Партизанская искра - Поляков Сергей Алексеевич - Страница 36

• Предыдущая
• 36/94
• Следующая

— Придется себе новую биографию сочинить. Старая им не подойдет, я уверена.

— Тут сейчас все за деньги покупается и продается. У румынских жандармов и местных полицаев за деньги или за самогон не только их совесть, но и душу купишь, если бы их поганые души чего-нибудь стоили. Счастье твое, что ты на мой огонек залетела. Попала бы на другой, как раз вот тут, недалеко, сгорела бы, как бабочка.

— Мне, видно, счастье на хороших людей, — прошептала Соня и голова ее мягко упала на подушку.

В хате смолкло. Невидимый маятник, прихрамывая и спотыкаясь, тащил на себе, как тяжелую ношу, длинную зимнюю ночь.

После создания «Партизанской искры» между Крымкой и Савранью установилась прочная и постоянная связь. Теперь на улицах Крымки часто появлялся маленький нищий, жалобным голосом просивший подаяние.

И всякий раз маленький странник заходил к Гречаным и там задерживался. Гостеприимные хозяева угощали сиротку чем могли. И Парфентий неизменно выходил провожать мальчика. И никто не знал, о чем шептались они, забившись куда-нибудь в уголок коморы.

В конце февраля Парфентий получил от Моргуненко указание еще более расширить организацию, вовлечь в нее и комсомольцев соседних сел, которые учились в крымской школе, бывшей единственной в округе десятилеткой.

Всех, кто учился в Крымке, Парфентий знал хорошо. Но тут предстояло выбирать самых лучших и надежных.

Он перебирал в голове всех комсомольцев, с которыми учился, вспоминал их поведение, отдельные поступки.

При встрече Владимир Степанович посоветовал ему начать с поселка Петровки.

— В Петровке есть замечательный парень Николай Демиденко, — сказал учитель, — это, как ты знаешь, старый комсомолец, выходец из нашей школы, честный и преданный. Я рекомендую его и уверен, что он будет тебе хорошим и надежным помощником.

Гречаный с готовностью согласился. Он хорошо знал Николая Демиденко, не знал лишь, что тот сейчас в Петровке.

Парфентий обрадовался, что этот чудесный огромный парняга будет с ним вместе.

Не мешкая, Парфентий собрался и побежал в Петровку. Прямо через лед речки он перемахнул на тот берег и пошел лесом. Комсомольцы усвоили правило — избегать лишний раз появляться на улицах села.

Было ясное зимнее утро. Затвердевший снег ослепительно искрился. На его белизне лежали нежные кружевные тени от голых ветвей. Парфентий легко шагал по хрустящему насту, думая о предстоящей встрече с Николаем.

Небольшой поселок Петровка живописно раскинут вдоль правого берега Кодымы и, вплотную примыкая к селу Катеринка, является как бы его продолжением.

Хата Демиденко стояла несколько на отлете, на дальнем краю поселка, у самого подножья возвышенности, по которой проходила железная дорога. И сама хата, и небольшой, но довольно густой садик помещались в котлованчике, а невысокая глинобитная ограда еще более подчеркивала эту глубину.

«Вот где хорошо подпольными делами заниматься. Ни одна собака не подкопается. Не то что у меня, на виду у всех», — думал Парфентий, подходя к калитке, и от души позавидовал Николаю, что тот живет в такой благодатной глуши.

Где-то за хатой раздался сипловатый лай.

— У Николая сторож, — вслух заметил Парфентий, подходя к калитке. Лай усилился. По голосу Парфентий определил, что собака не маленькая, и на несколько секунд задержался у калитки. «Бес его знает, еще порвет, а в руках ничего нет. Лучше, конечно, если бы пес выскочил сюда, тут бы и познакомились».

Но собака не появлялась. Убедившись, что она привязана, Парфентий вошел и постучал в дверь.

Через некоторое время щеколда изнутри тихонько клацнула и дверь чуть приотворилась.

— О-о-о-ооо! Вот, оказывается, кто ко мне в гости пришел! — радушно воскликнул Николай. — А я тебя в окошко не узнал. — И шире распахнув дверь, он протянул через порог огромную ручищу.

— Волчок, перестань! — мягко приказал он. Крупный белый, с рыжими пятнами, лохматый пес тихо взвизгнул и молча уставился на пришельца.

— Ты, брат, под надежной охраной живешь, — засмеялся Парфентий.

— Приходится. Да вот, держим на цепи, чтобы эти гады жандармы или полицаи не пристрелили, — пояснил Николай, сжимая руку Парфентию своей могучей медвежьей лапой, — давненько, брат, не видались.

— Да, пожалуй, года два, — ответил Парфентий.

Николай задвинул щеколду.

— Заходи в хату.

Дома кроме Николая никого не было. Хозяин заставил окошки камышовыми щитками В хате стало полутемно.

— Так лучше, солнце не будет в глаза бить, — улыбнулся Николай, подмигнув Парфентию — Чем же тебя угощать?

— Только что позавтракал.

— Молока хочешь за компанию? Горячее, прямо из печки.

— С удовольствием выпью. Молоко я люблю и никогда от него не отказываюсь, — согласился Парфентий.

От горячего молока у обоих по телу разлилась теплота.

— Давно в Петровке? — спросил Парфентий.

— Недавно, всего недели две.

— Где пропадал это время?

— В Доманевке. С самой осени прошлого года. Там у меня бабушка. До войны я там не бывал, и меня никто не знает. Вот и укрывался. Сюда показываться боялся. Кто его знает, люди ведь разные, могли предать. Знают же меня по райкому комсомола.

— Как же теперь? Освоился?

— Еще не совсем. Прежде чем выйти, оглядываюсь во все стороны, как вор. А сейчас, вроде, налаживается. Днями у нас был начальник полиции. Батько его встретил, как положено, на почетное место усадил. Самогон, закуска и все прочее. Батько у меня хитрый, разговор затеял, мол, слава богу, что теперь колхозов не будет и так далее. Я в сарае в это время был. Слышу, батько кличет меня. Захожу, здороваюсь, а батько продолжает наливать, и мне подмигивает: «поддержи, мол». Вот, говорит, Николай из Красной Армии дезертировал, не хочет воевать за них. Ну, чокнулся я с ним, полицаем, а у самого так все и кипит внутри. Эх, думаю, взял бы сейчас топор, да и размозжил бы твою стервячью голову. Часа два он у нас просидел. Самогоном накачался до чёртиков. Потом батько моргнул мне: «выйди». Я вышел. Они там еще с полчаса сидели, ну и договорились. Мой дипломат полкабана ему обещал к Пасхе. А тот обещал подтвердить в жандармерии, что я был в Красной Армии, а теперь дезертировал.

Николай помолчал немного и, широко улыбнувшись, закончил:

— Вот и вся история, Парфень.

— История интересная. Как будто все гладко.

— Пока — да. А что будет дальше — трудно сказать. Мало ли что может выйти.

— Но батько твой молодец.

— У меня батько… — Николай закрыл глаза и покачал головой. Видно было, что сын восхищался отцом. Парфентий заметил, что всякий раз, когда Николай упоминал батька, в его голосе и в улыбке угадывались сыновняя любовь и благодарность.

Парфентий сам любил и почитал своего отца, и эта черта в Николае нравилась ему. С каждой минутой он все более и более проникался уважением и товарищеским доверием к этому сильному доброму парню.

Николай Демиденко был лет на пять старше Парфентия. Он окончил крымскую среднюю школу за два года до войны. В комсомол Коля Демиденко вступил рано, когда был еще в седьмом классе. Живая, шумливая комсомольская жизнь с ее собраниями и нагрузками подхватила и понесла его. Он с готовностью принимал все поручения, которые давались ему, и выполнял их честно, не по обязанности, а из любви к делу.

Вскоре о Николае Демиденко стало известно в райкоме комсомола, и по окончании школы Николай был взят в Первомайск на работу инструктора райкома.

Но юношу тянуло в большой город. Он давно интересовался машинами, станками, мечтал стать рабочим-специалистом. Вскоре он уехал в Одессу и поступил на судоремонтный завод.

Но, как говорят, шила в мешке не утаишь. Вскоре и тут, на заводе, проявились его организаторские способности. И райком комсомола рекомендовал Демиденко секретарем цеховой комсомольской организации.

На этом Николая застала война. В те тревожные грозные дни, все, кому дорога была родная земля, просились на фронт, чтобы грудью своей встать на защиту Родины. Побежал в военкомат и Николай Демиденко.

• Предыдущая
• 36/94
• Следующая