Таинственная сила - Рони-старший Жозеф Анри - Страница 6

• Предыдущая
• 6/28
• Следующая

— Нет нищете! — ревел он. — Царству эксплуататоров пришел конец. С этого момента власть перейдет в руки простого народа!… Довольно страдать… довольно тащить непосильную ношу…

Эту агитацию прервал оглушительный взрыв где-то поблизости. Таксист подскочил на месте и, оглядевшись по сторонам, спешно выпалил:

— Слышите, пушка! Я вас быстро домчу по адресу и сразу назад, к нашим братьям. Ничего, всего несколько минут потеряю, зато потом… потом…

От радости предвкушения грандиозных событий он не мог подобрать нужных слов. Заметно было, как к его вискам приливала кровь, глаза светились фосфорическим блеском, губы застыли в улыбке. Он живо вскочил в машину и надавил на педаль. Путь был свободен. То здесь, то там слышались запоздалые крики протеста, обильно приправленные нецензурной бранью. Ни на что не обращая внимания, шофер галдел в полный голос:

— Больше никаких стервятников, никаких кровопийц! Да здравствует красная ночь!

Они въехали в предместье Сен-Жак под тревожный звон старого соборного колокола. Со стороны города доносились приглушенные пушечные залпы. Усеянное звездами небо отливало багровым.

Мейраль покинул Лангра и Сабину в третьем часу утра. Центральный проспект предместья Сен-Жак, где стоял дом профессора, по странному стечению обстоятельств находился в мире и спокойствии. Лишь в ряде квартир еще светились окна, а по улицам слонялись отдельные неугомонные гуляки. Небо освещалось вспышками далеких взрывов и пламенем пожарищ. На площади возле собора и ближе к бульвару Сен-Мишель продолжали толпиться люди. Жоржа сильно клонило в сон; в то же время он был поражен тем, что остальные не ощущали никакой апатии. Чем дальше он шел, тем труднее ему удавалось протискиваться сквозь гущу народа. В конце бульвара виднелись темные шеренги полицейских, предупредительно палящих в воздух через равные промежутки времени. Показались отряды конной полиции, и разношерстная толпа, где рабочих явно осталось немного, отшатнулась, не собираясь ввязываться в бой. Было ясно, что длительное пребывание в состоянии экзальтации странным образом действовало на всех, в том числе и на военных.

Однако дальше, в Латинском квартале, развернулась настоящая драма. Революционные массы громили магазины и продуктовые лавки, разбили несколько уличных фонарей; затем, присоединившись к соратникам, наводнявшим Елисейские поля и бульвар Сен-Жермен, двинулись в сторону президентского дворца.

— Там впереди уже побеждают наши братья! — кричал прыщавый субъект с лошадиными зубами и оголенной верхней десной. — Им пришел конец, даю руку на отсечение: они у нас мостовую будут грызть!

Охваченный приливом чувств, он наклонился к самому уху Мейраля:

— Мы добьемся своего! Так почему не сейчас, не здесь? У них уйма денег, — он махнул рукой на здание обсерватории, — так проведем изъятие! Надо лишь взяться за дело всем скопом. Кто со мной?

На этот призыв из темноты стали выплывать злобные лица. Даже страх быть раздавленными приближавшейся конной кавалькадой не мог удержать этих людей.

— Чем же все это кончится? — спрашивал себя молодой человек, стараясь пробраться как можно более безопасным способом — прижимаясь к фасадам домов. — Если это ненормальное возбуждение хоть немного еще продлится, то утром все человечество превратится в зомби и маньяков. Разве я один это понимаю?

После утомительных блужданий по закоулкам Мейраль, наконец, добрался до дома, где ему предстояло утешать заплаканную служанку, от страха просидевшую весь вечер в темном кабинете в компании ветхих книг, надтреснутых склянок с препаратами и поношенных сюртуков хозяина.

— Сударь, — ныла Сезарина, размазывая слезы по грязным щекам, — сударь! Неужели нас всех передавят как крыс или зажарят живьем?

Такая паника, да еще в родном доме, окончательно вывела Мейраля из себя. Нервно покусывая губы, он взглянул на раскрасневшееся опухшее лицо девушки, на влажные глаза, на выбившиеся из под чепца и висящие как пакля волосы и испугался собственных мыслей. Жоржу вдруг нестерпимо захотелось треснуть ее по голове увесистой тростью или, на худой конец, пинками выгнать из комнаты. Ему было очень жаль девушку, он мог представить, чего она только не насочиняла здесь одна, но он не сумел сдержаться:

— Отправляйтесь спать! — скомандовал он громовым голосом. — Спать и немедленно! Забейтесь как таракан в вашу щель… шатаетесь тут и только приносите несчастье. Лучшее убежище для вас наверху, в вашей спальне. Ни одному мятежнику не взбрело бы в голову подняться туда, а если б и взбрело, что тогда? Их не интересуют служанки.

Поток слов хлынул из Мейраля, как струя воды из лопнувшей трубы. При этом он бурно жестикулировал и совершенно не владел собой.

— Ну же, ну! — не унимался он. — Скорее, здесь ваша драгоценная жизнь в опасности. А наверху — оазис, источник влаги в пустыне, тихая гавань, что там еще… Короче, там ваше спасение. Убирайтесь, говорю вам! Пошла… пошла!

Ошеломленная горничная, дрожа как осиновый лист, слушала хозяина, всегда такого приветливого с ней, и не верила своим ушам. Вдруг она схватила со столика медную лампу и в одну секунду вскарабкалась по узенькой винтовой лестнице, не пожелав ему, как положено, спокойной ночи. А Мейраль заперся в небольшой каморке для опытов, тщетно надеясь успокоить в конец расшатавшиеся нервы. Но события последних часов не выходили у него из головы. Невыносимое беспокойство сменялось ожиданием скорого завершения этого безумия, он находился в абсолютно разбитом состоянии.

— За работу, ничтожный атом… — подстегивал он себя.

На некоторое время он действительно отвлекся, сконцентрировав внимание на опыте, следя за малейшими изменениями показаний приборов. Но мысли были слишком рассеянны, а движения порывисты.

— Это хуже опьянения! — вздохнул Жорж. — Однако, что с нашим явлением?.. продолжается… но может, идет на убыль? Все признаки рефракции… Сабина… Лангр… Что будет с Францией?

Головокружение становилось нестерпимым. Мейраль оставил поляризатор, на котором исследовал преломление красного луча, сделал несколько шагов к по направлению к импровизированной кафедре и повалился на пол, сраженный глубоким сном.

Проснулся он в восемь часов и сразу почувствовал, что не осталось и следа от прежнего раздражения. Только какая-то тоска, острая, ноющая, но вполне переносимая. Вчерашние потрясения странно пульсировали в его памяти. Он вызвал Сезарину. Девушка явилась пожелтевшая от усталости и с искусанными в кровь губами, напоминавшими рубленую телятину.

— Ах, сударь, сударь… — бормотала она без остановки. Казалось, она измучена и слегка не в себе, но не такая обезумевшая, как накануне.

— Известно что-нибудь про мятеж? — спросил ее Мейраль.

— Ах, сударь… убили президента! Но в квартале тихо. Подбирают трупы.

— Кто подбирает?

— Эти… из Красного креста, — выдавила она, — еще полиция и просто люди. Родственники, должно быть…

— Так что, теперь осталось только правительство?

— Не знаю, сударь. Так говорят. Больше я ничего не слышала, кажется, даже пожары прекратились.

— Принесите газеты.

— Их нет, сударь. Они сегодня не вышли.

— Дьявол! — выпалил Мейраль.

Удивления он не испытывал. Лишь смутную, тягучую тревогу, с каждым приливом заставлявшую вздрагивать сердце, как у внезапно потревоженного зверя. Он торопливо выпил положенную ему утром чашку горячего шоколада, накинул пальто и вышел на улицу. Было тепло, по небу медленно плыли тяжелые свинцовые облака. Люди передвигались как будто с трудом. Торговка всякой всячиной плаксивым голосом навязывала засахаренные бургундские вишни. У дверей кондитерской щуплый паренек с видом сомнамбулы разбирал груды ящиков с только что доставленными продуктами. Мясник в грязном фартуке методичными ударами разрубал мясо. Все казались очень утомленными. Пожилая дама напряженно втолковывала продавщице хлеба:

— Завтра республика перестанет существовать. А кресло в парламенте получит Виктор!

• Предыдущая
• 6/28
• Следующая