Приключения Травки - Розанов Сергей Григорьевич - Страница 8

• Предыдущая
• 8/26
• Следующая

— Что скажете, товарищ начальник? — закричал черный Беляков, стараясь перекричать свою машину.

— Вот, пассажира тебе привел. Возьми его с собой. На Пролетарской ссадишь. Только смотри не потеряй его по дороге, как родной папаша потерял. Скоро отправляетесь?

— Семафора ждем, товарищ начальник. Пока полную протирочку сделал своему красавцу.

— Ага… мм… — промычал вместо ответа начальник и протянул Травке руку. — Ну, прощай, брат! — сказал он. — Да как тебя звать-то?

— Травка.

— Травка? Чудно что-то. В честь кого же тебя так назвали?

— Не знаю. Просто так. А вас как зовут?

— Меня Николай Иванычем зовут, — ответил начальник станции.

Он взял Травку под мышки, высоко поднял на руках и посадил на паровоз:

— Ну, прощай, брат Травка. Не забывай! Кланяйся своему папаше.

Травка решил никогда не забывать Николая Ивановича и даже подумал: как жаль, что он раньше не познакомился с этим хорошим человеком! Вот было бы интересно! Мама никогда ничего не позволяет и всего боится. Папа редко когда бывает свободен. Травка ходил бы к Николаю Ивановичу в гости и все-все узнал бы про железную дорогу.

На площадке паровоза было темно и жарко. Прямо перед Травкой оказалась громадная черная машина с ручками, с ярко начищенными медными трубками и кранами, с круглыми коробками вроде часов. Все это сияло, шипело и полыхало жаром. Железный пол трясся. Травка стоял перед машиной и боялся пошевельнуться.

Вдруг сзади него раздался громкий голос:

— Ну-ка, с дороги! Зашибу!

Травка и не заметил, что, кроме Белякова, на паровозе был еще один человек, наверно помощник Белякова. Он подошел откуда-то сзади. В руках у него была большая черная лопата, похожая на совок. Он открыл круглую чугунную дверь машины, и Травку обдало таким светом и жаром, что он поневоле отскочил, закрыл лицо руками и отвернулся.

Незнакомый человек стал быстро подхватывать лопатой черный блестящий каменный уголь и бросать его в топку машины. Запахло чем-то вроде газа из кухонной газовой плиты на новой Травкиной квартире. От скрежета и лязга у Травки зазвенело в ушах. Наконец круглая дверь с грохотом закрылась, и Травка осторожно обернулся.

Незнакомый человек смотрел на стрелку машинных часов и постукивал по ним пальцем. Беляков вытер руки тряпкой, высунулся наполовину из паровозного окошка и совсем как будто забыл о Травке.

Травка подошел к Белякову и решился заговорить. Он тронул Белякова за ногу. Беляков склонился к нему.

— А это ваш красавец? — спросил Травка, незаметно показывая на незнакомого человека. — Вы говорили, полную протирку ему сделали.

— Да нет, что ты! — улыбнулся Беляков. — Это мой помощник. Он же и за кочегара ездит. А красавец — вот он! Видишь, как блестит! Видишь, как сияет! — И он любовно хлопнул тряпкой по машине.

Потом он выглянул еще раз в окошко и сказал:

— Ну, можно отправляться. Есть семафор.

— Вы быстрее поезжайте, — попросил Травка. — А то мы не догоним папу.

Беляков повернул рукоятку. Паровоз заревел так, что у Травки даже задребезжали зубы. Беляков повернул какое-то колесо, потом потянул к себе рукоятку, и паровоз медленно тронулся со станции.

В это самое время папа ходил быстрыми шагами мимо телеграфного окошка. Он очень волновался. По телеграфу должен был прийти ответ со станции Пролетарская.

Но ответа все не было.

Папа хотел уже посылать вторую телеграмму, но аппарат перед телеграфисткой вдруг застрекотал, и из него поползла узкая бумажная лента. Тут папа не выдержал. Он открыл дверь с надписью:

и бросился к аппарату. Он схватил ленту в руки, но на ней стояли только точки и черточки, черточки и точки.

Телеграфистка удивленно посмотрела на папу и сказала:

— Гражданин, прочли? Нашелся ваш мальчик?

— Но я не понимаю… по-вашему, — произнес папа. — Прочтите мне, пожалуйста.

— А… Не понимаете, тогда подождите, — сказала папе телеграфистка, положила перед собой ленту и начала писать, ворча себе под нос: — Привыкли к буквопечатающим аппаратам… А здесь железнодорожный телеграф… Здесь азбуку Морзе знать нужно.

Она говорила так потому, что существуют телеграфные аппараты, печатающие на ленте вместо точек и черточек сразу обыкновенные буквы. Тогда каждый может легко прочесть, что напечатано на ленте.

— Вот вам ответ! — громко сказала она и протянула за окошко сложенный листок.

Папа вышел из комнаты, стараясь ничего не задеть на ходу, и взял с полочки у окошка листок. Это был телеграфный бланк. На нем было написано:

«ОБЫСКАЛИ ВЕСЬ ПОЕЗД ПОИСКАХ СЛУЧАЙНЫХ МАЛЬЧИКОВ ТОЧКА ТАКОВЫХ НЕ ОБНАРУЖЕНО ТОЧКА НАХОЖДЕНИИ ВЫШЛЕМ ТОЧКА»

Ответ был написан непонятно. Но папа все-таки понял, что Травки в поезде нет.

«Уж не поехал ли он домой? — подумал папа. — Соскучился по маме, захотел кушать, встретил знакомого… мало ли что еще могло случиться… вот он и решил поехать домой. Ведь он у меня самостоятельный… Нужно позвонить домой по телефону».

Он просунул голову в телеграфное окошко и попросил тихим и жалобным голосом позволения поговорить по телефону. Телеграфистка видела, что папа очень расстроен, и позволила.

Папа снова вошел в комнату, взял с рычага телефонную трубку и приложил к уху. В трубке раздался гудок.

На телефонном аппарате был черный диск с отверстиями. В каждом отверстии виднелась цифра, а на самом диске стояли выпуклые буквы. Папа вставил палец в отверстие возле буквы «Д» и повернул диск. Только он вынул палец — диск сам собой повернулся обратно. Тогда папа вставил палец туда, где была цифра «4», повернул, отпустил, и диск снова встал по-старому. Так папа поворачивал диск у цифр «1», «8», «б», «8», пока не набрал номер телефона своей квартиры: Д 4-18-68.

Тогда по проводу побежал электрический ток, и вокзальный телефон соединился с телефоном папиной квартиры.

Провода всех московских телефонов подходят к автоматической телефонной станции. Здесь, на автоматической станции, люди только наблюдают за работой автоматов. А соединение происходит само собой, если только на телефонном аппарате поворачивать диск так, как нужно, то есть, как говорится, правильно «набрать» номер.

Папа услышал в трубке гудки, будто громадный шмель пожужжал-пожужжал и перестал. Потом снова принялся жужжать и опять перестал. Папа понял, что соединение произошло правильно. А эти шмелиные гудки показывали, что в их квартире раздаются звонки.

Мама взяла трубку, и между ней и папой начался разговор:

— Я слушаю.

— Скажи, пожалуйста, ты Травку уже накормила?

Мама не узнала папиного голоса. Она подумала, что говорит ее брат (Травкин дядя), и ответила:

— Травки нет дома. Он уехал с папой на дачу кататься на лыжах.

Папин голос:

— Да нет… Он решил вернуться… Встретил знакомых… Вспомнил, что ты без него скучаешь… Захотел кушать… Мало ли что могло случиться… Это говорю я — папа!

— Он не возвращался… Как же ты отпустил его одного? -прошептала мама очень испуганно и чуть не выронила трубку из рук.

Папа хотел рассказать всю правду, объяснить, что Травка потерялся нечаянно. Но мама не откликалась.

Папа еще и еще нажимал рычаг, потом начал колотить по нему так, что телеграфистка заступилась за телефонный аппарат:

— Гражжжжжданин!..

Папа присмирел, посмотрел на телеграфистку виноватыми глазами и тихонечко продолжал слушать.

В трубке раздавались какие-то шорохи и тихие стуки. Вдруг ему представилось, что как раз в это время в их квартиру в Новых домах вернулся Травка. Поэтому мама и не отвечает. А может быть, он и не сам вернулся, а его привели… или даже… принесли…

Папа быстро положил трубку на рычаг и бегом бросился из комнаты. Телеграфистка посмотрела ему вслед, встала и заперла на крючок дверь с надписью:

• Предыдущая
• 8/26
• Следующая