Оковы страсти - Роджерс Розмари - Страница 43

• Предыдущая
• 43/127
• Следующая

Во время утренней прогулки верхом Летти Дизборн в своей обычной манере говорила об отце Алексы. Поль де Роча намеренно отстал от женщин, и Летти, нагнувшись к Алексе, тихо сказала:

— Ты должна понять, моя дорогая, что иногда значительно легче отбросить какие-то очевидные вещи, принять которые невыносимо больно. Для исцеления глубоких ран требуется время. И некоторым людям бывает очень трудно посмотреть в глаза суровой реальности. Но в свое время… — Выпрямившись, Летти подмигнула Алексе. — Хотя в моем возрасте не стоит торопить время. — Она засмеялась и, повернувшись назад, крикнула: — Поль!

Возвращаясь домой в сопровождении Муту, который следовал за ней на почтительном расстоянии, Алекса почувствовала еще большую признательность Летти Дизборн. Она помогла ей понять причины странного поведения папы. Он действительно не видел ее прошлым вечером, потому что его утомленный, одурманенный алкоголем мозг отказывался воспринимать реальность, и поэтому он принимал дочь за свою любимую жену. Он слишком потрясен и потому все время запирается в своей комнате с графином бренди, желая забыть об утрате. Вспоминая, как близки они были и как нуждались всегда друг в друге, Алекса почувствовала, что ее охватывает волна жалости и сострадания к отцу. Эти новые чувства помогли ей преодолеть все неприятные ощущения, связанные с прошлой ночью. Алекса твердо решила, что отныне не должна быть такой эгоистичной, что обязана сделать все от нее зависящее, чтобы помочь папе выйти из этого состояния и вернуться к нормальной жизни. «Я не уеду из дому до тех пор, пока папа не поправится», — решила Алекса.

«Нужно время», — сказала Летти Дизборн. «И безмерное терпение и понимание», — добавила для себя Алекса. Именно об этом ей пришлось напомнить себе позже, когда однажды в полдень дверь кабинета, где она занималась бухгалтерией, открылась и на пороге появился отец.

На какое-то мгновение Алексу охватило ощущение опасности. Но тут же она укорила себя за подобные мысли. Улыбнувшись, он ласково сказал:

— Так вот ты где, моя серьезная маленькая Алекса! Как обычно, корпишь над книгами, а? У тебя большие способности к математике. Должен признаться, что ты всегда хорошо помогала мне. Ты хорошая девочка и всегда стараешься быть полезной, правда, дорогая?

Алексе он показался очень уставшим и печальным, но на этот раз он хотя бы узнал ее.

— Папа? Ах, папа, я… Мы с тетей Хэриет делаем все возможное, но нам так не хватает тебя, твоей силы!

Алекса хотела встать со стула, но он положил ей руку на плечо и немного сжал его, а потом сказал каким-то отсутствующим голосом:

— Сила! Ты очень добра ко мне, дорогая, но боюсь, что у меня никогда не было сильного характера. Не то, что у твоей тети Хэриет. Я имею в виду не физическую трусость; пушечные ядра и пули никогда не пугали меня. Но есть другие вещи…

Он стал бесцельно ходить по комнате, засунув руки в карманы своего старого охотничьего жакета. Плечи его опустились.

— Хэриет всегда говорила мне, что я не могу смотреть в глаза реальности. Думаю, что она, как всегда, права. Я…

— Папа, ты не должен так думать. Я люблю тебя, и тебе нет необходимости объяснять мне что-либо или извиняться за что бы то ни было передо мной.

— Да, у тебя доброе сердце, моя дорогая. Ты чудесная девочка. Ты быстро все схватываешь, много помогаешь с бухгалтерией. Боюсь, что я еще не могу работать, моя голова иногда вдруг… Но, наверное, скоро я смогу? Нельзя же держать тебя дома взаперти все время. Хэриет только что сказала, что я должен… что мне уже пора включиться в работу. «Включиться» — именно так она и сказала. Моя сестра Хэриет очень сильная женщина. На нее всегда можно опереться. Твоя мама…

Он резко остановился, и у Алексы перехватило дыхание. Должна ли она сказать что-нибудь, чтобы отвлечь его от мыслей о маме? Или ей следует…

— Знаешь, я почти забыл… Я забыл об обещании, которое дал ей незадолго до того, как она впала в забытье. Я думаю, Хэриет права, утверждая, что нет смысла постоянно возвращаться к печалям прошлого, когда есть так много приятных воспоминаний. Больше, чем у других мужчин, я уверен. Да, пока я снова не забыл. Она попросила меня отдать тебе этот ключ, дорогая. Он от ее старого, обитого жестью сундука, который сохранился у нее с детства. Наверное, там хранятся маленькие сувенирчики, обычные девичьи безделушки. Засушенные цветы, старые портреты, любимые платья, с которыми она никак не могла расстаться, маленькие туфельки… — Его голос дрогнул. — В общем, она хотела, чтобы все это перешло к тебе. Она сказала, что это — ее единственное наследство. Ты вправе поступить со всем этим так, как тебе захочется, но, может быть… может быть, ты не будешь возражать…

— Да, папа? — Алекса почувствовала, как в горле у нее запершило, а глаза стали наполняться слезами. Она держалась изо всех сил, потому что понимала: самое худшее, что можно сейчас сделать, — это заплакать.

Прочистив горло, отец продолжал почти просящим голосом:

— Может быть, ты сделаешь это когда-нибудь к ужину, когда мы будем одни… Мне будет очень приятно, если ты наденешь что-нибудь из ее одежды. Мне не нравится, как теперь одеваются женщины. Она так прелестно всегда выглядела, была такой воздушной, когда одевалась в греческом стиле. Но, наверное, мне сейчас лучше уйти, тебе ведь надо работать? Я поднимусь наверх и прилягу. Это помогает…

Ключ казался горячим по сравнению с ледяными руками Алексы, которая еще долго не могла отвести взгляда от двери, бесшумно закрывшейся за папой. Маленький серебристый ключик. Ее пальцы судорожно сжимали его. Дорогие сердцу ее матери вещи. Любимые платья и туфли, засушенные цветы. Вела ли мама когда-нибудь дневник? Была ли она глупой и романтичной, мечтающей о рыцарях в сверкающих доспехах? Мама всегда была мамой, и до сих пор Алекса никогда не задумывалась о том, что мама когда-то была молодой, неуверенной в себе, что она переживала те же чувства, какие сейчас обуревают Алексу. Переживала ли она когда-нибудь это пугающе-волнующее чувство отрешенности от всего, кроме желания…

Нет! Алекса с усилием разжала пальцы и посмотрела на ключ, лежащий на ее ладони. Все мамины воспоминания обязательно будут приятными и чистыми. Они с папой любили друг друга, и это была совершенная любовь. Все мамины сувениры будут, конечно же, связаны с папой. Письма, которые они писали друг другу, когда он уходил на войну, возможно, медальон с прядью его волос. Свадебное платье, которое она сохранила для того, чтобы ее дочь когда-нибудь смогла надеть его…

Алекса вдруг с удивлением подумала, что мама никогда не рассказывала ни о своем детстве, ни о своей молодости, ни о чем, что было до того, как она встретила папу и вышла за него замуж. Они с мамой по-настоящему никогда и не говорили, за советом она всегда обращалась к тете Хэриет. И именно тетя занималась ее образованием.

«Я никогда по-настоящему не знала маму», — подумала вдруг Алекса, и глаза ее вновь стали наполняться слезами. Она решительно выпрямилась, глубоко вздохнула и положила ключ в карман своего платья.

Позже, когда она морально подготовится к этому, она откроет маленький сундучок мамы и… «Сожги все, моя дорогая! — Она была уверена, что именно это ей скажет Хэриет. — Бессмысленно быть сентиментальной!» Тетю всегда раздражала «глупая, сентиментальная чепуха». Но вещи мамы сейчас принадлежали Алексе, и, по словам отца, она может делать с ними все, что захочет. Она не будет даже рассказывать тете Хэриет об этом сундучке. Почему она должна это делать?

Алекса не собиралась откладывать это больше чем на пару дней, но приближалось время сбора урожая, и работа теперь занимала все ее время. Каждый день нужно было проверять счета, платить рабочим. Нужно было постоянно следить за каждым кофейным деревом, чтобы не пропустить момент, когда кофейные зерна из желтых превратятся в пурпурно-красные. Потом их надо будет немедленно собрать, вымыть, тщательно высушить и отправить на мельницу в Коломбо. Состояние папы оставалось прежним, поэтому Алекса и Хэриет были так заняты, что у них хватало времени лишь на самые неотложные дела. «Я сделаю это позже, — пообещала себе Алекса. — Когда будет убран весь кофе». Но, в конце концов, она почти забыла о ключе. А время бежало, и каждый новый день приносил новые проблемы.

• Предыдущая
• 43/127
• Следующая