Талисман - Роджерс Мэрилайл - Страница 7

• Предыдущая
• 7/95
• Следующая

Церемония закончилась, и в первый раз с той минуты, как преподобный Дж. Л. Филлипс начал службу, Лиз подняла глаза от ложа, где распростертым лежал ее отец, наполовину скрытый одеялами и расшитым покрывалом. Герцог, с ледяным лицом, теперь – о ужас! – ее муж, выглядел не более довольным этой свершившейся сделкой, чем она.

Глядя с высоты своего роста в сверкающие глаза своей молодой жены, Грэй молча сознался, что она совсем не та женщина, какую он себе представлял. Она была полной противоположностью его первой жене Камелии – бледной и нежной, как одноименный цветок. Воспоминание о белой коже и прекрасных золотистых волосах легкой тенью легло на его холодное лицо.

Лиз увидела его потемневший взгляд, и ее тонкие золотисто-каштановые брови сошлись, проложив морщинку на позолоченной солнцем переносице. Хотя она была женщиной высокого роста, тень холодно-сдержанного герцога полностью закрыла ее, когда он мягко привлек ее к своей мощной груди. Несмотря на наставления преподобного отца, она оказалась совершенно неподготовленной, когда герцог склонил голову для поцелуя. Ее чувства смешались, когда его губы дразняще прижались к ее губам. Как это случилось, что такой холодный мужчина опалил ее огнем? Опасный! Доказательство того, что слишком красивый герцог – опасен!

Грэй был выбит из колеи впечатлением неопытной, но подлинной страсти этой своеобразной красавицы, а Лиз совершенно обессилела от ощущения его мощи. Это было совершенно неизвестное ей ощущение и, она уверила себя, чрезвычайно неприятное. Она решительно затушила разгоравшееся пламя, напоминая себе о больном отце и жалостном осознании того, какое чудовищное обязательство она на себя взвалила, и как оно полностью смешало все ее планы на будущее. В короткие часы между ее отказом от брака предыдущим вечером и этим моментом весь ход ее жизни, так тщательно ею продуманный, был сразу и основательно изменен.

Стоически сжимая все еще пылающие губы, Лиз напомнила себе, что ради любви к умирающему отцу она пошла бы и на большие уступки.

– Благодарение Господу, кончилось. – Сэмюэль отбросил одеяла, соскочил с кровати и сорвал ночную сорочку, под которой обнаружился костюм. – Когда этот проклятый буран задержал поезд, Лиз, я боялся, что все потеряно, но мы уложились вовремя, правда, Грэйсон? – Его звучный голос нисколько не заглушался носовым платком, которым он энергично тер лицо и шею.

В шоке Лиз смотрела на своего «больного» отца, внезапно представшего в добром здравии и буквально стиравшего свою болезненную бледность. Пудра? Белая пудра! Ее одурачили! Одурачили при помощи такого приема, каким пользуются на сцене! Женщина, озабоченная стремлением к молочному цвету кожи, вероятно, распознала бы это с самого начала.

Грэй был потрясен в равной степени и мог бы счесть эту невероятную сцену забавной, не будь он сам объектом мистификации.

Упираясь в бока кулаками, Лиз набросилась на единственного мужчину во всем мире, которому, она могла поклясться, можно было доверять.

– Ты разыграл меня как дурочку! – Голубые глаза горели бешенством. – Мой собственный отец сделал из меня дуру! Дуру и, хуже того, – жену.

– Ну, Лиззи, ягненочек. – Сэмюэль отбросил испачканный платок и обнял дочь за плечи. – Ты знаешь, я никогда не сделал бы ничего такого, что причинило бы тебе боль. Никогда. Я только нашел тебе такого мужа, от желания заполучить которого все твои одноклассницы упали бы в обморок.

Грэй ужаснулся, когда до него дошел смысл слов Сэмюэля. Хотя из слов последнего можно было заключить обратное, на самом деле он был невольным и безвинным участником этой невообразимой сцены. Более того, он с растущим раздражением наблюдал за горячей перепалкой между отцом и дочерью. У этих американцев совсем не было чувства приличия, никакого воспитания и сдержанности, которые не позволили бы вести себя подобным образом перед преподобным отцом и, хуже того, перед слугами, присутствовавшими в качестве свидетелей.

Краем глаза Лиз заметила недовольство герцога и поняла ее причину. Ей нисколько не было стыдно. Она была бы очень довольна, если бы весь мир узнал, что этот брак – просто фарс. Лиз вывернулась из рук отца.

– Тогда тебе надо было выдать замуж за герцога моих бывших одноклассниц. – Жгучий взгляд остановил снова потянувшиеся было к ней руки. – Ты предал меня! Ты использовал мое беспокойство за тебя, мои чувства к тебе, чтобы заманить меня в это… это замужество. Ты украл у меня все, что я люблю, все, начиная от Дабл Эйч и кончая отцом, который, как я думала, любит меня достаточно сильно, чтобы уважать мое стремление к самостоятельной жизни в Вайоминге.

Лицо Сэмюэля побелело на этот раз без помощи пудры.

– Лиззи, я действительно люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что сделал все это исключительно для тебя. – Неуверенность его скорбного голоса сама по себе звучала как мольба. – И я не украл у тебя ранчо. По условиям брачного договора, Дабл Эйч действительно стало твоим, и только твоим. Это мой свадебный подарок тебе.

– Моим? А какая мне теперь от него польза, когда, судя по тому, как ты все устроил, я вынуждена покинуть свою страну… и свое ранчо?

Если бы не строгие светские правила, которыми ни один джентльмен не стал бы пренебрегать, даже если ему не надо было по многим причинам всегда быть на страже своей безупречной репутации, Грэй с превеликим удовольствием оставил бы свою новую жену с ее проклятым ранчо в Вайоминге. Она, очевидно, предпочитала необитаемые земли Вайоминга тому статусу, о котором мечтали многие из его аристократического английского круга, статусу, для которого она, совершенно очевидно, не годилась. Во имя хороших манер он сначала воздерживался от вмешательства в препирательства отца и дочери, но когда счел нужным вмешаться, то обратился к молодой пучеглазой служанке, захваченной этой щекотливой сценой:

– Мисс Джоунз, будьте добры позаботиться, чтобы моя жена была одета к отъезду через два часа.

Лиз смотрела, как мисс Сара Джоунз выпрямилась и неохотно опустила полные любопытства глаза, приседая в почтительном реверансе. Лиз почти видела, как вращаются колесики в мозгу этой юной прирожденной сплетницы. Она, конечно, догадалась, что хитрая уловка была причиной подозрительной болезни Марии и отказа ее выступить свидетельницей брачных клятв дочери хозяина. Рот Лиз презрительно скривился. Сара знала, что преданный Дэвис никогда не станет повторять подробности горячей перепалки между отцом и дочерью, но она сама – будет.

• Предыдущая
• 7/95
• Следующая