Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка - Тимофеев Владимир - Страница 5

• Предыдущая
• 5/83
• Следующая

— Ты что, приказ командира не слышал? Он же здесь сказал оставаться.

— Гриш, ну чего мы тут маячить будем, как эти… дубы, то есть, тьфу, сосны одинокие на севере диком?

— Хм, вообще-то… да. Надо бы схорониться где-нить, — Синицын почесал затылок, оглядываясь по сторонам. — Во, глянь. Пеньки старые. Никто нас там искать не допетрит. А место точно хорошее — и до оврага близко, и склон весь туточки как на ладони… Ну, пошто задумался? Не нравится что ли?

— Да не, нравится. Просто думаю, а вдруг и командир нас не заметит. Тогда что?

— Как что, похвалит нас за укрывку хорошую. Мы ж ему навстречу выскочим. Хотя… а и верноть, он сгоряча-то пальнет в нас… из пушки. Во смеху будет, — и, заметив растерянность на лице Кацнельсона, Гриша заржал. — Да шучу, шучу я.

— Шуточки у тебя однако…

Место возле пеньков действительно оказалось хорошим. Кто-то когда-то рубил здесь лес и утащил с собой все лесины вместе с сучьями и случайным хворостом. Но потом, видно, не успокоился, пытаясь еще и пни корчевать. Правда, возможно, что выверты эти образовались естественным путем — после оползня — недаром ведь здесь совсем рядом овраг начинается. Тем не менее, получилось то, что получилось, и результат нашим героям был только на руку. Естественные окопы за естественным бруствером — ну что может быть лучше?

Устроившись в соседних "пеньковых" ячейках, бойцы приступили к тому, что в различных наставлениях и уставах называют "наблюдением за наиболее вероятными направлениями движения противника", то бишь, за кустами и подлеском…

Немцы выскочили из рощи настолько неожиданно, что Марик чуть не заорал с перепугу. Но Синицын вовремя зашипел на него и махнул рукой, заставляя вжаться в теплую землю. Немцев было шестеро. Трое тащили детали от миномета, еще двое — лотки с боеприпасом, а последний, видимо, унтер или корректировщик, быстро взбежал на пригорок и принялся что-то высматривать в бинокль сквозь дым, поднимающийся с другой стороны холмов. Скорее всего, немецкие командиры все же решили как-то прикрыть северное направление, не предполагая, правда, возможность прохода через распадок танков, иначе одним минометом они бы не ограничились. А для пехоты этого вполне хватало — склон просматривался хорошо, деревьев не было, и с закрытой позиции путь между холмами легко накрывался минометным огнем.

Кацнельсон с Синицыным продолжали наблюдать за врагом, лихорадочно пытаясь сообразить, что же имел в виду командир, когда приказывал "шугануть тех, кто из рощи полезет", и попадают ли обнаглевшие фрицы под определение этих самых "полезших". Немцы в это время споро собрали нехитрую конструкцию из ствола, плиты и сошек-"двуног" и начали деловито обустраивать позицию метрах в сорока от притаившихся красноармейцев, раскладывая вокруг лотки и обваловывая их песком и галькой. Подошедший унтер пролаял какую-то команду и приступил к осмотру окрестностей.

— Эх, гранату бы сюда, — прошептал Гриша.

Кацнельсон в ответ ухмыльнулся, порылся в подсумке и показал Синицыну ребристое яйцо Ф1. Получив искреннее удовольствие от созерцания округлившихся глаз своего временного командира, Марик пояснил шепотом:

— Это я когда автомат в танке брал, так заодно гранату прихватил. На всякий случай.

— Дай мне, я их щас…

— Не, лучше я сам — у меня в институте разряд был.

Отложив автомат, Кацнельсон сорвал кольцо, широко размахнулся и метнул "лимонку" в сторону минометчиков. Граната легла хорошо, не долетев каких-то пару метров до немецких солдат. Сразу после взрыва-хлопка Синицын вскинул ППШ и пустил несколько коротких очередей по тем фрицам, которые еще подавали признаки жизни. Кацнельсон же выскочил из окопчика и, широко раскрыв рот в безмолвном крике, принялся вовсю поливать свинцом минометную позицию.

— Да хватит уже, а то диск перекосит, — остановил Григорий увлекшегося Марика.

— А? Что? — не понял Кацнельсон, но стрельбу, тем не менее, прекратил.

— Ловко, говорю, ты их. Пошли посмотрим, чего там у фрицев этих было-то.

— А чего там смотреть, — поморщился Марик, глянув в сторону трупов. — Миномет образца 34 года, 81 миллиметр, мины в лотках, по три штуки. Пара карабинов. "Колотушки" еще вон там валяются.

— Да-а? Откуда знаешь-то? — удивился Синицын.

— Так мы в институте не только балки с защемленным концом проходили. У нас и взрывное дело было, и про вооружение, что у немцев есть, рассказывали.

— А-а, понятно. А вот скажи, сможем мы мины эти как-нибудь чебурахнуть, чтобы вход в овраг завалить? — поинтересовался Григорий у загордившегося было Кацнельсона.

— Ну-у, наверное, да. Из колец зарядных пороховую дорожку сделаем, подожжем и спрячемся где-нибудь. Хотя…гранатой надежнее, — и Марик указал на "колотушки".

Бойцы подхватили несколько лотков с минами и потащили их в овраг. Устроив лотки под обрывистым склоном, Кацнельсон долго искал предохранители на минных взрывателях. Не нашедши их, он сплюнул, пробормотав с досадой "Неправильные это какие-то мины", и занял позицию в траве у входа в лощину, рядом с залегшим там же Синицыным. Со стороны рощи раздавались звуки снарядных разрывов и пулеметных очередей, так что танк Винарского, по всей видимости, должен был появиться в самое ближайшее время.

Семидесятка остановилась перед оврагом через минуту и двадцать четыре секунды. Глина на гусеницах, грязь на броне, пороховая гарь и темный шрам от снаряда по левому борту говорили о том, что машина под номером "236" побывала явно не на параде. Высунувшийся из башни сержант окинул взглядом встречающих его бойцов и невозмутимо поинтересовался:

— Это не вы там намусорили?

Красноармецы пожали плечами и виновато потупились.

— Н-да, на пять минут вас одних оставить нельзя. Ладно, прибираться заставлять не буду. Запрыгивайте.

— Товарищ сержант, — набравшись наглости, обратился к командиру Кацнельсон. — Вы только вон там у поворота притормозите на пару секунд. Дело тут нам одно доделать надо.

Винарский удивленно поднял бровь:

— Ну ты, братец, нахал… Ладно, подгужбаним тебя. Только по-быстрому.

Когда танк остановился возле упомянутого поворота, оба бойца спрыгнули с брони и спрятались за правую гусеницу. Затем Марик дернул запальный шнур и с завидной точностью зашвырнул "колотушку" в скопище минных лотков. Глухой взрыв нескольких килограмм тротила обрушил часть обрывистого восточного склона, наглухо закупорив относительно пологий вход в овраг с северной стороны. Вылезший наружу сержант сердито отчитал авантюристов в х/б:

— Вы что, с ума посходили? Вас же, идиотов, обратной волной или рикошетом снести могло. А ну-ка быстро в танк, и чтоб без приказа никуда, взрывники хреновы.

— Так мы же как лучше хотели, — оправдывались красноармейцы, но Винарский был непреклонен:

— Хотели бы как лучше, доложились бы. Я б тогда по этим ящикам из пушки шарахнул и всего делов. Короче, как вернемся из боя, вы мне всю машину до зеркального блеска отдраивать будете…Все. Поехали, Макарыч.

Бойцы забрались внутрь, танк дернулся и медленно пополз по покрытому травой дну лощины в направлении на юг. Через триста метров овраг сузился, и растительность на склонах почти сомкнулась, образуя по ходу движения что-то вроде сухой желто-зеленой завесы. Проскочив узкий участок, идущий с небольшим подъемом, семидесятка выпрыгнула наверх на узкую дорогу, пересекающую овраг почти под прямым углом.

— Ох, ё! — изумился сержант и тут же, опомнившись, с силой вдавил в пол педаль-гашетку. Курсовой пулемет задергался, сплевывая стреляные гильзы на дно боевого отделения.

— Дави, Макарыч, дави гада!

Мехвод не оплошал — Т-70, по-медвежьи взревев, грациозно заполз на крышу немецкой штабной машины…

Ганса Лямке семьдесят с лишним лет мучили ночные кошмары. Долгие беседы с психологами, обследования у врачей и лечение дорогими транквилизаторами — ничто не могло помочь его давней проблеме. По нескольку раз в месяц в момент, когда он закрывал глаза, положив голову на подушку, один и тот же сон возвращал изрядно одряхлевшего пенсионера из Нюрнберга в ужасный день 18 сентября 1942 года.

• Предыдущая
• 5/83
• Следующая