Дело №306 - Ройзман Матвей Давидович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/77
• Следующая

- Но вы же сами заявили, что улики против нее почти неотвратимы?

- Да, лейтенант. А вы думали над тем, что такое улики?

- Думал, применительно к розыску машин.

- А тут встает вопрос об уликах против человека. Я, пожалуй, прочту вам, что по этому поводу писал замечательный русский дореволюционный судебный деятель Анатолий Федорович Кони. - Градов подошел к книжному шкафу, взял второй том книги Кони «На жизненном пути». - Ну вот, - сказал он, перелистав страницы и найдя нужное место, - слушайте! «Улики - это обстоятельства, которые лишь в известной совокупности, связанные между собой цепью умозаключений и логикой фактов, могут составить доказательство. Эго отдельные кусочки, разноцветные камешки, не имеющие ни ценности, ни значения, и только в руках опытного, добросовестного мастера, связанные крепким цементом мышления, образуют более или менее цельную картину. Таким образом, для пользования косвенными уликами необходимо употреблять более сложный метод, необходимо в каждом отдельном случае устанавливать надлежащие между ними соотношения».

Майор закрыл книгу, поставил ее на место.

- И вот, - продолжал он, - я перебираю неотвратимые улики против Иркутовой. При этом не забываю, что она учится в Театральном институте, а стало быть, обладает фантазией, умеет до известной степени перевоплощаться. Но я спрашиваю себя: могла ли такая девушка, задавив человека, удрать и немедленно, как по нотам, разыграть угон собственной машины? И отвечаю по совести: нет, не могла! Да она была бы так потрясена, что ей и в голову не пришло бы сразу замести следы. Вспомните, как она подбежала к перепуганной девочке. Нет, угнать машину мог только опытный, хладнокровный человек.

- Хорошо, товарищ майор, - сказал Мозарин. - Но, в общем, мы ведь имеем дело с довольно заурядным происшествием - наездом. Оно лишь осложнено инсценировкой угона машины.

- Нет, лейтенант! До сих пор мы подходили к этому делу как к обычному преступлению, потому что оно похоже на сотни подобных ему. А теперь возникает новый вопрос: чем же это преступление непохоже на другие? Отвечаю: тормоза, сигналы, фары машины были вполне исправны. Но в тот момент, когда автомобиль мчался прямо на женщину, фары не светили, сигналы молчали, тормоза не были применены. На что это указывает? На то, что преступление необычное, из ряда вон выходящее, и к нему так и следует подходить.

- Но, товарищ майор, если Иркутова невиновна, то кто же виновен? - спросил Мозарин.

- На этот вопрос мы и должны ответить! - воскликнул Градов. - Мы, советские разведчики по уголовным делам, обязаны не только найти виновных, но и снять обвинение с подозреваемого, если он невиновен. Это очень сложный случай, лейтенант. Начнем розыски с противоположного конца!

- Может быть, с доктора?

- Нет, пока оставим Иркутовых в стороне.

Градов поднял телефонную трубку, соединился с клиникой, спросил у дежурного врача, как чувствует себя неизвестная женщина, доктор ответил, что она все еще без сознания, но есть надежда…

- Да! - сказал майор, кладя трубку на место. - Пока она не придет в сознание, мы будем топтаться на месте. Хотя… - нажав кнопку настольного звонка, он приказал вошедшей секретарше вызвать Корневу.

Надя принесла «приказ» и сказала, что с трудом выявленная строка состоит из ряда цифр и знаков, которые удалось расшифровать. Они означают: «Улица Пушкина, 670».

- Такого номера дома там нет, - заметил Мозарин.

- Думается, - сказала Корнева, - эту цифру надо понимать так: дом шесть, квартира семьдесят. Или дом шестьдесят семь.

- А квартира ноль? - ехидно спросил Мозарин. Надя прикусила губу, сердито покосилась на него и попросила у Градова разрешения уйти. Майор утвердительно кивнул головой.

- Зачем вы подтруниваете над научной сотрудницей? - упрекнул Градов лейтенанта. - Ну, малость ошиблась девушка. Я все-таки думаю, что лучше, если мы, работники милиции, будем отличаться излишней вежливостью и чуткостью, чем наоборот. А вы - офицер, да еще фронтовик. Прошу помнить об этом…

- Есть. Разрешите сказать!

- Говорите.

- Вот вы вспомнили, что я, как и вы, фронтовик. А ведь тут есть люди, которые об этом забывают, хотя сами всю войну сидели в тылу.

- Да, сидели, лейтенант, и помногу раз просились на фронт. А им, как, скажем, мне, долгое время настойчиво приказывали оставаться на месте. Но вы очень скоро убедитесь на себе, что наша работа даже в мирное время - фронт!

Майор подошел к книжному шкафу, достал путеводитель по Москве. Он раскрыл книгу на описании улицы Пушкина. Подойдя к большой настольной карте столицы, Градов мысленно прошелся по правой, потом по левой стороне улицы. Нет! Здесь номера домов кончались, далеко не доходя до сотни. А не относится ли этот номер к магазину или столовой? Майор стал внимательно читать путеводитель.

- Ага! Пожалуйте сюда, лейтенант! - воскликнул он и обвел карандашом абзац. - Ясно? - спросил он, когда Мозарин прочел очерченные строки.

- Ясно, товарищ майор!

К вечеру Мозарин доложил, что лежащая в клинике женщина - учительница 670-й школы Вера Петровна Некрасова. Лейтенант привел с собой директора школы и любимого ученика Некрасовой - Леню Ильина.

Высокая седая женщина в светлом платье опустилась в кресло против Градова. Серые глаза с тревогой взглянули на него. Положив на стол худощавые руки, она с волнением спросила:

- Вера Петровна будет жить?

- Врачи надеются, что да, - ответил майор.

- Педагоги и ученики очень любят Веру Петровну. Она опытная учительница и чудесный человек!…

- Давно она у вас работает?

- До войны работала шесть лет. После возвращения в Москву - третий год.

- У нее есть родные?

- Были… Когда-то… Фашисты загнали ее семью с другими жителями села в сарай, облили стены керосином и подожгли.

- А где же в это время была Вера Петровна?

- Она пятнадцатого июня сорок первого года поехала на Украину, погостить к родителям, да так и осталась там. Ее отец был председателем колхоза. Вера Петровна ушла в партизанский отряд. Во время боя ее, раненую, захватили в плен. До сорок пятого года она просидела в концентрационном лагере.

- Откуда это вам известно?

- Она сама рассказывала. У нее имеются документы.

- Почему же вы не побеспокоились о том, что она так долго не появляется в школе?

- Теперь ведь каникулы… К тому же она собиралась уехать в деревню и вернуться только к началу школьных занятий. Я была рада за нее. Она все время лечится у гомеопата, сидит на диете. Она очень переутомилась, а тут еще под трамвай чуть не угодила. А еще раньше - вот не везет человеку! - над ее головой сорвалась малярная люлька. Оба случая очень странные. Я и пришла, собственно, для того чтобы об этом заявить.

- В каком смысле странные?

- Вы, пожалуйста, спросите об этом у Лени. Он лучше расскажет.

- А когда произошли эти случаи?

- Приблизительно за неделю до того, как она собралась ехать в деревню.

- Как вела себя Вера Петровна в эти дни?

- Она нервничала. Очень нервничала. Потом она плохо видит. Вообще, как стемнеет, всегда сидела дома, не выходила на улицу одна. Ребята провожали ее и в школу и домой.

- И Леня?

- Очень часто. Я редко наблюдала такую дружбу между педагогом и учеником.

Мозарин позвал в кабинет Леню Ильина. Школьник подошел к Градову, поздоровался за руку. Взгляд у него был строгий, волосы старательно приглажены, ботинки начищены.

Градов с улыбкой поглядел на школьника.

- Ты в каком классе учишься?

- В пятом.

- Отличник?

- Нет. У меня по некоторым предметам четверки, троек нет, а по русскому иду впереди всех.

- А ты учил басню Крылова про синицу?

- Учил. Это когда я еще маленький был.

- Как это там у Крылова: «Промолвить к речи здесь годится…»

- Помню:

Промолвить к речи здесь годится.

Но ничьего не трогая лица,

Что делом, не сведя конца,

• Предыдущая
• 11/77
• Следующая