Проделки Лесовика - Ольченко Дмитрий - Страница 10
- Предыдущая
- 10/80
- Следующая
— Зачем ты их выкидываешь? Они же погибнут!
— Ну и что?
— Как «что»? Погибнут! Не понимаешь?
— Понимаю.
— Так зачем же делаешь это?
— Не знаю. В гнезде я должен остаться один. Все, что приносят родители, достанется мне одному, я буду быстро расти, буду толстый, сытый и веселый.
Сказав это, кукушонок принялся снова за свое, и, естественно, получил по лбу.
— Ты ш-што дереш-ш-шься? — шипел кукушонок.
— А ты перестань безобразничать! — приказал Юрка, — иначе сам вылетишь из гнезда!
— Не имеешь права.
— А кто мне помешает? Возьму за шкирку и вышвырну муравьям на поживу!
— Нельзя! Это будет несправедливо! — возразил кукушонок.
— А губить своих братцев справедливо?
— Они не мои братцы. Это птенцы малиновки. C того дня, когда моя мама положила сюда свое яичко, они обречены, и ничто их не спасет. Ты — человек и не имеешь права вмешиваться в птичьи дела. Я должен их выкинуть отсюда. А ты иди своей дорогой…
Юрка задумался. Что тут было делать? Убрать кукушонка из гнезда, чтобы спасти птенцов малиновки?. Ему очень хотелось сделать это. Но как быть с кукушонком? Он хоть и нагло вел себя, но нагло с чьей точки зрения? Кукушки могут размножаться только таким вот образом. Лесу без кукушек нельзя. Но без малиновок тоже нельзя! Верно. Природа рассудила так: малиновок много, гораздо больше, чем кукушек, чьи птенцы могут появиться на свет только ценой жизни небольшой части птенцов других птиц. Убрать кукушонка — он погибнет. Оставить как есть — те птенцы погибнут. Странный порядок завела природа, но это порядок. Возмущайся не возмущайся, надо оставить все как есть. «На чью бы сторону я ни стал, я совершу зло… Вот положение!»
Юрка почувствовал, что не может быть cудьей в деле кукушонка и обреченных на гибель птенцов. Где же тут правда? Его симпатии были на стороне слабых. «Но ведь и кукушонок окажется слабым, если я вмешаюсь!»
Он спустился на землю, охая и морщась от боли, — содрал корку, образовавшуюся на царапинах. «Что-то я разохался, как старик!» Наклонился за дубинкой — опять закружилась голова. «Только не стало хуже!» Перед тем, как пойти дальше, вспомнил: «Чего-то не хватает… Чего? Нож в кармане. А где корзиночка? Потерял! Что бабушка скажет!» Корзиночка осталась возле лопухов. Был бы уверен, что сможет найти то место, вернулся бы, только уверенности не было. «Ищи-свищи! — подумал он. И еще добавил: Растяпа!»
К исходу дня духота пошла на убыль, оживилась птичья-синичья мелкота, отозвалась кукушка, подула в свою нежную флейту иволга… А вот и давно не слышанное «тун-тун-тун!» Оно больше не пугало. Стало, как и все остальные лесные звуки, неотделимой частью леса. Солнце скатилось с зенита и теперь не палило так жестоко. В небе появились белые облака, и, когда тень от облака накрывала Юрку, он всем телом чувствовал живительное дуновение прохлады.
Вдруг он услышал журчание ручейка. Все в нем встрепенулось от радости. Прислушался: откуда же доносится этот спасительный звук? Через несколько десятков шагов журчание пропало. Неужели и это проделки Лесовика?! Юрка почувствовал резкий запах стоячей воды, бросил взгляд на верхушки деревьев — с какой же стороны подул ветер, ведь это он принес этот будоражащий запах! Листья на деревьях едва шелестели.
— Ах-ха-ха-ха! деревянный смех пролетел над лесом. Так и есть. Все это Лесовик подстраивает. И зачем он издевается! Велика ли честь для него, всемогущего лесного владыки, разыгрывать несчастного мальчишку.
«И никакой я не несчастный! Нечего прикидываться несчастным! Может быть, это первое настоящее испытание в моей жизни! Радоваться надо!.. Ну, тут уж ты перехватал, дружок! «Радоваться!» Какая радость? О чем ты говоришь? Ладно, пусть перехватил! Но все равно не хочу считать себя несчастным!.. Не хочешь — так и не считай…»
Впереди, в просвете между деревьями, когда Юркин путь пошел как будто под уклон, сверкнула полоска воды. Юрка смотрел на нее во все глаза. Голубоватое водное зеркальце с мерцанием солнечных бликов на мелкой ряби. Река? Или пруд? Все равно! Юрка сорвался с места и со всех ног — так ему казалось — помчался вперед. Запыхавшись, продрался сквозь кусты и выскочил… на знакомую поляну.
Он узнал ее сразу. Вот дуб-запорожец! А там, подальше, старая липа, которая спасла Юрку от волков. То, что казалось водой, на самом деле было небом.
«И отсюда до воды, наверное, как до неба!» — подумал Юрка, пересекая поляну. Так и есть… Здесь он провел свою первую ночь в лесу. Но как же это получилось? Он ведь шел все время в одном направлении! Правда, несколько раз обходил кустарники. Но потом ведь все равно шел правильно! Целый день ухлопал на дорогу — и куда вышел?
— Киа-киа-киа-киа! — незнакомая птица пронзительно расхохоталась за ближними деревьями. «Ей, видите ли, смешно! Ей весело! А мне-то каково! Что же получается — я сам вообще не могу выйти отсюда? Ах, как жаль, не взял с собой компас! Будь у меня компас, я давно бы уже вернулся к бабушке!»
Час от часу не легче. Юрка вторые сутки томится от жажды, теряет силы от голода, кружится на одном месте — что же дальше? «Будь что будет!» Юрка мысленно махнул на все рукой. Его охватила дремучая апатия. Что толку трепыхаться, если все равно идешь ко дну! Никому до тебя нет дела. Никому, кроме Лесовика. А у того дела известные — как бы посильнее досадить.
Юрка прилег под липой; примятая вчера трава еще не успела расправиться, на исходе лета в ней уже не было той буйной силы, которая по весне гнала ее в рост. Для травы конец лета — конец жизни. Иная совсем умирает, оставив земле свои семена, которые будущей весной начнут все сначала. Другие травы — многолетние — все свои жизненные силы сосредотачивают в корнях. Стебли отомрут — ну и пусть! Весной, из корневых почек потянутся к солнцу другие стебельки. И смерти нет. Есть смена поколений. Смерть — это когда уже не будет нового поколения.
Юрка полежал, отдохнул… «Отдохнул». Какой это отдых, если в двенадцать лет чувствуешь себя усталым и немощным стариком! Как ему сейчас помог бы стакан воды! Воды — и больше ничего! Но воды нет. И нечего хныкать! Решил пожевать корней. Ах, как не хочется вставать! Каждое движение стоит больших усилий. Боль полоснула по губам, когда он, горько улыбнувшись, вспомнил, что еще день-два назад мог с дружками без устали бегать, дурачиться, кувыркаться.
Лопухов на поляне не было. Не росли они здесь. Можно раскопать чертополох, вон какой пышный да колючий! Часть головок отцвела, съежилась. Были и цветущие пурпуровые шары, окаймленные колючками. На них хозяйничали шмели, мохнатые и полосатые…
Как же к нему подступиться, к этому скопищу колючек? Чертополох! Вот уж кому пристало прозвище — не отнимешь! Разглядывая растение, Юрка подумал, что главное в нем — не корень. Аппетитным и лакомым выглядит толстый, сочный стебель. Он, конечно, съедобен. Иначе зачем чертополоху такая мощная колючая защита? Чтобы отбивать аппетит у охотников поживиться вкусным. Другие растения защищаются если не ядом, так горечью, потому и несъедобны. Чертополох — растение благородное, откровенное, ему незачем прибегать к коварным способам защиты, он вооружился острыми колючками — попробуй, возьми его.
— Извини, браток, — сказал Юрка, — у меня нет другого выхода. Вопрос жизни и смерти. Я должен тебя съесть. Больше мне не на что рассчитывать. Вчера я попробовал грибов и ягод — до сих пор не опомнюсь. В тебя я верю. Ты меня выручишь. А чтоб тебе не было обидно, я возьму твои созревшие головки и рассею на полянке семена…
Не срезая стебля, Юрка сбил ножом колючие листья. Колючки вонзались в руки, но он не обращал на них внимания.
Когда стебель был очищен, мальчишка срезал верхнюю часть, отделил семенные корзиночки. Мякоть чертополоха, пожалуй, была вкуснее корня лопуха — относительно, конечно, трава она и есть трава.
Вечерело. Небо с востока наливалось темной синевой. На западе оно клубилось громоздкими облаками. Солнце, собираясь нырнуть в них, спешило отдать земле последние лучи. При мысли о наступлении ночи Юрка вздохнул. Надо готовиться к ночлегу, слишком уж натерпелся он страхов прошлой ночью. В лесу валялось множество сухих веток. Торопясь управиться до наступления темноты, мальчишка начал собирать топливо для костра. Он надеялся добыть огонь самым древним способом: трением палки о палку. От того, что ему приходилось часто нагибаться, гудела голова, в глазах расплывались желтые и оранжевые круги.
- Предыдущая
- 10/80
- Следующая