатории далеко.
— Чего там далеко, километра не будет, — возмутился Борис.
Я сказала, что ходить люблю и расстояние меня не смущает, тем более — это жилище временное.
Наташа кивнула.
— Я ведь тоже в этом поселке живу, соседи будем…
Дача Зои Глебовны оказалась двухкомнатной деревянной избушкой посреди отгороженного участка леса. Перед домом росли кусты одичавших роз и были разбиты грядки с овощами.
У калитки стояла девушка в широком розовом платье с тугой коронкой рыжеватых волос. Она приветливо оглядела нас большими ясными глазами.
— Комнату? Это надо опросить у мамы. — И крикнула: — Мамочка, выйди, пожалуйста, на минутку.
Из дома вышла пожилая женщина.
— Комнату? Не знаю, право… Как договориться, и вообще… Не знаю… Лизочка, ты как думаешь?
— Вы же сами меня просили насчет жильцов! — удивился Боря.
— Видите ли, — перебила его девушка, — мы вообще комнаты не сдаем. Но я часто уезжаю в город, мама остается одна, так вот — чтоб ей не было скучно… Вам комнату только на лето?
Узнав, что я буду работать в амбулатории, Лиза на минуту задумалась, а потом опять широко улыбнулась:
— Это хорошо. У мамы слабое сердце, и мне будет спокойнее.
Комнатка была маленькая, но нам понравилась. Насчет платы Лиза рассудила так:
— Конечно, если бы вы только на лето — другое дело. Но вы будете жить постоянно, потому что ведь квартиру при амбулатории вам не скоро выстроят. И потому мама возьмет дешевле.
Мы уже втащили вещи и располагались в новом жилище, а Борис все топтался у трактора. Лиза на прощанье подала ему руку:
— Завтра я еду в город, а вернусь в субботу. Если придешь — буду рада.
Борис нахмурился.
— В субботу обсуждение в библиотеке, — неуверенно сказал он.
— Ну, если обсуждение в библиотеке интересное, то не приходи. Я, бедная, поскучаю в одиночестве…
— Мама, она похожа на девушку не нашего времени, — определила Катя. — Я даже думаю, что она тургеневская девушка. А ты как думаешь?
Председатель колхоза Иван Алексеевич попросил, чтобы я принимала в амбулатории не только утром, но и по вечерам.
— Уборка, — пояснил он, — днем никак людям не освободиться.
Я ответила сухо:
— До осени. А зимой из дачного поселка вечерами ходить не стану.
Иван Алексеевич присел на белый табурет, достал пачку папирос, потом взглянул на столик, где я разбирала пузырьки с лекарствами, и сунул папиросы обратно в карман.
— Вот вы, доктор, на нас, конечно, в обиде. А между прочим, сами кругом виноваты.
Я ответила ему, что не первый год работаю на селе и вправе была ждать большего внимания от руководителей колхоза. А если кто виноват, то уж не я.
— Нет, — возразил Иван Алексеевич, — поступки ваши не показывают, что вы опытный человек. Приехали тишком, устроились молчком. И понимаете про себя, что вы лучше всех. А по-моему, человек должен откровенно требовать, что ему положено. Тогда и спросить с него легко. А то я вроде с поклоном к вам иду.
Я пробурчала, что ошибку никогда не поздно исправить. Но Иван Алексеевич вздохнул:
- Предыдущая
- 23/63
- Следующая