Девушка из министерства - Адамян Нора Георгиевна - Страница 34
- Предыдущая
- 34/63
- Следующая
— Не верьте ему, — шептала сидевшая рядом с Ксенией женщина, — врет он все.
Через день незнакомец снова хвастался:
— Уже десять кило потеряно.
— Таким путем вы скоро совсем исчезнете, — отвечала Ксения.
Он немного подумал.
— Это вы бросьте. В нашей стране человек исчезнуть не может.
Ксения рассмеялась. Он внимательно посмотрел на нее и сказал:
— А вы веселая. — И представился: — Василий Ефимович.
После обеда он поджидал Ксению у вешалки. Вместе вышли на прогулку.
От самого санатория, изгибаясь серпантином, дорога вела в гору. За каждым поворотом все шире открывалась долина, обрамленная серыми округлыми горами. Прозрачный воздух делал четкими очертания дворцов-санаториев, многоэтажных домов, маленьких белых хаток.
В горах на желтой высохшей и спутанной траве, на лапах невысоких сосен лежал снег. Он долго не таял, несмотря на солнце и тепло.
Декабрь стоял мягкий.
Спутник Ксении говорил забавные вещи:
— Не люблю чересчур умных женщин. Вот вы мне сразу понравились.
Ксения хохотала:
— Это комплимент?
Он уверенно взял ее под руку:
— Я такими глупостями не занимаюсь — комплименты говорить.
На верхушке холма, у камней, живописно обрамляющих откос, пристроился фотограф. Безразличным голосом он предлагал проходящим:
— А ну, сфотографируемся на память.
Василий Ефимович счел нужным ответить ему:
— Это кому ж на память? Моей жене или ее мужу? Нет уж, фотографироваться мы не будем. Эти вещественные доказательства нам ни к чему.
Он нагнулся к Ксении:
— А вот в ресторан мы с вами пойдем. Тут недалеко шашлычок делают. После санаторной преснятины — хорошо!
Ксения загрустила. Ей захотелось высвободиться, но Василий Ефимович еще крепче прижал к себе ее локоть.
— Я, конечно, всякой такой ревности не признаю. Но если проводить время вместе, то чтоб третьих лишних не было.
— А не то вы за себя не ручаетесь? — не вытерпела Ксения.
— Нет уж. Я за себя всегда могу ручаться, — твердо заверил ее Василий Ефимович.
Паша появилась как спасение. Она налетела сзади, оторвала Ксению от ее кавалера, протащила вперед и толкнула на опушенную снегам сосну.
Гуляла Паша в компании женщин, повязанных пуховыми платками.
— Это тетя Катя из нашего санатория, — тараторила она, — это Люба из «Горных Вершин»…
Ксению она представила коротко:
— Подружка моя.
И, взглянув на подходившего Василия Ефимовича, который был явно рассержен, шепнула Ксении:
— Ну его! Айда с нами.
Они побежали вперед изо всех сил, а потом долго гуляли всей компанией и пели хором:
На другой день Василий Ефимович сопровождал другую даму.
Тоненькая, гибкая, как пружина, физкультурница Таня говорила:
— У нас ведь проходной двор. Приехал, отдохнул, уехал. И приглядываться к ним не стоит.
Ксения думала, что в санатории у нее будет много свободного времени. Но рукоделие, которое она привезла с собой, так и валялось в ящике. Весь день был расписан: процедуры, прогулки, а после пяти развлечения — кино, концерты или вечера «всего понемногу» с танцами, играми, которые проводил веселый, улыбающийся, напряженно работающий культурник.
А потом была еще библиотека. Комната, яркая от пестрых обложек журналов, от разноцветных книг, от розовых цикламенов, цветущих на широком подоконнике. У круглых столов, заваленных газетами, сидели постоянные посетители. Шелестели страницы, библиотекарша говорила шепотом.
Ксения бывала здесь так часто, что приметила «постоянных» — сухощавого старичка, высокого сутулого человека в шерстяном жилете, крупную женщину с усталым лицом, толстяка в зеленом модном костюме с узенькими короткими брюками.
Эти люди не играли в козла и подкидного дурака, не прыгали у волейбольных столбов. Когда бы Ксения ни приходила в библиотеку, они вечно сидели в креслах, погруженные в чтение.
Одного из них, человека в красивом шерстяном жилете, Ксения встретила как-то на лестнице. Он стоял у огромного, во всю стену, оконного стекла, всматривался в лиловое вечернее небо и улыбался. Неслышно ступая, Ксения прошла мимо, но человек сказал ей, не отрывая глаз от окна:
— Нет, вы посмотрите только…
Сперва Ксении показалось, что за окном, прижавшись мордой к стеклу, сидит кошка. Потом она увидела, что это птица с огромными немигающими желтыми глазами и кошачьими ушками.
— Крупная сплюшка, — посмеиваясь, сказал человек в жилете, — и подумайте, какая умница — прекрасно знает, что отсюда я ее не достану.
Он коснулся пальцем стекла. Птица чуть повернула голову.
Ксения поежилась.
— Неприятная все-таки. Откуда она взялась?
— Живет где-нибудь под крышей. И почему неприятная? Уничтожает всякую пакость — мышей, насекомых. И очень сообразительная и легко приручается.
Перечисляя достоинства совы, он ни разу не взглянул на Ксению. Вероятно, даже не знал толком, с кем говорит. Ксении это не понравилось.
— Вы так хорошо знаете ее привычки, будто лично с ней знакомы.
— Знаком, знаком…
Он сказал это рассеянно, не поворачивая головы. И Ксения оставила его наедине с птицей.
А потом произошел случай с Пашей. Несколько раз девушка жаловалась:
— Ведь правда, Ксюша, самое главное — нарзановая ванна? А доктор объясняет, что мне от нее вред будет. Он считает, что я чересчур слабая. А я, знаешь, какая терпеливая…
Проснувшись в день ванны, Ксения не нашла на месте своей курортной книжки. Она хорошо помнила, как сама положила ее на тумбочку, чтоб утром все было под рукой.
Паша, которая по привычке поднималась с зарей, уже убежала.
После тщетных поисков Ксения пришла в лечебный корпус с опозданием. У столика сестры, распределяющей ванны, как всегда, толпились отдыхающие. Ксения начала объяснять, что книжка куда-то затерялась, а ванна у нее в семь двадцать, так нельзя ли без книжки…
Молоденькая сестра строго спросила:
— Фамилия? — И, заглянув в большой разграфленный лист, недовольно сказала: — Что же вы меня путаете, гражданка? Получили вы уже свою ванну.
— Как?
— Ну вот, отмечено — Шеремилова в семь часов.
Ксения вдруг поняла.
— Ох, это девочка, что живет со мной в комнате, взяла мою книжку…
Сестра стала нервничать:
— Я ведь не знаю всех в лицо. Вас триста человек. Пройдите к врачу, если хотите.
Тогда стоявший рядом с Ксенией человек опросил с нескрываемой враждебностью:
— Неужели вы так уж дорожите этой ванной? Ведь девушку отчислят из санатория, если вы пожалуетесь.
Ксения растерянно возразила:
— Дело не в ванне…
— Ну да, спасительный священный принцип, — усмехнулся он.
Резко отвернувшись, Ксения заговорила, обращаясь только к сестре:
— У Паши Федюниной порок сердца. Ей нарзанные ванны запрещены.
Сестра вскочила:
— Сейчас я посмотрю…
Но в это время, стуча сапогами по мраморному мозаичному полу, появилась Паша. Лицо ее сияло.
— Ну, спытала я нарзановую. Против жемчужной не тянет. Куда! Здесь пузырьки махонькие, а там аж как вишня на тело садятся. Держи-ка свою книжку. Не серчай на меня.
Ксения потащила ее к выходу.
— Ты просто глупая! Теперь целый день будешь лежать.
Сестра, довольная, что происшествие не дошло до начальства, скороговоркой вызывала:
— Николаев Сергей Петрович, восьмая кабина, возьмите жетон.
Ксения на миг обернулась. Только сейчас она вспомнила: это ведь Николаев показал ей сову.
К концу обеда он подошел к ее столику:
— Мне нужно извиниться перед вами. Я был неправ.
Ксения с интересом смотрела на него. Он повторил:
— Я ошибся. Простите. Знаете, есть люди, которые ни за что не позволят ущемить свое право на ванну, на конфету, на место в трамвае. Это отвратительно.
— Ну да, конечно, — подтвердила Ксения, — то ли дело совы. Они умные, полезные, симпатичные.
- Предыдущая
- 34/63
- Следующая