В старой Африке - Быстролетов Дмитрий Александрович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/76
• Следующая

В тени большого навеса работали женщины — шили черно-синие и белые гандуры. Гай уже успел заметить, что здесь работа всегда сопровождается пением или рассказом. На этот раз, однако, они еще издали услышали горячий спор, чей-то сердитый голос и взрывы смеха. Подошли. Женщины прервали работу и окружили двух девушек, которые по очереди декламировали что-то нараспев, а потом сердито спорили под смех слушательниц. Проходившие мимо мужчина и женщина, которые несли на палке тяжелую корзину помидоров, остановились, прислушались и тоже вступили в спор. Мужчина стер пот с лица, шагнул в кружок и негромко запел, а когда кончил, то снова вспыхнул спор. Воин с ворохом верблюжьей сбруи на плече оперся на палку, наклонив голову. Он слушал и тихонько напевал какие-то слова.

— В чем дело, Сайд?

— Чепуха! Поэты! У туарегов стихи и песни складываются на случай. Ну, мимо проходил красивый юноша, или подул свежий ветерок, или по небу проплыло облачко! Понятно? И вот сразу складываются по этому поводу стихи и песня, а чтобы это делать быстро и красиво, у них имеется множество готовых оборотов и подходящих кусочков из песен. Желающие пользуются этими готовыми частями, как кирпичиками, из которых выкладывается здание. Здесь ценится умение комбинировать эти кирпичики, они всем известны, а здание выходит каждый раз новое, у кого похуже, у кого получше. Вот эти люди сейчас спорят, как покрасивее выразить что-то. Видите, здесь все поэты, все знают и любят эту игру и сейчас принимают участие в обсуждении как специалисты. Понятно, мсье? Если одна девушка победит, быть ей скоро замужем.

— Почему?

— Слава сразу пойдет по аррему, женихи очень ценят таких невест — они считаются образованными!

— И молодой человек начнет ухаживать?

— На туарегский манер, мсье, я же вам рассказывал: будет дарить разные вещи, петь ей песни по вечерам, она будет ходить к нему на ахал, потом начнут целоваться вот там, в кустах олеандра, наконец, он переедет в шатер ее семьи.

— Не спрося ее родителей?

— Ясно, это ведь дикари. У нас и у вас родители договариваются о приданом и прочем, деньги в браке — это главное, не правда ли? И уж раз договорятся, так окончательно! А здесь иначе: у туарегов женщина сама выбирает себе мужа. Понравился ростом, храбростью и щедростью, хорошими манерами и щегольством — ну и берет она себе жениха на пробный год.

— Не может быть! Как так?

— Вот так! Живет он в семье родителей жены один год, сдает экзамен. И если понравится им, особенно ее маме, то только тогда делают настоящую свадьбу. Мулла в этом деле роль играет самую маленькую, мечетей здесь не строят. Соберутся на лугу родственники невесты и жениха, наготовят еды, чаю и ждут. Между тем жених оденется в боевое облачение, прискачет от шатра своей матери к шатру матери невесты: там она его ждет одна. Ну, он ее и «похищает»: взвалит на верблюда и везет на лужок, где их ждут обе семьи. Тут разом заиграет музыка, все запоют, затанцуют, потом хорошо поедят и выпьют уйму чая — после этого считается, что пробный год успешно закончен, и молодые могут построить себе свой собственный шатер.

— А если жених не понравился маме невесты? Сайд широко ухмыльнулся: —Выгонит его эта мама в шею, и все! Разговор у мамы с женихом здесь бывает короткий, как у нашего сержанта с солдатом!

Оба засмеялись.

— Постойте, Сайд, а дети?

— Дети здесь — всеобщая радость. Чем больше у вдовы детей, тем скорее она найдет нового мужа, а тем более молодая после пробного брака! Ей это только в честь!

— И новый жених будет заботиться о чужом ребенке?

— У них чужих детей нет, все свои. У туарегов существует пословица: «Нет тяжелого труда для ребенка».

— А вы, Сайд, хотели бы заботиться о чужом ребенке?

— Как и вы, мсье!

Оба засмеялись.

— А как умирает туарег? — Так же, как рождается: просто. Перед родами женщина уходит в сторону от жилья и рожает одна, присев на корточки: ребенок падает на теплый мягкий песок, как яйцо у птицы. Обслуживает при этом роженица себя сама. Умирает туарег без страха и сожаления. Никто не плачет. «В кулаке солнца не спрячешь!» — говорят умирающему родственники. Он попросит прощения, и все. Вдова живет отдельно от людей четыре месяца и десять дней: справляет траур, не моется и не меняет одежды. Когда истечет положенный срок, она хорошенько помоется, подкрасится и устроит праздничный пир. Мужчины делают ей подарки. В тот же вечер, как стемнеет, она берет пестик и начинает бить по ступке. Это — тэнде, любовный призыв.

— Значит, вечное колесо вертится снова?

— Конечно, мсье!

Так, разговаривая, они подошли, наконец, к последнему и самому главному из здешних ремесленников — к ювелиру. Сухой старичок ловко работал у горна. В ответ на приветствие он улыбнулся, покачал головой и вынес из шатра разные вещицы, сделанные из тончайшей серебряной проволоки, — коробочку, пару сережек и большие браслеты. Гай купил ажурные безделушки. Но это не все? Нет ли у него золота? Старичок исподлобья покосился на переводчика. Казенный плащ явно не внушал ему доверия. Нет, золота у него не бывает…

— Ну, все осмотрели, — облегченно вздохнул Гай.

— Можно возвращаться… Или… Вот тут выше, по тропинке к перевалу, есть площадка, с которой виден весь аррем. Хотите взглянуть?

На перекрестке дорог сидел молодой харатин в драном халате и с пестрой повязкой на курчавой голове. У его босых ног стояла ржавая банка из-под сгущенного молока. Увидев нищего, Гай бросил в банку монетку. Парень вытащил ее, положил за щеку и с удивлением протянул иностранцу свою банку.

— Что ему надо? Сайд засмеялся.

— Да это вовсе не нищий! Это продавец! Он продает банку и удивлен больше вашего!

Недоразумение выяснилось, зрители довольны. Продавец снова уселся на землю. Банка ему не нужна. Он решил выменять ее на две горсти проса. Теперь все заинтересовались его товаром. Гай сделал ему хорошую рекламу, и банка пошла по рукам. Гай увидел на ней надпись швейцарской фирмы, и ему сделалось грустно: «цивилизация» упорно расползалась вширь, лезла во все щели, проникала в самые далекие уголки. Оазис возле крепости уже в ее лапах, но она ищет все новых жертв, и вот здесь, в горах Хоггара, заметны первые грозные признаки ее приближения. Безобидные швейцары и их банки— это только начало. Своими глазами Гай увидел, что Страны Ужаса и Серой Смерти здесь нет: в самом сердце Сахары еще сохранились островки яркой и самобытной культуры, сохранилась относительная независимость и потому — жизнь. Последняя жизнь через последнюю независимость. Лейтенант д'Антрэг сказал, что в Сахаре есть нефть. Может быть… Тем хуже! Богатства окажутся причиной окончательного разорения и гибели настоящих владельцев этой земли: исчезнут воины, поэтессы, пестрые амфоры и мерно покачивающиеся караваны… Все здоровое и честное будет беспощадно уничтожено колонизаторами: появятся машины, люди в шлемах и синих очках с пистолетами у пояса, пышно расцветет их образ жизни…

Осмотр аррема закончился. У тропинки, ведущей из деревни к площадке Тэллюа, Гая ожидал сухой старичок с большими серьгами в ушах — уже знакомый ему ювелир. Оглянувшись по сторонам, он вынул из-за пазухи белый шелковый платок, развернул его и на двух ладонях протянул Гаю. Это была заколка для волос изумительной работы, с ажурным украшением из тончайшей витой проволоки, — золотая брошь, похожая на цветок. Ювелир что-то очень быстро говорил, указывая на шатер и повторяя имя его хозяйки:

— Тэллюа!

Он сладко улыбался и прикладывал заколку к лысине. Искушение было велико. Гай вспомнил утренний разговор и не очень уверенно вынул кошелек.

Днем, пока он знакомился с арремом, сюда подошел патрульный взвод, и теперь они собирались в гости не вдвоем, а втроем: Гай, Лоренцо и лейтенант д'Антрэг.

Они встретились перед последним поворотом тропинки.

— Нет, позвольте, — горячился Лоренцо, — вопрос следует решить сейчас. Он уже там. Экспедиции он нужен, и мне хотелось бы сделать ему приятное!

• Предыдущая
• 20/76
• Следующая