Оковы страсти - Роджерс Розмари - Страница 38
- Предыдущая
- 38/127
- Следующая
«Будут только члены семьи и несколько самых близких друзей. Так захотел папа». Тетя Хэриет организовывала все, как всегда, четко и энергично, хотя весь их маленький уютный мирок рушился вокруг них. Отец выглядел так, как будто он на самом деле был не с ними. Когда Алекса приехала вчера из Коломбо, он заперся в своей комнате, и ей до сих пор не удалось увидеть его. Хэриет сказала, что так даже лучше. В черном костюме, с опущенными плечами и потухшим взглядом, он, казалось, совсем не узнавал Алексу. Это был какой-то незнакомец, занявший место всегда уверенного в себе, веселого и обаятельного отца.
Епископ прочистил горло, дав тем самым понять, что церемония начинается, и Хэриет всунула маленький молитвенник в кожаном переплете в руки Алексы, которая ничего не могла с собой поделать и все время смотрела по сторонам. Интересно, отдает ли папа себе отчет в том, что происходит? Видит ли он что-нибудь в книге, которую держит в руках? Или он думает так же, как и она, что все произнесенные сейчас фразы не могут уменьшить боль и страдание, не могут утешить в горе, так же как и соболезнования, сколь бы искренними они ни были, не уменьшают тяжести утраты. Так называемые варварские обычаи, принятые в других странах, в других частях света, наверное, более естественны. Потому что самое естественное в такой ситуации — это рыдать и выть, рвать на себе волосы и одежду, пока не утихнут в тебе боль и злость на смерть. А у буддистов и индуистов смерть вообще не является концом, а новым началом, как будто ты просто переходишь из одной комнаты в другую.
В унисон монотонному чтению где-то жужжала муха. Здесь, на Цейлоне, отпевают уже после похорон, поскольку жаркий климат не позволяет на несколько дней оставлять гробы открытыми, чтобы друзья и родственники могли попрощаться с покойными. Похороны были закончены, когда почтовая карета привезла ошеломленную Алексу домой. Тогда уже на кладбище в Гамполе появились две свежие могилы, и только Мартин Ховард и его сестра Хэриет были свидетелями того, как мокрая земля засыпает гробы с останками умерших Викторию и Фредерика Ховард.
«Корь, — сказала Хэриет. — Корь! Сначала легкая простуда, а потом… Мама не говорила ни слова о том, что сама плохо себя чувствует, и день и ночь ухаживала за Фреди. Мы с Мартином считали, что это детская болезнь, и даже не думали, что взрослые тоже могут болеть корью. Я думаю, она ослабла от бессонных ночей и от того, что почти ничего не ела, и уже не могла сопротивляться болезни, и она не вызывала врача до тех пор, пока они оба не разболелись так сильно, что мне пришлось все взять в свои руки. Но к тому времени было уже поздно что-либо делать. Воспаление мозга. Кто из нас мог подумать? Я не видела смысла посылать за тобой, поскольку ты сама не болела корью и нам, конечно же, не был здесь нужен третий больной».
Пальцы Алексы занемели, а шея и плечи тоже затекли и теперь болели. Физическая, внешняя боль даже помогала сейчас. Но она чувствовала, что внутри сердце ее покрылось льдом. Возможно, папа сейчас чувствует то же самое, невидящими глазами глядя в молитвенник и машинально произнося слова молитвы. Алекса заметила, какие воспаленные у него глаза и как дрожат его руки. Алексе вдруг захотелось крепко обнять отца, уткнувшись лицом в плечо, которое всегда было таким сильным и надежным, и дать волю слезам, которые бы растопили лед, лежащий у нее на сердце. Но он, казалось, не видел ее и даже не понимал, что она стоит рядом; и Алекса вдруг с болью поняла, что ему необходимо уйти в себя хотя бы ненадолго, чтобы отгородиться от непереносимой реальности.
— Ты ему нужна сейчас больше, чем когда-нибудь, Алекса, — сказала ей Хэриет. — Особенно когда он выйдет из оцепенения, в котором сейчас находится. Но до тех пор нам со всеми делами придется справляться самим. Слава Богу, ты достаточно сильная и у тебя есть мозги!
Тетя Хэриет назвала ее сильной. Но была ли это действительно сила или просто внутреннее оцепенение, не дававшее ей расслабиться и сломаться? Возможно, истинная сила заключается в умении отделять себя от всех неприятностей, в умении казаться удачливой и преуспевающей.
Как того и хотела тетя Хэриет, Алекса все время, пока длилось отпевание, и даже во время небольшого ужина, последовавшего за церемонией, старалась казаться сильной и сдержанной. Никто не обращал на нее внимания, и даже Хэриет не приставала к ней из-за того, что она ничего не ела, а просто бездумно возила еду по тарелке. Алекса, как в полусне, отвечала на вопросы, благодарила друзей за соболезнования и даже отдавала необходимые приказания слугам, когда Хэриет выходила из комнаты, чтобы проводить кого-либо из гостей. Как странно, что рядом нет мамы! Она всегда так любила гостей! И из соседней комнаты не раздавались знакомые звуки пианино, на котором Фреди постоянно играл свои гаммы и пьесы, которые порой так раздражали ее. Нет, это только страшный сон, и стоит лишь закрыть глаза, а потом вновь открыть их, как все снова будет по-прежнему.
— Моя дорогая, я уеду, как только подадут карету. Может, тебе лучше пойти наверх и прилечь?
Алекса даже не поняла, что едва держится на ногах и стоит, пошатываясь, пока не услышала голос сэра Джона, который крепко держал ее за локоть. Он приехал вместе с ней из Коломбо, взяв на себя все хлопоты, связанные с отъездом, сразу после того, как они получили коротенькую записку Хэриет. Всю дорогу домой он старался не докучать ей разговорами, впрочем, он всегда внимательно слушал, когда ей хотелось выговориться, а сам ограничивался лишь короткими ответами на ее вопросы. Ее дорогой, чудесный, всепонимающий дядя Джон, ее лучший друг!
— Да нет, мне не нужно ложиться, во всяком случае, сейчас. Вы уезжаете, и я хочу проводить вас.
Алекса попыталась сказать это бодрым голосом, но по его взгляду поняла, что ничего у нее не вышло. Действительно ли они обручатся? В это так же невозможно было поверить, как и во все, что случилось в последнее время. Теперь, конечно же, обо всем этом не может быть и речи, во всяком случае, не будут устраиваться официальные, торжественные церемонии. Он просто хотел спасти ее от последствий ее же собственной глупости и непростительной слабости, и еще он хотел обеспечить ее на будущее, чтобы ей не пришлось выходить замуж из меркантильных интересов. Но теперь все по-другому, и бедному дядюшке Джону незачем идти на такую жертву. Даже тетя Хэриет сказала, что теперь она нужна здесь и папа в ней нуждается больше, чем когда-либо.
Провожая сэра Джона, Алекса крепко обняла его и поцеловала в щеку, как делала всегда, когда он уходил, и, как обычно, сказала:
— Вы ведь совсем скоро опять приедете, правда? Пообещайте мне!
— Конечно, я обещаю. Я хочу, чтобы ты тоже дала мне обещание.
Алекса нахмурилась, удивленная его очень серьезным тоном. Заметив это, он быстро продолжил, стараясь, чтобы его голос звучал бодро и легко:
— Тебе не из-за чего хмуриться, уверяю тебя, дорогая. Пообещай мне, как твоему самому лучшему другу, если ты все еще меня таковым считаешь, что, не задумываясь, пошлешь за мной, если тебе потребуется какая-нибудь помощь. Ты поняла? Я думаю, это обещание не так трудно сдержать?
Вернувшись в прохладный каменный дом с обитыми деревом стенами и полом, которые всегда пахли лимонным воском, Алекса ненадолго остановилась, чтобы дать глазам привыкнуть к мраку. Все ушли, и каким тихим вдруг стал дом!
— Алекса? А, вот ты где! Надеюсь, ты уже всех проводила? У нас много дел, и мне нужна твоя помощь.
Резкий голос Хэриет поставил все на свои места, вернув Алексу к реальности.
— На улице так ярко светит солнце, что я… Но где папа? Даже не верится, что со дня моего возвращения я не обмолвилась с ним ни единым словом. Я вообще увидела его только сегодня.
Хэриет нетерпеливо вздохнула:
— Я знаю, моя девочка. Знаю. Об этом мы с тобой обязательно поговорим. Но сейчас нам нужно переделать массу дел и отдать бесчисленное количество распоряжений. Я старалась справиться со всем сама, но с каждым днем это становится все труднее и труднее и дела накапливаются.
- Предыдущая
- 38/127
- Следующая
