Врачебные тайны дома Романовых - Нахапетов Борис Александрович - Страница 2

Эту должность занимали представители древнейших боярских родов — Шереметевы, Милославские, Одоевские, Черкасские. При царе Фёдоре Иоанновиче аптечным боярином был его шурин, будущий московский царь Борис Годунов. Француз Яков Маржерет, несколько лет служивший в русской армии, был близок к царскому двору. Он писал: «Важнейшее в России достоинство есть сан Конюшего Боярина, за ним следует Аптечный Боярин, главный начальник медиков и аптекарей; потом Дворецкий и наконец Крайний, сии четыре сановника занимают первые места в думе».

Аптечные бояре ради «остерегательства великих государей здоровья» обязаны были предупреждать возможность «ведовских дел» (колдовства), использования «лихого зелья» (отравы), а также должны были подносить царю лекарства, попробовав их вслед за прописавшим лекарство доктором и изготовившим его аптекарем. Помещался Аптекарский приказ в Кремле, напротив Чудова монастыря и соборов, там же находилась и аптека. Услугами врачей Аптекарского приказа первоначально пользовался лишь царь. «Ни один медик не дерзал под опасением ссылки пользовать вельмож без именного приказа государя, — свидетельствовал Яков Маржерет. — По всей России никогда не было других аптек и лекарей, кроме царских».

В состав Аптекарского приказа входили: цирюльники («барберы»), рудомёты (кровопускатели), костоправы, аптекари, алхимисты, водочные перепушики (дистилляторы), травники, огородники, окулисты (оптики), переписчики, переводчики. Но главную роль, конечно, играли доктора и лекари. Своих врачей в России тогда не было, и их выписывали из-за границы. О положении дел в России в XVII в. историк А.Е. Пресняков писал: «Необходимость учиться у иноземцев… открыла в московскую среду доступ иностранцам в таком количестве, какого раньше не бывало… На иностранцев пришлось опереться в организации полков нового ратного строя, в развитии русской артиллерии и в первых попытках кораблестроения, в расширении „врачебного строения“…»

Иностранные врачи приезжали в Россию со своими семьями, помощниками, слугами (российским подданным не разрешалось служить у иностранцев), привозили с собой аптеку. Им давалось отдельное жильё, они обеспечивались всем необходимым для жизни. Так, во времена Бориса Годунова доктора имели жалованье 200 рублей в год, хлебную провизию для прокормления себя, своего семейства и людей (прислуги), 16 возов дров, 4 бочки мёду, 4 бочки пива, всякий день сторону свиного сала, около полутора кварт водки и уксуса, кроме того, от всякого обеда царские подачки и всякий месяц 12 рублей на закупку свежей столовой провизии. Каждому доктору выделялось из царской конюшни по 5 отличных лошадей и по одному доброму коню, «чтобы летом каждый день отправляться в Кремль и по аптекам». Две экипажные лошади предназначались для супруги доктора «съездить в церковь», одна чернорабочая лошадь — чтобы таскать воду, и ещё одна особая лошадь, чтобы зимой впрягать в сани. Сверх того давалось поместье с 30–40 крестьянами. Практиковались и единовременные вознаграждения: «Когда дадут лекарство и оно подействует хорошо, каждый получает в подарок кусок камки или бархату на кафтан, или прекрасных сорок соболей».

Как видно, придворные доктора, представлявшие собой своего рода царскую роскошь, обходились казне достаточно дорого, поэтому приглашение иноземных докторов происходило по большому выбору: на царскую службу принимались лишь опытные, знающие, учёные специалисты, занимавшие до этого в ряде случаев должности придворных медиков у иноземных государей, представившие рекомендации или от правящих особ, или от других известных в Европе докторов.

При вступлении на службу врачи и аптекари произносили клятву в духе понятий того времени: «Лиха государю и семейству не хотети, не учинити, зелья лихого и кореньев не давати, всяким ведомским мечтанием не попортити, по ветру никакого лиха не посылати и следу не вынимати». С них бралось обещание «никого не лечить без указу государя». Было даже издано специальное распоряжение о том, чтобы «ни один медик не дерзал, под опасением ссылки, пользовать вельмож без именного приказа государя».

Многие придворные врачи не знали русского языка, и поэтому их постоянно сопровождали толмачи-переводчики, которые, надо полагать, играли роль и соглядатаев. М.Ю. Лахтин сообщает по этому поводу: «Близкое отношение иноземных докторов к членам царской семьи имело для них и свои отрицательные стороны. Вследствие крайнего недоверия к обществу московское правительство стремилось оградить свою безопасность целой системой шпионов. Не только к приезжавшим в Россию иностранцам, но ко всем русским должностным лицам командировались из приказа Тайных дел подьячие, которые должны были постоянно находиться при них и доносить обо всём, что ими говорилось или делалось. Врачи в этом отношении должны были, конечно, быть предметом особого внимания».

Лечение самого царя и членов его семьи обставлялось весьма сложными формальными процедурами. Каждое мнение, высказанное врачами, каждое их действие должны были облекаться в форму протокола за их подписями и подписью дьяка Аптекарского приказа. Пользовавший царя врач обязан был подавать в Аптекарский приказ подробное письменное заключение о диагнозе, а затем подавать такие же «сказки» о дальнейшем ходе болезни. Следует с удовлетворением отметить, что эти «формальности» послужили благодатной источниковедческой основой для изучения начального периода истории отечественной медицины.

При отпуске лекарств из аптеки для царя или членов его семьи принимались чрезвычайные меры предосторожности, в частности, предписывалось «самому дохтуру и аптекарю того лекарства надкушать, а как великие государи то лекарство изволят принять, и тогда дохтуру, в коем месте ему велят, указу ожидать, пока благое действие того лекарства совершится».

Первую царскую аптеку в России основал в 1581 г. Джеймс Френчем. Она была обставлена с большой роскошью. Окна пестрели разноцветными стёклами, потолки были расписные, стены обиты лучшим английским сукном. Вдоль стен стояла крытая бархатом мебель, висели зеркала. Вся аптечная посуда была из шлифованного хрусталя с золочёными крышками, некоторые принадлежности — из чистого серебра. Историк медицины Н.Я. Новомбергский объяснял, что эта роскошь предназначалась для царя и его семьи. Отсвет этой роскоши падал и на работавших здесь докторов и аптекарей. Снабжалась первая аптека лекарствами как из-за границы, так и из различных регионов России. Например, в 1654 году посланные в Голландию дьяки Андрей Виниюс и И. Марсов купили, как им велели, «аптекарские запасы и всякие лекарские снасти».

Работа аптекарей, готовивших лекарства для царя и его семьи, находилась под жёстким надзором. Лекарства хранились за печатью дьяка Аптекарского приказа в особой комнате, куда не допускались без особого надзора даже сами врачи. Прописанный врачами рецепт подвергался внимательному обследованию. Во избежание отравления предназначенное царю лекарство сначала давали «надкушать» самим врачам и аптекарям, а иногда и приближённым царским боярам; после того как царь принимал лекарство, доктор обязан был не уходить, пока не обнаружится его целебное действие.

В архивах Аптекарского приказа хранится составленный 27 апреля 1682 г. «Список Оптекарского Приказу чиновным людям», дававшим присягу вступившему на российский престол царю Петру I. Новому царю присягнули на верность 6 докторов, 4 аптекаря, 2 алхимиста, 5 иноземных лекарей, 14 русских лекарей, 27 лекарских учеников, один костоправ и 3 ученика алхимистского и аптекарского дела.

Присяга иноземцев заключалась в том, что их «приводили к вере». Как сказано в архивных документах, «приводил иноземцев к вере перед боярином и дворецким, перед князем Василием Фёдоровичем Одоевским да перед дьяком Андреем Виниюсом из Немецкие Слободы Лютерской веры пастор Пётр Ран, а говорил каждому речь… после его каждой говорил же: правыя рука два перста простёрты подняв палец и меншие персты согнув, такову: Яз имрек, клянуся Богу сею моею телесною присягою, что мне Государю своему, Царю и Великому Князю Петру Алексеевечу Всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцу, послушно верно и доброхотно служити, и чтоб в службе моей мне будет приказано — по моему лутчему веданю и искусству и крайнему положению без всякого лукавства исполняти по истине, на том мне Боже помози и Его Святое Евангелие. И целовали Евангелие в том месте, где начинается первая глава Евангелия Иоаннова».