Помочь можно живым - Бачило Александр Геннадьевич - Страница 11

• Предыдущая
• 11/15
• Следующая

Вдруг яркая вспышка ослепила меня, и сейчас же мотор вездехода заглох. Наступила долгая, неестественная тишина. Приоткрыв глаза, я увидел нестерпимый блеск камней и протянувшиеся от них глубокие, черные, как на Луне, тени. Это был второй взрыв.

Большой обломок скалы, скатившийся, как видно, по склону после первого взрыва, закрывал меня вместе с вездеходом от вспышки, я видел только отраженный свет, но и он был режуще ярким. Шипение и треск послышались со всех сторон, пар белыми столбами поднимался от земли.

Через несколько минут клубящиеся тучи заслонили всю южную половину неба, и стало совсем темно. Тогда я выбрался из вездехода и бегом бросился вверх по склону. Дорога, проходящая по узкой расщелине, почти не пострадала, и я довольно быстро достиг бетонной коробки – верхнего этажа центра.

Трупы стали попадаться, едва я проник через аварийный люк внутрь. На всех этажах, начиная от надземного и до самого нижнего, где размещался командный пункт, лежали люди, застигнутые мгновенной смертью. Не помогли ни бетонные перекрытия, ни свинцовые перегородки, ни герметически закрывающиеся двери. Первым делом я спустился в командный пункт и убедился, что монитор остался на месте и совершенно невредим. Приборы говорили о-его готовности стартовать в любую минуту. Тогда я включил аппаратуру связи и попытался поймать хоть какие-нибудь сигналы из внешнего мира. Радио не работало совсем, да и не могло работать в таком аду, а по специальным каналам кое-как шел только прием. Столица молчала, но мне удалось услышать несколько чужих станций. Они кричали о всеобщем сумасшествии, молили о помощи, угрожали друг другу немедленной смертью.

Тогда только до меня дошли масштабы происшедшей катастрофы. Планета гибла, и ничто уже не могло ее спасти. Даже те участки, которые не подверглись бомбардировке непосредственно, будут неминуемо заражены спустя какое-то время через воду и воздух. Единственная возможность уберечь хоть что-то – немедленно прекратить любые дальнейшие взрывы. Чем меньше их произойдет, тем больше шансов останется у тех, кто еще жив. Поймут ли это люди? Я не знал. И ничего не мог им сказать. Да и кто бы стал меня слушать? Я выл от отчаяния, от бессилия что-либо исправить, сделать так, чтобы все это оказалось только сном. Мир погибал на моих глазах, станции замолкали одна за другой.

И вдруг я вспомнил – меня будто кипятком обдало – я вспомнил об этой вот кнопке, об этом проклятом механизме, который я сам за два года до того предложил включить в стартовую систему. Тогда война представлялась всем нам забавной игрой, в которой нужно заранее рассчитать ходы противника, но о том, что когда-нибудь придется делать ходы по-настоящему, никто всерьез не думал.

То, что один человек нажатием кнопки может уничтожить целую страну, никого в то время уже не удивляло. Но как быть, если его опередят? Если он сам будет убит, похищен, выведен из строя?

И я придумал вот это. Взгляни. Если нажать эту кнопку, монитор НЕ взлетает. Но если никто не нажмет ее в течение часа, произойдет автоматический старт. Космический корабль, нашпигованный новейшим оружием, поднимется над землей и начнет войну. К чему это приведет? Не знаю. Если конец цивилизации уже наступил, то тогда, наверное, наступит конец жизни вообще...

Да, так вот. За два года до войны эта комната была оборудована, здесь установили дежурство, и скоро я почти перестал о ней вспоминать. А в тот день вдруг вспомнил. Вспомнил в последнюю минуту. Это было и счастьем и проклятием для меня. Когда я вбежал в комнату, стрелка уже коснулась вот этой красной черты. Вся дежурная смена была, конечно, мертва. Оставались, может быть, какие-то секунды до срабатывания системы автоматического старта. От ужаса я закричал, бросился, перепрыгивая через тела, к столу и нажал на кнопку. Я давил на нее всей своей тяжестью и никак не мог отпустить, хотя видел, как стрелка прыгнула влево и снова начала свой часовой путь к красной черте. Я успел. Успел! Поначалу лишь одна эта мысль гудела в голове, и, забыв о гибели мира, о том, что ждет меня впереди, я плясал от радости под неподвижными недоумевающими взглядами мертвых офицеров. Я не стал убийцей хотя бы сейчас, в этой общей мясорубке, я оставил шанс тем, кто, может быть, уцелеет в войне. Я уже не делил людей на «противников» и «союзников», неизвестно было, кто первым начал войну и против кого ее повел, рее были теперь равны и одинаково беззащитны перед смертью, разве только одних она возьмет за горло раньше, а других позже...

Но этот шанс, который я подарил миру, дороге стоил мне самому. Отныне я был привязан к комнате с кнопкой навсегда. Я не мог отключить механизм – он находится там, на стартовой площадке, а до нее не меньше двух часов ходу. Я не мог прижать кнопку чем-нибудь тяжелым, так, чтобы она всегда оставалась во включенном положении – это ничего не даст, счетчик времени сбрасывается только при нажатии кнопки в последние десять минут. Кроме того, нажимать ее может только человек – за этим следят специальные датчики, и перенастроить их мне не удалось. Я оказался бессилен перед собственным изобретением.

С тех пор я живу возле него никогда не отлучаясь и не засыпая больше, чем на час. Я видел бесчисленные отравленные дожди и ужасные метели небывалой зимы, наступившей после войны. Если бы не горячие источники, согревающие ущелье, оно было бы доверху засыпано снегом. Но тепло источников делало свое дело. Несколько десятилетий спустя жизнь мало-помалу стала возвращаться, правда, она неузнаваемо изменилась, но осталась жизнью – чудом, которого, может быть, нет больше нигде во Вселенной. Сначала появились растения – пышные, причудливые, быстро меняющиеся от поколения к поколению. Потом с гор стали спускаться не менее удивительные животные. Они приходили оттуда, где по ночам видны зеленые отсветы. Там, в горах, что-то происходит, идет какая-то медленная реакция. Как я мечтаю сходить туда! Узнать, почему пришедшие оттуда звери могут не только переносить радиацию, но и сами довольно сильно излучают.

Труднее всего было в первые годы. Я ужасно страдал от голода, от лютых холодов, от приступов каких-то неизвестных болезней. Порой мне хотелось умереть, чтобы прекратилась эта нескончаемая мука, но я понимал, что вместе со мной погибнет все живое на планете, и продолжал час за часом, день за днем, год за годом терпеливо отодвигать смерть и снова ждать ее приближения. Обычному человеку, конечно, не удалось бы выжить в таких условиях, и иногда, в то проклятое время, когда холод свирепствовал особенно сильно и долго не удавалось раздобыть никакой пищи, я жалел, что не погиб вместе со всеми от первого взрыва. Пусть бы уж планета сама заботилась о своей безопасности.

Однако позже я понял, что не случайно остался жив, не случайно живу до сих пор, не случайно успел нажать кнопку в первый раз...

Не то от тепла, которое окружало его весь день, не то от сознания надежности этого убежища, Улисс ощутил усталость. Усталость человека, справившегося с трудной работой. Он присел на деревянный ящик у стола и сонными глазами смотрел на Полифема, сыпавшего непонятными словами:

– Эх, нам бы только с монитором разделаться! Мы бы тут такую жизнь организовали! Город ваш сюда переселили бы, антенны бы починили, связались бы с миром. Людей-то много еще на планете, да как добраться до них через все эти мертвые пространства, где их искать? Ну, да это второй вопрос. Главное – связаться, а там что-нибудь придумаем. Может быть, у кого-нибудь даже самолеты остались... – не переставая говорить, он нажал кнопку на столе, и стрелка, подошедшая уже к последним делениям шкалы, снова отпрыгнула в ее начало.

– Здесь тоже есть кое-какая техника, – продолжал он, – испорчена только сильно. Если ее наладить да починить старую дорогу, можно будет разъезжать... Ты слышишь? Эй, парень! Что с тобой?

Комната вдруг поплыла перед глазами Улисса, неудержимая тошнота подступила к горлу. Он попытался ухватиться за край стола, но только беспомощно шарил руками в пустоте. Пол закачался, быстро приближаясь, и больно ударил прямо в лицо.

• Предыдущая
• 11/15
• Следующая