Любовь и Ненависть - Эндор Гай - Страница 59

Прочитав «Орлеанскую девственницу», одна знакомая Вольтера воскликнула:

— Какая шокирующая поэма! Ах, месье де Вольтер, как вы могли такое написать? Высмеять такую милую, такую чистую девушку, отдавшую свою жизнь за Францию?

— Моя дорогая мадам, — возразил ей Вольтер. — Скажите мне сперва, со сколькими убийцами вы лично знакомы, и тогда я объясню, почему я написал такое.

— Убийцами? — возмутилась дама.

— Да, со сколькими из них вы лично знакомы?

— Неужели вы на самом деле считаете, что я знакома с убийцами? — еще пуще возмутилась она.

— Ну а что вы скажете по поводу наемных убийц? В истории их полно. Вы непременно должны знать некоторых из них. Или, по крайней мере, разбойников с большой дороги, насильников или предателей. Скажите, со сколькими из них вы знакомы?

— Извините, месье, но я не знаюсь с такими людьми.

— Ах, вы не знаетесь! В таком случае вы согласны со мной, что средний человек — это достаточно благопристойная личность?

— Согласна с вами всем сердцем.

— У него, конечно, есть мелкие пороки. Может, он сильно пьет или бегает за каждой юбкой. Иногда лжет. Ворует по мелочам. Но в общем это рассудительный, честный, работящий человек. Отец, любящий свою семью. Мать, заботящаяся о своих детях. Сыновья, готовые немедленно пожертвовать своей жизнью ради своего короля или отечества.

— Да, вы правы. Вот с такими людьми я на самом деле знакома, — искренне обрадовалась дама.

— Почему в таком случае все мы такие мерзкие грешники? Почему священники постоянно призывают нас к раскаянию, к исправлению? Почему мы должны бросаться на колени, моля о прощении? Почему должны ходить в церковь и там молиться и исповедоваться? Что мы такого сделали? В чем состоит наше преступление? — Дама в изумлении уставилась на Вольтера, пораженная его вопросами. Она, казалось, онемела на какое-то время. А Вольтер продолжал, пытаясь донести до ее сознания свою точку зрения: — Разве вы не видите, что всех нас превратили в грешников лишь за мелкие фривольности? Ну, когда дело доходит до плотской любви — кто из нас не грешил?

— Теперь я начинаю понимать, — тихо промолвила дама.

— Вот почему я написал «Орлеанскую девственницу». Я отнюдь не собирался высмеивать Жанну д'Арк, я вышучивал лишь поклонение ее девственности.

Вольтер на самом деле был настолько возмущен этой вечной борьбой Церкви с фривольностью, что в другой своей поэме написал: «Когда Бог узрел все тяготы, которые предстояло вынести людям, Он пожалел свои творенья и изобрел фривольность, дабы сделать сносным людское существование».

И еще находятся такие глупцы, которые осуждают милосердие Божие. Только не Вольтер. Он был за это настолько благодарен Богу, что даже составлял сборник шутливых изречений, что-то вроде словаря фривольностей. В свою записную книжку он вносил короткие остроумные заметки, скабрезные истории, всевозможные приключения, занимательные беседы, которые хотел сохранить в памяти и использовать при случае. Поэтому он без труда мог развеселить любую компанию.

— Не угодно ли вам послушать одну занимательную историю о сэре Исааке Ньютоне? — спрашивал Вольтер. — Я слышал ее давно, когда жил в ссылке в Англии. Речь идет об одном молодом человеке, протестанте, который женился на девушке-католичке. Со временем он обратил молодую жену в свою религию. Через несколько лет эта женщина умерла. Тогда вдовец женился во второй раз, и снова на девушке-католичке. Но на сей раз ему не удалось обратить ее в свою веру, чему он дал свое объяснение: «Боюсь, что мои аргументы уже не столь убедительны!»

Какой восхитительный двойной смысл! Все просто покатывались со смеху. Но главной целью таких анекдотов, конечно, было вызвать неловкость у дам. Они вспыхивали от смущения, а это делало вечер еще более забавным для мужчин.

Только один Жан-Жак, слушая подобные истории, не смеялся. Он просто не мог. Где здесь юмор? — спрашивал он. На самом деле, над чем здесь потешаться? Может, над картиной человечества, зажатого в тисках двух великих религий, которые постоянно угрожают вечным адовым огнем? Что же здесь забавного?

Такие бедные люди, как Руссо, иногда вынуждены менять религию, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Или же смерть первой жены этого несчастного парня так вас развлекает. Что здесь такого разухабистого? Вы даже не знаете, отчего она умерла. Может, при родах? После ее смерти остался младенец. Новорожденный. Такой, как и он, Жан-Жак, который не знал значения слова «мать».

Или смешна та часть истории, когда этот человек признается, что стареет? И что вообще смешного в этих застольных историях? Почему бы гостям не отправиться на экскурсию? На кладбище, например, или на поле сражения и там посмеяться вдоволь?

Ах, эти истории Вольтера! Люди клялись, что никогда их не забудут. И ради этого они заводили свои собственные записные книжки и записывали в них всякие истории и шутки.

— А вы слышали эту, об одной парижской супружеской чете, которая так хотела иметь собственного ребенка? — спрашивал Вольтер. — Особенно жена, — продолжал он потешать своих гостей, — ужасно хотела забеременеть, как Сарра в старости[201]. Ну, муж был совсем не против, но его жене в этом деле требовалась помощь другого мужчины, так как он, судя по всему, не мог сделать все сам. Но как это осуществить? Муж опасался, что начнутся сплетни, что настоящий отец может со временем предъявить свои права на ребенка. В конце концов он от такой идеи отказался.

В один прекрасный день в голове у него созрел великолепный план. Подождав до темноты, он отправился в дальний квартал города и пригласил в карету слепого нищего, постоянно стоявшего на церковной паперти. Он привез нищего окружным путем к себе домой, вымыл его дочиста и уложил в кровать со своей женой. После того как тот выполнил все свои обязанности, он накормил его, дал денег и новую одежду. Тем же путем муж отвез нищего на прежнее место и, довольный, уехал.

У счастливой пары вскоре появилась реальная перспектива заиметь ребенка. Через много лет прихожане видели слепого нищего у той же церкви, он, плача, громко причитал: «Неужели больше никому не нужны мои услуги?»

Здесь, конечно, есть над чем посмеяться — над импотенцией. Но если это вам не по душе, то можно и над слепотой. Так еще смешнее, не правда ли? К тому же к вашим услугам проблема мужчины и женщины, живущих в этом любящем посплетничать мире. Можно на самом деле умереть от смеха от финала: старый слепой нищий многие годы вспоминает о единственном достижении в своей жизни.

Ах, Вольтер, Вольтер! Неужели на самом деле это вы? Какой клоун! Его до смерти пугают различные катаклизмы, он даже отразил один из них в своей поэме о Лиссабоне. И тем не менее он смеется над бедами человечества. И в общем, ни о ком не думает, кроме себя одного. Бесстыдно кривляется, уверенный в том, что хоть мытьем, хоть катаньем, а он добьется, чтобы мир верно восхвалял его.

Неудивительно, что Фридрих Великий с королевским озорством выделил вам покои, стены которых были украшены изображением зеленых мартышек!

— А вы слышали историю о том, как одна незамужняя девушка пошла на исповедь и призналась, что беременна? — спросил Вольтер, извлекая очередную байку из своего обширного запаса.

Боже праведный! Неужели ничто не ускользало от насмешливого Вольтера? Неужели весь мир под руководством философов-вольтерьянцев стремительно катился к бесконечной фривольности и разврату? Для чего унижать человека? Потакать его низменным инстинктам?

Даже здесь, в коттедже, Жан-Жак чувствовал это унижение. В этом замечательном уголке среди лесов и крутых гор. Ночью, после ужина, по дороге к своему домику он видел свет в спальнях замка. Он знал эти спальни. Жан-Жак и сам теперь мог занимать одну из них, стоило ему только захотеть. Теперь ее оккупировал Гримм, прямо над коридором, ведущим в спальню хозяйки шато, мадам д'Эпинэ. А этажом выше спальня ее свояченицы мадам д'Удето. Рядом с ней спальня маркиза де Сен-Ламбера.