Алюта — воздушный слоненок - Розанов Сергей Григорьевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/19
• Следующая

И не успела Алюта ничего ответить, как он нахлобучил на нее слоновую голову и стал поворачивать девочку в разные стороны. Он кричал:

— Смотри, Соловейка, это — скафандр, костюм для полета на луну! В нем можно дышать, если вокруг совсем нет воздуха!

Соловейке было смешно смотреть на Алюту:

— Не то водолаз, не то слоненок на задних ножках.

Петька поднял голову кверху и заохал:

— Ох смотри, пожалуйста! Уже шестнадцать часов, а звездолет отправляется в двадцать. Она опоздает. Давай проводим ее на солено?!

Сольвейг тоже посмотрела на небо. На облаке явственно были видны громадные часы. Маленькая стрелка часов уже переползла цифру 15, а большая подходила к цифре 24.

Тут следует поговорить о часах. И зачем они оказались на облаке и почему показывали такие необычные цифры.

Про облако — совсем просто: летит, скажем, человек на самолете, и нужно ему узнать, сколько времени. А часы вдруг остановились. Не спускаться же на улицу! Тем более, всем известно, что самолетам между домами летать воспрещено. Я тут взглянул на облако, и сразу видно, сколько времени… Да и тем, кто идет по улице, всегда видны верные часы.

Другое дело — как приделать часы к облаку. Но и это просто. Не нужно их приделывать. Часы находятся на земле. Они помещены в прожекторе, а прожектор своим лучом посылает их в небо; Вроде того, как волшебный фонарь или киноаппарат посылает лучом картину на экран.

Кто-нибудь ехидный, наверное, спросит: а если нет облаков, что тогда? Но ведь можно сделать искусственное облако. Часовой прожектор похож на пушку, и, когда на небе нет облаков, он стреляет совсем как настоящая пушка. Только не так громко. В небо летит бомба. Она разрывается в небе и выпускает из себя громадный клубок густого дыма. Если смотреть с земли, получается совсем как облако. И на это облако прожектор насвечивает часы.

На часах не двенадцать цифр, а двадцать четыре: Да оно и удобнее: после двенадцати часов дня считать дальше — тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… Тогда не приходится объяснять, вечером происходит дело, утром ил и ночью. Вместо того, чтобы сказать: „Шесть часов вечера“, говорят просто: „восемнадцать часов“. Не нужно говорить: „двенадцать часов ночи“, а просто: „двадцать четыре часа“. А после двадцати четырех часов начинаются новые сутки: час, два, три… Так и считают время до двадцати четырех часов.

— А ну-ка, когда бывает на часах девятнадцать часов? Днем или ночью?

— В семь часов вечера, — ответил Травка (настоящий), посчитав немного на пальцах. — Да ты рассказывай дальше. Это мы в средней группе все уже знаем.

И папа продолжал рассказ.

Алюта не слыхала того, что говорил Петька. На голове ее был надет шлем. Но сквозь очки она видела, как Петька радуется и торопится, как улыбается Сольвейг. Ей стало интересно, о чем они говорят. Она сняла свою маску и услышала Петькин крик:

— Скорей, Алюта, скорей! А то опоздаешь! Мы поедем с тобой на солено?. Ты возьмешь нас с собой. Мы только посмотрим на звездолет.

Алюта не совсем поняла, в чем дело, но Петька так торопился, что и она тоже заторопилась. Она сказала только:

— Давайте скорей, берите парашют. Мы отвезем его куда следует.

Сольвейг уже складывала парашют по всем правилам. Она научилась этому в пионерском отряде. Но Петька чуть не затопал на нее ногами:

— Некогда, некогда! А то опоздаем! Оставим парашют здесь. Алюта, пиши записку.

Они написали записку и прикололи ее к сложенному наспех парашюту.

— Соловейка, ты не боишься ехать в Циолковск? — спросил Петька.

Сольвейг задумалась на минуточку, а потом бойко отвечала:

— Нет, почему же? А маме мы позвоним по телефону.

— Ну, тогда бежим!

Петька схватил обеих девочек за руки и понесся к движущейся улице.

Ему очень хотелось попасть сразу на автомобильную, самую скорую полосу. Она проходила рядом с аллеей. Но прыгать на нее сразу было опасно. Нужно было сначала по движущемуся мосту переправиться на самый медленный тротуар. Петька все прибавлял ходу. Алюта еле поспевала за ним. Ей стало жарко. Костюм ее был сделан из самого легкого материала. Но все-таки он был тяжеловатый. Алюте пришлось включить охладитель. По всему телу у нее пошли прохладные, приятные ветерки. Она почувствовала себя совсем бодрой и крепкой.

На движущейся лестнице ребята не стояли. Они бежали кверху, а потом, когда пронеслись над движущейся улицей, побежали по лестнице вниз. Ступени лестницы сами спускались и уходили из-под ног. Было похоже, что плавно спускаешься с неба. А руки — это крылья.

— Скорее! Скорее!

Петька успокоился только тогда, когда они очутились рядом с решеткой аллеи, на самой быстрой полосе. Тут все немного отдышались.

Петька посмотрел по сторонам, начал было что-то говорить, но замялся и только переступал с ноги на ногу.

— Ну, говори; говори! — подталкивала его Сольвейг.

— Алюточка, — выговорил, наконец, Петька, — надень, пожалуйста, шлем. Пусть все видят, что мы спешим не просто так, а боимся опоздать на луну.

По названию солено? похоже на что-то соленое. Но это только по названию. На самом деле это магнитно-железная дорога. Полностью она называется так: „Вторая опытная соленоидная трасса Москва — Циолковск“.

Вокзал солено? похож на громадную розовую трубу, положенную набок. Стены его блестят, как стекла. В углублениях стен стоят мраморные фигуры ученых, изобретателей, инженеров, строителей, рабочих — всех тех, кто выдумал, изобрел, построил эту необыкновенную дорогу. А на крыше вокзала — громадные статуи Ленина и Сталина — великих вождей.

Ни на вокзале, ни около вокзала нет рельс. Далеко, против открытой трубы вокзала, на высоких железных конструкциях и просто на крышах домов построены громадные кольца. В этих кольцах толстые электрические провода. Провода накручены спиралью, как проволока на карандаш. Только карандаш величиной с башню. Спирали из электрического провода называются соленоидами. От того и вся дорога называется соленоидной. А чтобы было покороче, просто солено?.

На станцию солено? вела тоже подвижная лестница — эскалатор. Но только около этой лестницы стояло четыре милиционера. Вокруг них толпились люди. Милиционеры прикладывали руки в белых перчатках к каскам и вежливо говорили:

— Простите, товарищ, а у вас имеется билет?

Ребята остановились перед милиционерами. Они не знали, что им делать. Сольвейг и Петька поглядывали на Алюту и ждали, что скажет она. Но Алюта ничего не говорила. Может быть она и говорила что-нибудь, но через шлем плохо были слышны ее слова. Она тоже не слышала, о чем разговаривали вокруг нее. А около ребят собралась уже целая толпа. Даже один милиционер заинтересовался и подошел ближе. Алюта хотела снять шлем, но Петька замахал на нее руками и сам объяснил за нее:

— Она на луну летит, а мы ее провожаем.

Милиционер вдруг вытянулся, будто увидел командира или будто вышел дежурить на перекресток двух самых главных улиц. Он сказал:

— Так прощайтесь скорее. Поезд сейчас отходит.

Необыкновенная строгость послышалась Петьке в голосе милиционера. Он поскорее схватил Алютину слоновую руку и начал прощаться изо всех сил. А Соловейка обняла Алюту за шею и поцеловала стекло шлема, за которым виднелись Алютины голубые глаза.

Милиционер торопил ребят:

— Скорее, скорее! Не задерживайте товарища. Поезд сейчас отходит. Пойдемте, гражданин, я вас провожу. А то вам тяжело в костюме.

— Она не гражданин, а гражданка — постарался объяснить Петька. Но милиционер только махнул рукой. Все равно, мол, это не важно. Он быстро повел Алюту ко входу в вокзал. Другие милиционеры попробовали было спросить у Алюты билет, но вожатый ответил за нее коротко и серьезно:

• Предыдущая
• 9/19
• Следующая