Твоя Конституция - Ефремцев Сергей Викторович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/15
• Следующая

4/7 дохода от земли – в пользу собственника, 1/7 – духовенству, 2/7 – в пользу государства… Даже Адам Смит[27] был весьма впечатлен такими выкладками.

Жаль, что Кенэ свое кино так и не снял, не изобрели еще. А потом появятся совсем другие сценарии, в которых земельные угодья рассматривались как стройплощадка или полигон для отходов.

Коммерциализация всего и вся – данность, которая проверяет закон, даже самый главный, на излом. Как говаривали в давнем детстве, «из последних сил» хочется верить, что главный закон дух не испустит, выстоит, окрепнет и победит.

Жан Франсуа Милле. Сборщицы колосьев

Ах, как скучна и однообразна была бы жизнь наша без запахов! А между тем любой, пусть даже самый непослушный ребенок, едва открыв свои пытливые глазки, удивлялся не только океану цветов и оттенков, названия которых он будет узнавать еще долгие годы, да так все и не узнает, но и другому, еще более обширному и глубокому – океану запахов. Сначала пугливой струйкой материнского молока, затем ручьем отцовского табака и пота, многоводными каналами городских улиц проплывало дитя к тому безбрежному, бескрайнему пространству, что заткнуть ничем, кроме насморка, нет никакой возможности и что не запахнуть, как ношеное, доставшееся от старшего брата пальтецо.

Годы и годы бежали в водоем, зацвели волны, раскрасились зеленью, и резкий, с души воротящий смрад повис над некогда цветущим берегом.

Мы-то с тобой знаем, читатель, что деньги не пахнут, по крайней мере некоторые, что могут они быть длинными и короткими, легкими, бешеными, трудовыми, могут быть девальвированными и деноминированными, левыми, могут и цвет сменить – с черного на серый.

Распространяется ли это многообразие форм, оттенков, объемов, состояний на закон? Интересно, чем пахнет закон? А ведь должен, должен быть запах, необыкновенный, волшебный, вбирающий в себя все другие: повернешь дышло – древесиной повеет, календарь назад полистаешь – кровью и потом, осклизлой ржавчиной резанет, а за французской визой в посольство придешь – фиалкой и розой рассиропит.

Разные бывают запахи – иные неизвестно для кого существуют, то ли для товарищей, которых нет, то ли на случай небывалый – комета вдруг прилетит или метеорит какой свалится…

Представь себя, читатель, стоящим посреди огромного колонного зала со стрельчатыми, как брови бойкой молодицы, окнами; со строгим убранством стенных проемов и ослепительно белым потолком с лепными фигурами, рассмотреть которые никак не можешь. По всему видно, что совсем недавно, может быть, за полчаса до твоего здесь появления, ушли маляры с пустыми ведрами и мокрыми кистями. Вдохни, читатель, и ты почувствуешь с детства знакомый острый и чистый запах не просохшей еще известки. Знай, что так и только так пахнет Конституция…

А следом за тобой в зал непременно войдет другой, третий, а четвертый уж точно исхитрится достать рукой или темечком до tabula rasa[28] и оставить по себе память – грязное пятно или, если очень повезет, – плевок.

Покинув колонный зал, окажешься на улице губернского города, украшенной всевозможными вывесками с иноземными словами: «Фитнес»,» «SPA», «Массаж», «Пауэррестлинг», «Бодибилдинг». «Хорошо! – радостно воскликнешь ты и тут же проверишь наличие в бумажнике радужных, зелененьких и красненьких, – как здорово, что теперь под боком, в двух шагах от дома, есть прекрасный тренажерный зал». Ты ведь знаешь, как знает любой житель достославного губернского города N, а уж в Новом Вавилоне и подавно всякой собаке ведомо, что для обретения «чинов известных» и преуспевания в службе надобны усилия и кое-какие затраты.

О-о, ослепительнейшая улыбка на загорелом лице атлета – счастливый билет в безоблачную жизнь, вечный праздник с непременными балами у губернатора или вечеринками у полицеймейстера, с игрой в вист у английского посланника и – лови удачу за хвост! – фотографиями в модных журналах, собственным цирюльником-стилистом, имиджмейкером и кортежем угодливых – да чего там! – готовых на всё подражателей, греющихся в лучах твоей славы.

Тело!.. Оно достойно гимна:

Как известно, под конституцией человека понимается индивидуальное своеобразие организма, проявляющееся, в частности, тем, как он реагирует на физиологические и патологические воздействия. Именно «индивидуальное своеобразие» куда-то пропало – всё больше ксероксная красота голливудского стандарта, дюймы и сантиметры. Давно уже появились «иконы стиля» у новой религии – Мадонны и Евангелисты – попдивы и модели. Им подражали, копировали их внешность, как копируют пришедших на смену.

Ученые, говоря о сущности конституции человека, вскрывают корреляции (связи) между строением тела, функциональным состоянием его отдельных систем и возможностью предрасположения к тем или иным болезням, к тому или иному характеру их течения. Изменяя свою внешность, свое «святая святых» – тело, не утрачивает ли человек собственную неповторимость, не превращается ли в гомункулуса[29]?

Кречмер[30] различал три конституции:

1) тип пикнический (характеризуется сильным развитием внутренних частей тела);

2) тип астенический (характеризуется малыми размерами в ширину при высоком и выше среднего росте);

3) тип атлетический (характеризуется сильным развитием скелета, мускулатуры и кожи, широкими плечами и широкой грудной клеткой).

Внешний облик (habitus) должен довольно ясно выявлять тип телосложения организма. Но не в том случае, когда человек стремится его изменить, усреднить, привести к общему знаменателю. Телу с большой буквы, такой большой, что за ней не видно души.

Как часто, ты помнишь, читатель, как часто ненавистные прописные истины нарушали твое блаженное бездумье, какими неприятными и опасными казались зазубрины слов о вреде и пользе, труде и ответственности? Как часто находил ты (признаться честно, и я) тысячи причин и отговорок, как часто затыкал уши себе и рты другим, чтобы, не дай бог, не вошло старое заржавленное лезвие в сердце, оставив царапину на белой коже или, что еще хуже, – на душе. Ведь душа-то есть, не всю же ее съели, не всю, разодранную на куски побольше и поменьше, заложили и обменяли, пропили и проели, как давным-давно уже пропили и проели совесть? Или уже «непеременное Я», которым сознает себя и младенец, и взрослый, и старик, стало другим?

Вот похожий на херувима премилый мальчик, впервые столкнувшись с грязью и обманом взрослого мира, прячет в голубых своих глазенках испуг и думает: «Наглость – второе счастье».

Блез Паскаль (1623–1662) – французский математик, механик, физик, литератор и философ. Фронтиспис книги работ Паскаля с портретом автора (1779)

Вот тот же мальчик, давно и сразу потерявший веру в справедливость, выносит вердикт: «Идите вы!.. Всё можно!» А потом, включив телевизор, обнаруживает на десятках каналов разные вариации одной и той же игры: «Сожри ближнего – получишь миллион!» Обнаруживает – и убеждается в собственной правоте. Правоте молодого зверя, по словам Виктора Петровича Астафьева:

• Предыдущая
• 12/15
• Следующая