Партизанская искра - Поляков Сергей Алексеевич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/94
- Следующая
Владимир Степанович шел лесом по мягкой песчаной дорожке. По обеим сторонам дороги плотным строем стояли величавые дубы с густозеленой листвой, еще не тронутой осенней желтизной. Солнце, спрятавшись за вершины, бросало на желтую широкую дорогу темные резные тени листьев. Справа и слева, через ровные промежутки уходили вглубь заросшие молодой порослью узкие квартальные просеки.
Учитель вглядывался в таинственную глубину каждой из них и думал, что, может быть, вот эта ведет туда, где обитают люди особого склада, люди, с которыми ему придется встретиться, долго и крепко жать руки и вместе бороться против врага. Его воображению представлялись землянки, скрытые густыми кронами дубов, люди с красными лентами на папахах (именно на папахах, так, и не иначе он представлял себе сейчас партизан); у коновязей лошади, жующие свежую траву. Учителю вдруг захотелось сразу, как это бывает в сказках, перенестись туда, к партизанам, миновав это проклятое лесничество.
«Стоит только решиться, шагнуть с дороги и… вот этой просекой прямо…» — подумал он и даже приостановился.
Глухая просека терялась вдали, оглашаемая полусонным птичьим щебетанием.
— Фантазер! — рассмеялся Моргуненко и быстро зашагал по дороге.
Чистый воздух с пьянящей примесью осенней прели, птичья разноголосица и весь вид предвечернего леса, спокойного и величавого, поднимали настроение и вселяли в душу спокойную уверенность.
Леса! Краса земли! Нельзя не любить вас. Спокойное и в то же время бодрое, сильное чувство охватывает всякий раз, когда входишь в лес.
Леса! И ласков, и грозен бывает шум ваш. Пожалуй, во все времена и у всех народов на земле вы служили надежным убежищем и верным боевым товарищем всем, кому дорога была родная земля, кто любил свободу и не хотел покориться захватчикам. Всякий раз, когда беда, стучалась в дверь хижины, когда становилось невмоготу, уходил вольнолюбивый простой человек в леса и оттуда боролся против угнетателей за лучшую долю свою.
Богатырские леса нашей Родины! Не с вами ли связана гордая судьба пламенного патриота земли русской Ивана Сусанина? Не вы ли, вековые смоленские леса, в тяжкую годину французского нашествия, были сподвижниками отважного партизана Дениса Давыдова? Это вы, леса Подолии, укрывали от ворогов славного сына Украины Устима Кармелюка, что бился за свободу многострадального народа своего.
Леса! Добрых дел ваших не перечесть. Много сказано о вас теплых, ласковых слов, много сложено звучных песен и легенд и, может быть, еще больше сложат их наши потомки. И недалеко то время, когда на мирный праздник лесов выйдут по-весеннему одетые, свободные и счастливые народы земли!
Таким же вот верным сподвижником представал перед Моргуненко сейчас лес, по которому он шел.
Начинало смеркаться, когда Моргуненко остановился у деревянных решетчатых ворот лесничества.
Просторный двор с большим колодцем посредине был тих и пуст. В глубине двора виднелось небольшое приземистое здание конторы.
«Вот оно. Может быть, отсюда и начнется моя подпольная жизнь»-подумал учитель. И эта мысль сразу заставила его внутренне собраться. Он достал из кармана паспорт, несколько раз прочитал вписанное в него чужое имя, освежил в памяти сочиненную для себя биографию и вошел.
В углу, около конюшни, возился рабочий, прилаживая дышло к повозке. Это была единственная живая душа во дворе.
Владимир Степанович осмотрелся вокруг. Дверь конторы была прикрыта, и он направился к конюшне. Он решил сначала поговорить с рабочим, разузнать у него кое-что.
— Помогай бог, — приподняв над головой картуз, поздоровался учитель.
— Спасибо, — глухо отозвался тот.
— Дела идут, говорите?
— Контора пишет, — кивнул рабочий в сторону конторы и улыбнулся одними губами.
Это был молодой парень в выцветших гимнастерке и брюках и в дряхлых кирзовых сапогах. Из-под козырька надвинутой на лоб кепчонки на Моргуненко глянули живые, черные глаза.
— Отдохните, работа не волк, в лес не убежит, — пошутил учитель.
— Точно, — подтвердил парень и, сдвинув кепку на затылок, присел на бревно. Неспеша достал из кармана железную коробку из-под хлородонта, свернул цыгарку и закурил.
— Не желаете за компанию погреться? — протянул он коробку учителю.
Владимир Степанович отроду не курил, но зная, что артельный перекур располагает к беседе, взял табак.
— Э, да вы плохой курец, — улыбнулся парень, когда Моргуненко при первой же затяжке поперхнулся крепким самосадом.
— Давно не курил, решил бросать, — солгал учитель.
— А я без табаку не могу, — тихо, протяжно промолвил парень, и лицо его приняло задумчивое выражение.
Владимир Степанович глянул на собеседника и только теперь заметил на стриженой голове его, чуть повыше виска шрам недавно зажившей раны.
«Видно, из военнопленных», — подумал Моргуненко, но все же спросил:
— Вы не из местных?
— Нет, — буркнул парень, слегка нахмурившись. Видно ему не понравился вопрос.
Владимир Степанович понял и дальше спрашивать об этом счел неудобным. Он украдкой оглядел на себе старомодный костюм деда Григория, в котором походил на полицая или старосту, и подумал: «Кто его знает, как отнесется к подобного рода типам этот, может быть, честный, невольно попавший в беду уралец или сибиряк?»
— Кто у вас тут начальник или заведующий? — нарушил неловкое молчание Моргуненко.
— Таких должностей тут нет, старший у нас лесничий.
— А он есть сейчас?
— Нет, уехал в Саврань. Скоро должен быть.
— Какой он, человек?
— Ничего себе человек, — уклончиво ответил парень и снова принялся за работу.
— Строгий, нет?
— Всяко бывает. Кто хорошо работает, с теми добрый, а кто саботирует — держись. Вчера мне попало от него.
— За что?
— Ушел я самовольно на полчасика, а тут, как на грех, из примарии какой-то приехал. Нужно лошадей запрягать, а меня нет. Ну и… всыпал он мне вожжами.
Парень помолчал, затем пояснил это событие:
— Начальство его уважает, доверяет ему, вот он и старается.
Где-то совсем близко затарахтели колеса.
— Едет! — встрепенулся парень и побежал отворять ворота.
Из-за дубняка выкатила на мягких рессорах пролетка, запряженная парой добрых гнедых лошадей, и на рысях въехала во двор.
Среднего роста худощавый лесничий спрыгнул с подножки пролетки и ровным, неторопливым шагом направился к конторе.
— Добрый вечер, — почтительно поклонился Моргуненко, чувствуя, как входит в роль румынского прихлебателя.
Лесничий едва кивнул головой и на ходу бросил:
— Вы ко мне?
— Да. Хотел бы поговорить с вами.
— Идемте.
Они вошли в маленькую комнату со столиком, покрытым зеленой бумагой, и тремя стульями.
— Овчаренко, — отрекомендовался Владимир Степанович.
— Шелковников, — ответил лесничий, подавая учителю руку.
— Алексей Алексеевич?! — горячо, полушопотом спросил Моргуненко, глядя в серые, спокойные глаза лесничего, и сдерженно улыбнулся.
Шелковников прикрыл дверь.
Некоторое время они молча стояли друг против друга. Лицо Шелковникова выражало недоумение и настороженность. Лицо Моргуненко — скрытую радость.
— Я слушаю вас, господин Овчаренко, — громко произнес лесничий, нажав на слово «господин».
Владимир Степанович понял эту настороженность. Ведь Шелковников не знал, кто стоит перед ним. Но Моргуненко уже не сомневался, что перед ним человек, которого он искал.
— Вы играете в шашки? — спросил учитель.
Шелковников шагнул ближе, выпрямился, как в воинском строю, и сдержанно ответил:
— Когда-то был разрядником.
— Составим партию?
— Охотно.
Это был пароль. И две крепких мужских руки до боли в суставах соединились в рукопожатии.
— Как вы нашли меня? — спросил Шелковников. — Хотя, знаете… наш разговор не для всех.
С этими словами лесничий вышел и с порога конторы крикнул во двор:
— Николай, заложи серого в двуколку!
Через несколько минут они ехали по узкой просеке. Солнце садилось далеко за лесом и только в прогалинах его косые лучи заливали золотом темнозеленую листву молодых дубков.
- Предыдущая
- 23/94
- Следующая
