Любовь и Ненависть - Эндор Гай - Страница 47

Аббат де Сен-Пьер угодил в Бастилию за очень скромную критику в адрес французского короля. За это же его изгнали из Королевской академии наук.

А вот литераторам, поэтам, писателям все-таки везло — в худшем случае они платили за свою храбрость коротким сроком пребывания в тюрьме, да и то им предоставляли неплохие условия. Как выразился аббат Галиани, «нынче красноречие — это искусство говорить все и при этом избегать Бастилии…».

У Вольтера было сто пятьдесят псевдонимов. На его книгах, напечатанных в Париже, указывались другие города — Лондон, Амстердам или Гаага. Правительству было известно об этом. Но пресечь такую практику — значит оставить безработными сотни печатников, переплетчиков, издателей. Когда же подобные действия заходили слишком далеко, власти бросали парочку издателей или не в меру ретивых ученых в тюрьму. Только ради того, чтобы предупредить носителей более звучных имен, что терпение правительства небеспредельно.

Битва продолжалась. В этой игре в «кошки-мышки» все было под запретом для последней. Тем не менее все, что она хотела сказать, она говорила. Только нужно было уметь говорить.

— Давайте побеседуем о слоне, — предложил однажды друг Руссо Дюкло. — Это единственный крупный и безопасный предмет. Всего несколько слов, а как много сказано! — Эта фраза стала крылатой, ее повторяли повсюду.

Как-то во время вечеринки стали рассказывать истории о разбойниках. Подошла очередь Вольтера.

— Жил-был один государственный сборщик налогов… Прошу меня простить, но дальше я забыл… — Тоже вроде ничего особенного. Но сколько едкого смысла в этой фразе! Ее тут же подхватили.

Что может в таком случае предпринять правительство? Вести борьбу с такими шутками бесполезно — только выставлять себя на посмешище.

Перед тем как отдать свое очередное сочинение в печать, Вольтер обычно публично заявлял, что его содержание — лишь критика чьей-то книги. Автор, мол, по его просьбе прислал один экземпляр для ознакомления. Только так он чувствовал себя в полной безопасности.

Дидро довольно часто прибегал к другому трюку. Перед выходом книги из печати он сломя голову бежал в полицейский участок и вопил во все горло: «Меня обокрали!»

Со временем там уже знали этот номер.

— Как, снова?

— Так точно, ваша честь. Снова.

— Значит, снова украли все ваши рукописи?

— Да, все. Абсолютно все!

А когда его работа, критиковавшая власти, выходила, Дидро возмущено кричал:

— Это дело рук гнусных воров! Они украли рукопись и опубликовали ее в изуродованном виде. Это враги хотят накликать беду на мою голову!

Однако он с большим удовольствием принимал от друзей поздравления по поводу своего сочинения.

Однажды полицейский судья заявил Дидро:

— Я запрещаю вам снова быть ограбленным!

— Как это запрещаете? — возмутился Дидро. — Лучше скажите об этом грабителям!

— Это мой приказ! — заорал судья. — И если вас снова ограбят, то я посажу вас в тюрьму!

Пришлось Дидро выдумывать новенький трюк.

Если Вольтер уделял много времени собственному обогащению, то только потому, что, по его мнению, финансовая независимость — это лучшая защита от любой случайности. Сколько важных чиновников время от времени обращалось к нему за деньгами! Он мог рассчитывать на их поддержку, когда его припирали к стене. Вот он и отличался необычной дерзостью. И в то же время он очень легко поддавался страху. Он дрожал постоянно не только за свою личную безопасность, но и за сохранность своего огромного состояния.

Разум все-таки порой торжествовал. Даже в правительстве появлялись люди, защищавшие писателей. Так, например, правительственный цензор однажды предупредил Дидро: «Идите немедленно домой и спрячьте все, что можете. Ваш дом скоро обыщет полиция».

— Но где же мне все спрятать? У меня даже нет кладовки, — изумился Дидро.

— Принесите все ко мне.

Да, это была игра. Забава. Смешно наблюдать за тем, как большая кошка не может поймать маленькую мышку. Но Вольтер никогда не забывал, что в мягких подушечках кошки спрятаны стальные когти. Время от времени правительство напоминало французам, что законы столетней давности все еще действуют в стране, глупо это или нет. И автор, слишком открыто критиковавший в своей книге власти или Церковь, мог сгореть на костре вместе с ней. А Церковь по-прежнему имела право казнить людей за неуважение к религии, что она и делала время от времени. Совсем недавно по ее распоряжению отрубили голову одному молодому человеку за то, что он отказался снять с головы шляпу, когда мимо проходила религиозная процессия. Как видите, кулак фанатизма был еще очень крепок.

Неудивительно, что Вольтер чуть не заболел от страха, когда в Париже вышло его эссе «О нравах». Отзвуки великого скандала достигли и Кольмара, где Вольтер в это время жил. Ему грозило тюремное заключение, так как позиции иезуитов в этом городе были очень сильны.

Вольтер тут же отказался от своего авторства, публично заявив, что в изданной только что книге извращены все его мысли. Может, он и писал что-то в этом роде, только не так. Это злостная клевета!

— Видите! — кричал на весь мир Вольтер. — Мои враги пытаются представить меня врагом всех королей на свете! Но это далеко не так.

В Кольмаре он даже пошел в церковь, покаялся и причастился. Даже послал подарок монахам. Он сделал все, чтобы весть об этом облетела всю Францию и даже Европу.

— Видите? — возмущался Вольтер. — Я ничего не имею против церкви. Только мои враги пытаются исказить мою позицию.

Вольтер ждал, что и его «Орлеанская девственница», копией которой располагал Фридрих, вот-вот будет напечатана. Его опасения вскоре оправдались. Но Вольтер опередил его величество и в этом, распространив повсюду множество вариантов рукописи, причем некоторые из них содержали такие похабные стихи, которые никто не мог приписать такому изысканному писателю, как он. В результате никто не знал, какова же истинная версия этого произведения. Во всяком случае, никто на законном основании не мог обвинить его в авторстве напечатанной версии.

Вольтеру удалось спастись и от финансовой катастрофы. Но ему не разрешали вернуться в Париж. Мадам де Помпадур делала все, что могла, для него, но Людовик XV резко бросил ей: «Я не желаю видеть Вольтера в Париже». И этим все было сказано. Так пруссак Фридрих II отомстил великому французу Вольтеру.

И все же Вольтер одержал одну важную победу над Мопертю. Несмотря на защиту со стороны короля, он был человеком конченым. Его повсюду преследовало обидное прозвище, придуманное Вольтером, — «доктор Акакий». Карьера Мопертю как ученого с позором завершилась.

Мопертю вынашивал планы убийства Вольтера. Это заставило находившегося в бегах Вольтера поместить в европейских газетах несколько юмористических рекламных объявлений. Вольтер предлагал вознаграждение за поимку своего будущего маньяка-убийцы, которого можно распознать по скальпелю. Вольтер намекал на залихватскую идею Мопертю, предлагавшего рассечь скальпелем тело великана Патагонии[175], чтобы определить размер его души. Вознаграждение Вольтер собирался выплачивать в бриллиантах и золоте (еще один намек на «научную» гипотезу Мопертю, предположившего, что кометы могут состоять из бриллиантов и золота, которые в один прекрасный день прольются обильным дождем на Землю).

В конце концов у Мопертю началась гиперемия[176] легких. Он уехал лечиться на курорт, но, не почувствовав облегчения, отправился в Берн, где жил в семье знаменитого математика Бернуйи. Он стал очень набожным, через несколько лет умер на руках двух монахов.

В каком-то смысле можно сказать, что его убили. Но убили легким перышком. Самым смертоносным пером в Европе. Гусиным пером Вольтера.

Таким был великий и опасный Вольтер, которого теперь встречали женевцы в своем городе. Они радовались, как троянцы, втаскивавшие деревянного коня[177]. Женева была городом, который совсем недавно Руссо надеялся сохранить как образец примитивного счастья, как пример для подражания, как урок, преподанный всему миру. И теперь его захватил Вольтер, даже не проявляя для этого особого рвения.