Слепая кара - Рокотов Сергей - Страница 26

• Предыдущая
• 26/33
• Следующая

Может быть, потом как-нибудь.

— Загадками говоришь. Но… неволить не стану, захочешь, сама расскажешь, не захочешь — не надо. Но, мне кажется, нашу дружбу надо продолжать. Такие удивительные встречи далеко не с каждым происходят.

— Конечно, конечно, — поддержала Наташа. — Это просто чудеса…

Вечер пролетел, словно одно мгновение. Наташа поглядела на часы — шел уже двенадцатый час. Она стала собираться домой.

— Пойду я, Марина, — вздохнула она. — Времени сколько…

— Слушай, оставайся ночевать у меня, — вдруг предложила Марина. — Тебе до работы рукой подать.

Зачем тебе уезжать?

Наташа задумалась. Действительно, зачем ей ехать домой, в этот клоповник, где горящие похотью глаза Николая не дают ей спокойно дышать ни минуты?

Зачем ей из этой сказки возвращаться в свою серую быль? Она подумала и согласилась. Позвонила домой.

Подошел Николай.

— Маму позови, — резко произнесла Наташа. Слушать его голос было отвратительно. У нее забилось сердце от охватившей ее жгучей ненависти.

— Загуляла… Загуляла, — куражился Николай. — Мать спит, умаялась за день. А где это ты? С любовником небось?

— Передай ей, что я ночевать не приду.

— Ага, понятненько, по рукам пошла, недотрога…

— Заткнись, сволочь! — не выдержала Наташа и бросила трубку.

Марина, вытаращив глаза, глядела на нее.

— Не спрашиваю ничего, — сразу сказала она.

— Не надо спрашивать. Я сама тебе все расскажу.

Только, если можно, давай еще выпьем. Я не могу так…

Ее всю трясло от волнения и ненависти.

— Да что с тобой, Наташа? Что с тобой?

— Дай чего-нибудь выпить, ради бога, сигарету дай…

— Сейчас погляжу. На тебе пока сигарету…

Наташа затянулась сигаретой и закашлялась. Марина сходила на кухню и принесла бутылку водки.

— Ты знаешь, ничего больше нет. Ни вина, ни пива.

Только вот эта гадость. Купили на Восьмое марта, а вот как получилось — родители в командировке, а мне репетировать пришлось в праздник — сегодня наш мастер в Париж улетел, вчера решил с нами поработать…

— Давай водку, мне все равно. Может быть, и лучше — крепче ударит.

— А зачем тебе? — засмеялась Марина.

— Надо. Сейчас узнаешь.

— Ну, давай! Гулять так гулять.

Их беседу то и дело прерывали телефонные звонки, но Марина быстро обрывала разговор и клала трубку.

Однако очередной разговор оказался довольно долгим. Марина с телефонной трубкой вышла в соседнюю комнату и что-то кому-то доказывала. Наташа осталась одна, курила. Ненависть к Николаю переполняла ее, стучало в висках, кулаки сжимались сами собой. Она ходила по комнате, машинально смотрела на диковины и картины и думала о своем. Из соседней комнаты раздавались довольно резкие выражения Марины.

— И передайте ему вот что! — громко крикнула она. — Я вашего сыночка знать не желаю. И все! И не звоните больше мне! Все!

Она, красная от волнения, выскочила из соседней комнаты и нервно закурила.

— Это его папаша! Уговаривает меня снова сойтись со Стасиком. Золотые горы сулит — квартиру, говорит, нам купит, на лето путевки в любое место. Представляешь — покупает меня. А все дело-то в чем — на иглу он сел, и только я якобы могу его с нее снять!

Я чувствовала… Он всегда был склонен к чему-то такому. И чем я теперь ему смогу помочь? Даже если бы хотела… А я не хочу. Он мне отвратителен, понимаешь? Ты представляешь, он спал со мной, говорил мне ласковые слова, а на следующий день трахался с какими-то бабами. А я ему верила! Когда я его в буквальном смысле с бабы сняла, на него было жалко глядеть. Сколько он после этого ко мне ходил, умолял — понимаешь, я не могу преодолеть себя. Мне даже его жалко, но он мне отвратителен. Ты меня понимаешь, Наташа?

— В каком-то смысле. Я не была замужем. Я жила с одним парнем. Но я совсем не любила его. Он был бандит. Его убили.

— Что ты говоришь?! Интересно как! Настоящий бандит?

— Абсолютно настоящий. Деньги у него не переводились. Он бы, наверное, мне замуж предложил, если бы не погиб. Мне казалось, он меня любил. Но я-то его совсем не любила, сейчас я это понимаю. Боялась, уважала даже, может быть, за ежедневный риск, но не любила. А теперь у меня совсем другой парень — полная противоположность. Тот пальцем боится до меня дотронуться. Такой вежливый…

— И ты любишь его?

— Не знаю. Может быть. Я пока не знаю. Марина…

— Что?

— Давай выпьем, меня что-то всю трясет.

— Ну давай. Сейчас под водку закуску какую-нибудь соображу. У меня вообще-то нет ничего, некогда готовить. Но какая-то колбаса была и банка шпрот.

И хлеб черный я позавчера покупала, должен быть.

— Да не надо никакой закуски. Запьем вот соком.

— Ну уж нет. Последствия будут ужасны. Доверься моему опыту.

Марина принесла колбасу и шпроты, порезала черствый хлеб. Подала маленькие рюмочки.

Они выпили ледяной водки, закусили хлебом со шпротами, и Наташа расслабилась совершенно. Она рассказала Марине о своих отношениях с Николаем.

Марина слушала, вытаращив глаза и сжав кулаки.

— Сволочь, вот сволочь, вот паскуда!, — процедила она сквозь зубы, когда Наташа закончила и уставилась куда-то отрешенным взглядом. — Его же убить надо!

Просто убить! Такие люди вообще не должны существовать. Как ты там живешь? Да тебе нужно уйти из этой квартиры. Немедленно!

— Но куда же я уйду, Марина? На вокзал?

— Куда угодно! Хоть у меня живи!

Наташа рассмеялась.

— Как у тебя все просто!

— Но так жить нельзя! Матери почему не расскажешь?

— А что это изменит? Еще хуже станет. Что она может, измученная женщина? Она боится Николая как огня. Он с ней не церемонится. Что не по нему, так может стукнуть…

— Он что, бьет ее?

— Конечно. В последнее время редко. Она ему ни в чем не перечит. А раньше частенько. Когда я маленькая была. Бил кулаком в лицо. Она летела в другой угол комнаты. А я на все это глядела. Как у меня тогда билось сердце, боялась, что выпрыгнет.

— И никто никогда за нее не заступился?

— Да ты что? И кому? Я попробовала, когда стала постарше, так он мне такую пощечину залепил, несколько дней щека горела. Он страшный, понимаешь?

В нем какая-то сила, непробиваемый он. Он, словно танк, прет вперед, и все. Один раз, помню, сбил маму с ног и ботинками дубасил ее на полу. Она визжит, корчится, а я сижу на диване и боюсь шелохнуться.

Животный страх, понимаешь? Полностью все парализовано. Потом, вечером, ночью, думала, убить надо было, взять что-нибудь тяжелое и убить. Но в тот момент ничего не могла. Он каким-то гипнотическим влиянием обладает — от его глаз хочется под землю провалиться. Ему бы куда-нибудь в концлагерь, надсмотрщиком, вот его призвание. Что там мертвые туши рубить? Ему бы живых людей на части разрубать, тогда бы он был доволен.

— Таких много было в лагерях, — задумчиво проговорила Марина. — Дед рассказывал. Всегда, правда, смеялся над ними, все в шутку умел превратить. Но били его там совсем не шутейно, это я знаю.

— Вот такие, как он, и били. Для них это главное — бить, крушить, поганить все хорошее, что есть. И все под видом порядка. Главное, чтобы все было тихо, шито-крыто.

Они выпили еще, потом еще. Пили, курили и не очень-то пьянели. Тяжелый разговор отрезвлял их.

— Чего же тебе посоветовать, Наташа, ума не приложу, — сказала Марина. — Жизнь такие вопросы ставит, на которые ответа не найдешь. Замуж бы тебе, конечно, за хорошего парня. А почему бы тебе за этого твоего Виталика не выйти?

— Во-первых, он мне не предлагал еще. Но, наверное, предложит, я почти уверена. А во-вторых, этот Николай грозит рассказать ему про наши с ним отношения, если я не буду с ним жить. Ты представляешь, что будет, если он ему все это расскажет. Я поначалу думала, что Вера Александровна, соседка наша, бабушка его, все ему рассказала. Но тогда у нас с Виталиком не такие отношения были, мне не так было страшно.

А оказывается, она ни о чем не рассказывала. Да и о чем она могла рассказать? О своих подозрениях разве что. А этот-то распишет в подробностях, он это умеет, язык у него такой грязный, я в жизни подобного ни от кого не слышала. И теперь, когда у нас с Виталиком завязались такие чудесные отношения… он меня считает чуть ли не святой, героиней какой-то сказки.

• Предыдущая
• 26/33
• Следующая